Мы сами выбираем путь. (Омега)

Кто придумал красить больничные стены в белый цвет? Возможно, у кого-то это ассоциировалось с чистотой, у меня же этот цвет вкупе с запахом медикаментов и дезинфицирующих средств вызывал разве что тошноту. В моей палате все было белым: занавески, подушки, даже лилии, что принесли родители. Единственным цветным пятном был ярко-красный пакет со сладостями от Рэя. Но у меня так и не поднялась рука открыть его - красный цвет меня пугал. В больницу меня привез Люк - тот самый молодой бета с открытой улыбкой. Сдал на руки санитарам и исчез в неизвестном направлении. А потом все закрутилось, как в калейдоскопе: осмотр, вызов полиции, плачущий папа и смертельно бледный отец, вопросы, причитания. Полиции и родителям я ничего не сказал. Из-за лёгкого сотрясения после удара того громилы врачи диагностировали возможную амнезию, что и спасло от ненужной лжи и изворотов. И все же успокоиться я не мог, мне необходимо было хоть ненадолго остаться одному, чтобы подумать и привести мысли и чувства в относительный порядок. Но вокруг было слишком много народа. Наконец, я с ужасом понял, что еще чуть-чуть, и сорвусь. Видимо, мое состояние заметили врачи, спасительный укол унес меня в страну покоя. И кажется, я там задержался, копаясь в воспоминаниях, словно в куче мусора, потому что перед глазами то и дело мелькали картинки грязного изнасилования и того, что случилось потом. «…Пистолет не был заряжен. Я понял это спустя два холостых щелчка, и все равно нажал на курок в третий раз. Джим рассмеялся и мягко отобрал у меня оружие. - Думаю, он уже труп, - произнес мужчина, снимая длинный плащ и накидывая мне на плечи. Я упрямо замотал головой. Жажда крови была слишком велика. У моих ног лежал насильник, и я мечтал прострелить ему башку. И какой-то альфа смеет шутить со мной в такой момент?! - Не злись, - Джим махнул рукой бете, и тот, фыркнув, отошел к своим товарищам. - Впервые вижу омегу, готового вышибить мозги своему насильнику. Говорить можешь? Я попытался огрызнуться, но вместо голоса вышел один хрип, заставив меня закашляться и фактически сложиться пополам. Горло саднило ужасно, словно его царапали изнутри. - Ясно. Спрошу прямо - тебе нужна твоя жизнь? Я возмущенно уставился на сумасшедшего старика и горячо кивнул. Это что шутка? Конечно, я хочу жить! Какой идиот ответит отрицательно? Он меня за дурачка держит, что ли? - Ты уж извини. Трепетную омежку, которую пустили по кругу, я бы предпочел пристрелить. Ну, так гуманнее, что ли, будет. Ни психических расстройств, ни сломанной судьбы в будущем. Ты чего за пистолет-то схватился? Состояние аффекта? Я кое-как откашлялся и сорванным голосом хрипло зашептал: - Гуманист хренов. Джим снова рассмеялся и хлопнул меня по плечу. Больно, между прочим. - Тогда давай так, ты нас тут не видел, ничего не помнишь. Взамен подбросим тебя в больничку. Идет? Я кивнул. Ярость потихоньку улеглась, тело болело немилосердно, но был еще один неразрешенный вопрос. И я поддал этому самому вопросу ногой под ребра, вынуждая повернуться на спину. И услышал тяжелый вздох за спиной. - Так и знал. Может, ты и омега, но характер у тебя сволочной, типично альфий. Дай угадаю, ты, небось, и рос, как трава у дороги, сам себе предоставлен. Гордый. Жестокий. Обидели - и надо обидчика в пыль стереть, чтоб другим неповадно было, - Джим устало потер переносицу. - Знаешь, в том, что произошло, есть и твоя вина. Расслабился, что ли? Или омегой себя почувствовал? Я дернулся, отстраняясь от него, но альфа придержал меня за локоть, тем самым остановив падение. - Тихо, тихо. Дергаться не надо, правду никто не любит, но глотать ее надо молча. Видал я мальчишек вроде тебя, да только ломаются они быстро, не каждый может соответствовать своему статусу. А ты, смотрю, наоборот - включился. Бесишься теперь, рвешь и мечешь, не боишься и ручки кровью замарать. Только не надо тебе этого, не надо. Отомсти кому надо, и будет. Тебе это необходимо, тебе даже легче станет, кто бы что не говорил. Это будет несложно, таких шестерок только дураки нанимают, да ты уже и сам понял, что к чему. Мягкий голос Джима и теплый запах сильного тела почти убаюкивали меня. Я чувствовал, как меня укладывают на мягкое сиденье автомобиля, и позволил себе наконец отключиться…» Пришел я в себя быстро, вот только не сразу дал знать окружающим. Тут мне, конечно, помог лечащий врач-альфа. Наверное, я выглядел совсем жалко, поэтому он пообещал, что какое-то время не будет пускать ко мне посетителей, сославшись, что я - не пришел в себя. Мне не хотелось обманывать родных, особенно Рэя, зная, как он переживает, но что поделать, мне нужно было все хорошенько обдумать. Лежа в чистой больничной койке, в безопасности, я раз за разом прокручивал последние слова Джима, не веря, что во мне кроются такие чувства. Ярость сменилась усталостью, но никуда не ушла - смертоносной змеей скрутилась на груди и ждала, когда ее разбудят. Думаю, того мудака, Ронни, все же убили, зачем им оставлять следы? И мне не было жаль ни его, ни тех ублюдков в лесу, и не жалел, что не я их прикончил - мне было просто все равно. А потом я терзал свой измученный мозг. То ли благодаря лекарствам, а может, и не хилой психологической встряске, но теперь, копаясь в прошлом, ставшая привычно спутницей таких манипуляций, боль не приходила. Детские воспоминания обрели четкость и цвета. Я все помнил: Джека и его семью, нашу драку, которая и привела к тому, что сегодняшний альфа меня не узнал. И как-то фоном проскользнула неприятная мысль. Том все знал. Он-то, в отличие от нас двоих, память не терял. Досада и разочарование поселились в душе, но ненадолго. В конце концов, он не обязан был сразу же выкладывать все карты на стол. Он оставался нашим другом, давая нам возможность самим все вспомнить. Сердиться или обижаться долго на него я не смогу. Но поставил галочку - поговорить с ним. И, словно этого было мало, возросло недовольство родителями – я не понимал их решения все скрыть от меня. Почему? Только ли из-за того, что я не оправдал их надежд? Возможно. Ведь я рос не миловидным, изящным и благовоспитанным омегой - таким, как все. Вы не подумайте, я не был против семьи, мужа, домика с небольшим садом и детей. Но имел на это свою точку зрения. Что в этом плохого? Почему нельзя принять меня таким, какой я есть, не ломая и перестраивая, не отворачиваясь. Из всей семьи только младший брат поддерживал меня, когда я терял надежду «достучаться» до родителей. Прокручивая поведение папы и отца, я невольно вспомнил Майкла, который пошел на такую низость, лишь бы избавиться от меня. Как ни странно, но я даже понял, что им двигало. Понял, но не простил, так как не видел за собой вины. В чем? В том, что оказался истинным его сына? Или дело в моем телосложении, характере, образе жизни? Какое им дело? Серьезно. Искреннее недоумение - за что? - зарождало в моей душе негодование, злость, которые поднимали свои уродливые головы и жалили не хуже змей. Вот только весь яд доставался мне - я пока еще не был готов вылить его на родителей, друзей и… Джека. Рано или поздно мне придется вернуться в мир, но прежде чем я встречусь с семьей и следователями, отвечая на водопад дотошных вопросов, прежде чем во мне укрепится желание «мстить», я хотел поговорить с моей парой хотя бы раз. Увидеть, услышать голос, и, черт подери, пусть это было эгоистично и глупо, я хотел, чтобы он пообещал мне, что все будет хорошо, он отомстит всем причастным к этому кошмару и никогда не оставит меня. Но по мере того как шли дни, я улавливал странное напряжение в воздухе. Лечащий врач, делая очередной обход, говорил, что мои родители и брат приходят в больницу каждый день в надежде, что именно сегодня я «очнусь». Бросая неодобрительные взгляды, Рихард каждое утро пытался убедить меня, что вечно прятаться я не могу. А на мой вопрос, кто еще хотел меня видеть, качал головой, припоминая только альфу Тома и омегу по имени Ани. И ни разу в его ответе не прозвучало имя Джека. И после этого я снова упрямо просил дать мне еще время. Не знаю, сколько бы это продолжалось, но однажды, проснувшись с рассветом и почувствовав на лице теплое прикосновение солнечного луча, понял – пора, и я дернул за халат медбрата, попросив позвать доктора Рихарда. Уже через час в моей палате собралась вся семья, счастливые от того, что их Кэл пришел в себя. Я даже растерялся от того, что отец, холодный Дэниел Холидей, покусывая краешек губы, крепко сжал мое плечо, прошептав: "С возвращением". А вот то, что Рэй разревется и пообещает в следующий раз самолично придушить, чтобы не пугал так больше, я знал наверняка. Братишка, прежде чем родители и врачи успели его заткнуть, сообщил: «Что бы ни случилось в будущем, какими бы страшными ни были обстоятельства, смерть - это удел слабаков, а его брат не слабак!». Я смеялся так, что у меня заболел живот. Папа тут же отвесил сыну подзатыльник, отец одобряюще хмыкнул, соглашаясь с младшим сыном, а лечащий врач и пара медсестер, которые в это время находились в палате, закатили глаза и прикрыли усмешки. После и доктору Рихарду, и мне пришлось буквально отбиваться от засыпавшего нас вопросами Луиса. Папа был дотошен, выспрашивая у меня о самочувствии и требуя полный отчет от доктора. Рэй все время пытался меня обнять, не веря, что я живой и относительно здоровый, отец же только и успевал оттягивать ретивого сынишку, пока тот не свернул мне капельницу. В общем, мое «возвращение в мир живых» было веселым, как и последующая реабилитация. Я даже было подумал, что не все так плохо, но… Чувствовал я себя с каждым днем все лучше. На второй день после того как разрешили посещения, ко мне заглядывали следователи, я честно ответил на все их вопросы: шел из магазина, удар по затылку, а дальше не знаю, не помню. Придя еще пару раз, они, наконец, отстали, шепнув напоследок, что дело зашло в тупик. Я не расстроился, на тот момент меня волновало совсем другое. Отец, видимо, памятуя о минутной слабости, отделывался на редкость скупыми смс-ками и оплатой больничных счетов. Чаще всего в моей палате дежурил папа, он фактически жил здесь, и если бы не Рэй, то еще и на ночь бы оставался. Спасибо братишка, иначе я сошел бы с ума. Дело в том, что папа не замолкал ни на секунду, когда мы оставались один на один, мне ни разу не удавалось вставить и полслова, чтобы, наконец, поговорить о том, что меня мучает. А при Рэе я не собирался поднимать столь щекотливую тему как ложь моих родителей о моем истинном и о том, что они никогда не упускали момента ткнуть меня, пусть и невольно, в мою неправильность и непохожесть. Поэтому молча выслушивал бесконечный поток новостей и ненужной информации, пока однажды, когда врачи уже разрешили мне вставать, папа сам не заговорил о том, что со мной произошло. И я понял, что та робкая надежда, что я все-таки нужен, растаяла, словно снег на весеннем солнышке. Лежал, смотрел на деловито выговаривающего папу и чувствовал, как душу затягивает холодом. - Это все от того, что ты ведешь неприличный для омеги образ жизни, – папа по-деловому был серьезен, поправляя сбившееся одеяло и не видя, как застыло мое лицо. - Не удивительно, что такое произошло. Милый, ты можешь на меня сердиться, но я все-таки скажу - это полностью твоя вина. Тебя изнасиловали только из-за того, что ты вел себя вызывающе. Где это видано, чтобы омега занимался единоборствами и выступал на соревнованиях? А твоя дружба с альфами?! Это же недопустимо. Когда ты был ребенком, это еще можно было списать на детскую непосредственность. Но тебе уже не семь лет, Кэл. Пора уже начать вести себя как настоящий омега. Если бы ты с самого начала вел себя как предписано тебе природой, с тобой ничего бы не случилось. - Заткнись. Я скинул папину руку с одеяла и сел. Внутри клокотала злость вперемешку с обидой. Да, я сам виноват, что сказал, будто ничего не помню, только факт изнасилования нельзя было скрыть. Психолог, проводящий со мной часовые сеансы каждый день, как-то попросил зайти к нему Луиса, я тогда бессовестным образом подслушивал под дверью, он рекомендовал ему не поднимать столь щекотливую тему. И папа согласился. И вот сейчас, наплевав на все рекомендации, он говорил эти несправедливые слова, которые жалили мое сердце, ядовитыми семенами прорастая в душе болью. В голове билась только одна мысль: кто дал ему право осуждать и ставить мне в вину то, что произошло со мной? - То есть если бы я вел себя как нежная омега, - чеканил я каждое слово, - то ты сейчас гладил бы меня по голове и говорил, что такое случается, а потом бы мы на пару поплакали и забыли обо всем, так? Папа слегка побледнел, но сделал вид, что не услышал, и упрямо продолжил: - Не волнуйся, папочка о тебе позаботится. Пока ты был без сознания, я обратился к компетентным людям и они посоветовали мне великолепную клинику в Швейцарии. Там не только делают пластические операции, исправляя дефекты во внешности омег, но и проводят сложнейшие манипуляции с телом. Да, долго, но эффективность потрясающая! Конечно, это операция, и не одна, курс гормональных препаратов, сеансы психотерапии. Мне сказали, что после всех процедур тебе понадобится около шести месяцев реабилитации… - Серьезно? - сидеть и слушать этот откровенный бред не было уже сил, я встал, крепко сжимая кулаки - обида прошла, оставив только холодную злость и желание отстоять свою честь. – Думаешь, я лягу под нож только потому, что тебе претит такой сын?! Хрен вам! Если на то пошло, то в клинику надо тебе, а лучше - в лечебницу. Есть такая на юге Прованса. Центр Психиатрической помощи называется. Губы папы сжались в узкую полоску, глаза блеснули, он опустился на стул, стоявший у кровати. Сидел ровно, сложив на коленях руки и снисходительно глядя на меня. - Мы сейчас говорим о твоем будущем. Ты задумывался - что дальше? Этот твой мнимый истинный... - Я вскинулся, но папа жестом заставил меня замолчать. - Хватит, Кэл. Думаешь, этот альфа примет тебя после того, что произошло? Да никогда! Ты не смог защитить себя, хотя строил из себя альфу, теперь у тебя один путь - измениться… - Уходи. Я не собираюсь слушать этот бред, - я облокотился о стену, отчасти потому, что ноги держали меня с трудом, а отчасти, чтобы не наделать глупостей, так хотелось залепить папе пощечину, чтобы он очнулся. - Не будь дураком, - мой родитель начал злиться, хоть и старался сдерживаться. - Ты не альфа, ты даже не бета, Кэллиан. Ты можешь вывернуться наизнанку, но против природы ты бессилен. Отец нашел тебе подходящего жениха, это Грегори Винс, его партнер. Конечно, он не так молод, ему сорок девять, зато он хочет семью и не более двух детей. Ему не важно, получишь ты диплом или нет, для него омега - это хранитель очага, так что после родов ты полностью посвятишь себя семье. К тому же он готов подождать, пока ты будешь в Швейцарии, так что тебе несказанно повезло. Подумай, Кэл, это лучшее, что судьба может тебе предложить. После всего, что случилось, начни новую жизнь, правильную. Муж, дом, дети - вот настоящее счастье для омеги. Сам не зная, папа последним словами озвучил мои мечты, вот только понятие «счастья» у нас разнилось. Перед глазами плясали кровавые пятна, звон в ушах превращался в колокольный набат. Я даже не понял, что прокусил губу - вкус крови только подзадоривал мою жажду мести, которая требовала вцепиться в глотку человеку, давшему мне жизнь. -Ты, - мой голос хрипел и срывался. - Ты чудовище. Как ты можешь решать мою судьбу, делая вид, что я всего лишь кукла без права голоса?! - Я твой папа, и мне лучше знать, что сделает тебя счастл… - Мне плевать на твои сумасбродные планы! И знаешь, я даже рад, что меня изнасиловали, есть большой шанс, что я не смогу иметь детей. Ой, ну не делай такое лицо, - хмыкнул я, глядя, как папа морщится. - Меня изнасиловали. Да. Несколько альф. И судя по твоему лицу, могу сказать, что этот факт тебе настолько омерзителен, что ты готов сделать из своего сына подопытную крысу. - Прекрати, - ноздри папы раздувались от праведного гнева, но пальцы нервно теребили край туники, выдавая нервозность. Ему были неприятны мои слова. Очень. Но меня уже было не остановить. - Я пытался поступать как примерный сын, чтобы вы были мной довольны. Учился в закрытой школе, уехал в другой город учиться в университет. Был рад, когда вы приезжали ко мне в гости, и никогда, слышишь, никогда не просил тебя о любви, просто мне хотелось, чтобы ты хотя бы иногда был мной доволен. Но все мои попытки были бесполезны, ты всегда находил причины придраться ко мне, к моему образу жизни, поведению. Что я должен сделать, чтобы ты сказал, что гордишься мной и рад, что я твой сын? Лечь под нож или просто сдохнуть? Скажи мне, папа! Я видел перед собой бледное лицо родителя и слезы, что катились по его щекам, не замеченные им. Но их видел я, и они были как бальзам на мою разодранную в клочья душу. Я хотел, чтобы ему было так же больно, как мне. Всю сознательную жизнь мне приходилось учиться справляться с собой, относиться ко всему проще, не заморачиваясь на чувствах, я сбежал, став сильнее физически и морально настолько, чтобы перестать зависеть от мнения окружающих, и мне казалось, что у меня получилось. Но все мои достижения разбивались у ног безжалостного человека, которого я называл своим папой. - Неужели ты не понимаешь? - он поднялся, на его лице застыла маска жалости к чудовищно несправедливому мне, а голос дрожал. – Ты запутался. Ты блуждаешь во тьме, и только я могу указать тебе верное направление. Я слишком долго потакал твоим капризам, не видя, как ты делаешь ошибку за ошибкой, причиняя себе боль, но теперь я все возьму в свои руки и исправлю. И сделаю для этого все, что потребуется. У меня возникло стойкое чувство, что я говорю с куклой, у которой лицо моего папы. И мне безумно захотелось ударить по этой маске, чтобы она развалилась на куски, вернув того, кого я в глубине души любил. Я даже сделал шаг вперед, оторвавшись от стены. И в этот момент в палату ворвался взъерошенный Рэй. Он чуть попятился, уловив тяжелую атмосферу. - Э, а что происходит? Кэл? Папа? Вы опять ругались? - Нет, - Луис вымученно улыбнулся, - мы просто не сошлись во мнении. - Снова, а я-то думал, что вы хотя бы в больнице не будете выяснять, кто из вас в своем праве, - вздохнул братишка, упрямо потопав прямо ко мне. – Кэл, ты взрослый, умный, ты сам знаешь, чего хочешь, и добиваешься этого, но пойми, для папы ты так и останешься его ребенком, которого нужно наставлять на путь истинный. - Мой маленький спасительный ураганчик, неугомонный Рэй, помог мне сесть на постель. Адреналиновая волна схлынула, теперь ноги мелко противно дрожали, а позвоночник беспощадно ныл. Убедившись, что я хорошо сижу, Рэй повернулся к Луису. – А ты, папа, должен уже принять Кэла, он доказал, что достоин сам выбирать свой путь. И ваши баталии, кто кому должен подчиниться, ни к чему хорошему не приведут. Смотри, ты снова плакал. Я наблюдал за тем, как Рэй ласково стер с лица папы дорожки слез и крепко обнял, и умилялся этому ангелу примирения. Его появление и небольшая отповедь изрядно разрядили обстановку. Настоящий переговорщик, ему бы в политику или во врачеватели душ. Между тем братишка разжал объятия и озорно улыбнулся, окидывая меня взглядом. - У меня, между прочим, три прекраснейшие новости! – Я скептически вскинул бровь, но Рэй, не обратив внимания на мой мрачный вид, вернулся к двери. – Первая, тебе предписаны прогулки! Вторая, с завтрашнего дня разрешены посещения друзей, и главная… - он выдержал театральную паузу. – Мы идем на улицу! Жестом фокусника он вкатил в палату инвалидное кресло и обернулся ко мне с сияющей улыбкой. Оказалось, достаточно одного взгляда на счастливую мордашку брата, и в моей груди словно лопнула стальная пружина из ненависти. И я отзеркалил улыбку Рэя, краем глаза отмечая, что папа вытирает бумажным платком уже абсолютно сухие глаза. Очередное представление? Рэй снова повис у него на шее, возбужденно шепча: - Папочка, любимый, ты все время у Кэла, ты так устал, тебе надо немного отдохнуть. Мы погуляем с ним недолго, а тебе лучше выпить кофе, сейчас самое время. Папа нерешительно кивнул, разговор со мной изрядно потрепал его нервы, я видел, что ему страсть как хотелось побыть одному, а тут такой повод. - Ты прав, мне нужно сделать несколько звонков, да и кофе не помешает. Удивительно, что в такой больнице он достаточно хорош. Рэй только закатил глаза и быстро, пока папа не передумал, помог мне накинуть теплый халат и перебраться в кресло. Я даже не понял, как мы оказались на улице. Вроде вот Рэй толкает мое кресло по коридору, и вдруг раз, и меня на мгновение ослепляет яркое солнце. Вдохнув полной грудью, я рассмеялся. Оказывается, для счастья надо так мало: свежий воздух и избавление от неприятного разговора. С непривычки голова закружилась, и я сглотнул вставший поперек горла ком. Рэй не повез меня дальше крыльца, врач разрешил побыть на улице не больше пятнадцати минут. Подкатив кресло к скамейке, что стояла тут же, он уселся на нее и сжал мои руки. - Родители тебя любят, только по-своему. - Ты уверен, что они любят именно меня, а не того Кэла, которого папа нарисовал в своем воображении? Или когда расписывал, каким я буду после операции. - Они просто хотят, чтобы ты был счастлив, Кэл, - взгляд Рэя стал грустным. - И не желают признавать, что ты счастлив и так. Я уверен, однажды они тебя поймут. - И когда это будет? Когда я лягу под нож, а потом буду вести себя, как хотят они, перестав быть собой? Я не подопытная свинка, братик. - Ты будешь милой свинкой, - хрюкнул Рэй, и я не удержался и тоже засмеялся. - И все же дай им время. Я вот люблю тебя, даже когда ты злишься или грустишь. Тебе будет сложно, но как говорит папа: в этом мире у каждого есть пара. А значит, и у тебя, такого неправильного, она есть. И вы встретитесь. - Рэй, ты забыл? Я уже встретил свою пару. - Ах да, Джек, – хлопнул себя по лбу братишка и тут же озадачился. – А почему я его не видел? Он что, так тебя и не навестил? Он хоть знает, что ты в больнице? - Нет, - ложь далась мне с трудом, Рэй пристально вглядывался в мое лицо, а потом просто кивнул. - Знаешь, истинность не означает, что ты приговорен именно к конкретному человеку и без него не будешь счастлив никогда. Я открыл было рот и тут же закрыл. Рэй. Откуда в маленьком омеге столько недетской мудрости. Мой младший брат выглядел сейчас гораздо старше своих лет. Наверное, и ему несладко живется, но в наших телефонных разговорах он ни разу не заговорил о своих проблемах, на все мои вопросы он отвечал, что все прекрасно. Возможно, он просто щадил мои чувства. Не хотел расстраивать. В моей груди защемило от нежности. Рэй, как же я тебя люблю. - Некоторые вещи хорошо видны только издалека, - продолжил братишка, смотря в даль. - Кто знает, как далеко нужно уйти... Кстати, завтра в десять придет Том, думаю, вам надо поговорить. - Не надо, - буркнул я, щурясь от порыва ветра. - О, маленькая милая свинка дуется! - снова оживился Рэй, включая милую язвочку.

***

На следующий день - о, чудо! - папа уехал сразу же после завтрака, вскользь упомянув о какой-то важной встрече. О наболевшем мы больше не заговаривали, так что я обрадовался возможности побыть все утро одному, поэтому даже не стал уточнять мотивы встречи. Оставшись один, я попытался взять себя в руки, готовясь к встрече с Томом, и пусть я буду рад увидеть его, но тем не менее серьезного разговора нам не избежать. Взглянув на часы, увидел, что до назначенного времени оставалось не больше минуты. Я усмехнулся, альфа всегда отличался педантичностью и точностью. Уверен, если бы у моих часов была музыка, оповещающая о начале часа, Том вошел бы в палату с первыми звуками. И верно, стоило большой стрелке перейти на цифру двенадцать, дверь в палату открылась, пропуская альфу. У меня была заготовлена целая кипа язвительных приветствий, но когда я увидев Тома, все они мгновенно выветрились из моей головы, оставив беспокойство за друга. Выглядел он как обычно, одет с иголочки, прическа в идеальном беспорядке, ухоженные руки, вот только не понравились мне темные тени, что залегли под его глазами, да морщинка между бровей. Да, черт возьми, он даже стал меньше ростом. А его поведение? Кинув на меня осторожный взгляд, он только кивнул в знак приветствия и уселся на стул, что стоял возле кровати. Я перевел взгляд на дверь, ожидая, что вот сейчас появится Ани. Но в палату так больше никто и не вошел. Пауза затягивалась, просто никогда не думал, что буду чувствовать с Томом себя неловко. Это чувство мне совсем не нравилось и я решился. - Где Ани? - Как ты? Вопросы прозвучали одновременно. Сначала мы непонимающе уставились друг на друга, а потом рассмеялись. - Давай, ты первый, - махнул я рукой. - Как ты? - повторил свой вопрос Том, я задумался, что ему ответить. Я знаю, что друг общался с Рэем, и мой братишка рассказал ему в общих чертах о том, что со мной произошло. Так что по поводу изнасилования он должен быть в курсе, а раз так, то: - Неплохо, раз врачи разрешили прогулки и посещения. Я сильный, Том. Врачи диагностируют улучшение и полное выздоровление. Они только не уверены, смогу ли я иметь детей. Это я узнаю через полгода, когда сдам еще несколько анализов. - Уверен, все будет в порядке. Исчерпывающе, надо сказать. Хоть в голосе и слышалось искреннее беспокойство за меня, и облегчение от моего ответа, смотреть на меня Том избегал. Ну, это его все равно не спасет от неудобных вопросов, но сначала: - Где Ани? Я знаю, что вы предпочитаете всюду ходить вдвоем. И мне хотелось бы его увидеть. - Он передавал тебе привет и сказал, что зайдет на днях. - Вы поссорились? На мгновение я увидел глаза Тома, в их глубине плескалась боль. - Если бы, - тихо ответил альфа, горько усмехнувшись, но видя, как я начал приподниматься, быстро закончил: – Мы не расстались. Просто у нас немного сложный период. Я хотел познакомить его с родителями, но он отказался, мотивируя тем, что гуру Гармонии не созданы для семьи. Моему удивлению не было предела. Странно, что Ани так сказал, учитывая, как он смотрит на Тома. Я мог бы поклясться, что они истинные. - Вы ходили в институт «Зов пары»? - Нам и не надо, - Том яростно сверкнул глазами. – Мы и без него знали, что являемся истинными. Только вот это знание оказалось важнее для меня, - уже тише добавил Том и отвернулся к окну. Мне было жаль альфу, ведь я прекрасного его понимал, как это больно, когда твоя пара отказывается принимать тебя. Мы снова замолчали, разговор явно не клеился, хотя, думаю, мы оба эту встречу представляли несколько иной. - У вас все наладится, нужно только время, - произнес я, искренне веря в свои слова. Том в ответ только кивнул, продолжая упорно разглядывать пейзаж за окном. Снова повисла тишина. Несколько раз альфа пытался заговорить, но, натыкаясь на мой взгляд, тушевался и опять отворачивался к окну. Я решил следовать своему плану: лучше мы выясним интересующие меня вопросы здесь и сейчас, чтобы не потерять нашу дружбу. - Ты знал. Не спросил, а именно констатировал факт. Том понял, о чем я говорю, и только кивнул. - Почему не сказал? - А что бы это изменило? – тяжело вздохнул альфа. - Вы ведь все равно стали встречаться. Видимо, это действительно магия истинных. И если бы я рассказал вам о том, что мы знаем друг друга не со второго курса, а с детства и что тогда произошли несколько неприятных вещей, это, возможно, могло разрушить все. - Оно и разрушило, - тихо, скорее для себя, прошептал я. Том развернулся ко мне и накрыл мою руку. - Кэл, я люблю вас обоих. Вы мои друзья, и ты не представляешь, как это больно выбирать между дорогими мне людьми, знать тайну и не иметь возможности рассказать, боясь все испортить. А когда спустя столько лет Джек снова влился в нашу компанию и вы к тому же стали встречаться, я даже поверил, что чудеса случаются. Поэтому молчал, считая, что не вправе вмешиваться. Кэл, прости за то, что не рассказал обо всем сразу. Я не хотел причинять боль дорогим мне людям. Я смотрел в его глаза и видел там столько отчаянья и раскаяния, что мне даже стало страшно. Том действительно переживал и боялся потерять. Меня и Джека. Хотя одно то, что после разделения нашего трио он остался со мной, говорило о многом, и пусть он поддерживал связь и с Джеком, Тому было сложнее, чем мне сейчас. - Я понял тебя, Том. Ты тоже для меня лучший друг. Видеть, как загорелись радостью его глаза после моих слов, было почти больно. Вот действительно, не могу я на него долго сердиться. Это же Том! Не способный на предательство. И он мой друг. Больше я не буду сомневаться в его преданности. Поэтому следующий вопрос дался мне гораздо труднее, чем первый. - Ты видел Джека? Парень отвел взгляд. Нетрудно было догадаться, что Том звонил и разговаривал, возможно, даже пытался привести Джека ко мне. - Позвони ему. - Может, не надо? - Надо. Том неохотно достал телефон и набрал номер. После второго гудка трубку сняли. - Джек, это я... Том вложил в протянутую руку телефон, и я услышал такой знакомый голос. - Том, ты меня достал. Меня родители задолбали прессингом, а тут ты… Я тебе еще два дня назад сказал, что видеть тебя не хочу. Ты мне больше не друг. Ты меня предал! Какого хрена ты не сказал мне про Кэла?! Как ты мог, Том?! Из нас двоих ты должен был выбрать меня! Ведь мы альфы и должны держаться друг друга! Но нет, ты встал на сторону омеги. Так что больше не звони мне и удали этот номер. У меня больше нет друга. Я молча слушал эту тираду, неподвижно глядя в одну точку. Неожиданно в трубке воцарилась тишина, а потом Джек осторожно произнес: - Кэл? Наверное, моя усмешка была ему слышна, а может, он почувствовал глубокое разочарование и боль, что разлились в моей душе и даже мне казались осязаемыми, потому что его голос зазвучал холодно и отстраненно, словно он говорил со знакомым, но все равно… омегой. - Я рад, что ты позвонил, Кэл. Хотел кое-что тебе сказать. Я извиняюсь за своего папу, он мне все рассказал и он правда переживает за тебя, - спокойный, безэмоциональный тон говорил о противоположном, но я молчал. - Понимаю и то, что истинный - это идеальный партнер для того, чтобы выносить и родить здоровое потомство. Но также омега - это тот, кто будет идти рука об руку с альфой и станет его поддержкой, во всем. Мир, где я собираюсь занять не последнее место, подчиняется определенным правилам, нарушение которых приведет к краху моей карьеры. Я собираюсь встать рядом с отцом во главе фирмы и, должен признать, альфообразный омега, которого я не смогу вывести в свет, не породив сплетен и насмешек, мне не нужен. Мой омега, что будет стоять рядом со мной, должен соответствовать статусу, чтобы не поколебать мой авторитет. Все, что я смогу предложить тебе в будущем, это стать моим любовником и выносить для меня детей. Естественно, после рождения я заберу их, обеспечив тебе безбедное существование. Подумай над этим предложением, ты омега и сопротивляться тяге к истинному тебе сложнее, поэтому это довольно-таки выгодно для тебя. Папа согласен со мной, что так будет лучше для нас обоих. Так что выздоравливай и позвони мне. Наверное, только спустя минуту, когда Том забрал из моих рук давно уже издающий короткие гудки телефон, я смог выдохнуть. Альфа что-то порывался мне сказать, но я качнул головой и, улыбнувшись, велел ему убираться и приходить завтра вместе с Ани. Том на мгновение замер, пристально вглядываясь в мое лицо. А потом кивнул и порывисто обнял меня, после чего ушел. Я же, дождавшись, когда за альфой закроется дверь, откинулся на подушки и прикрыл глаза. Мне было больно. Очень. Самое страшное, нельзя было разобрать, от чего образовался этот комок пульсирующей боли: от предательства истинного, от жалящих слов, которые так напоминали слова моих родителей, или от своей беспомощности. Везде и всегда условности, взгляд через плечо «а что скажут люди». Нет, я не считаю, что нужно полностью идти против общества - правила приличия и нормы поведения, ставящих нас на ступень выше обыкновенных животных, еще никто не отменял. Но бесили стереотипы, возведенные в ранг законов, по которым те, кто не вписывался в них, становились изгоями. Самое смешное, что эти стереотипы навязывала безликая серая масса ничего не представляющих из себя людей, ограниченных и не способных к развитию. Пока был маленький, я не понимал, что отличаюсь от других, мир был гораздо терпимей ко мне и моим выходкам. По мере взросления мне четко дали понять, что я не такой, как все, и чтобы вписаться в общество, мне надо постараться. Но я не хотел меняться в угоду большинства, теряя свою индивидуальность. Я боролся с этой системой, шел напролом, разбивая лоб, падая, но все равно доказывая всем, что имею право быть самим собой. Только Джеку, моему истинному, удалось убедить меня, что он принял меня таким, какой я есть. И мне захотелось создать с этим альфой семью. А что теперь? Мне холодно и безразлично предложили роль второго плана - быть идеальным инкубатором для вынашивания его детей. Всем от меня что-то было надо, все чего-то хотели. Я не хочу всю жизнь оглядываться на соседей и размышлять: а что они подумают обо мне, правильно ли я поступаю и не осудят ли меня окружающие, которым по большей мере плевать на тебя, пока ты такой же «серый», как и они. Я вдруг отчетливо увидел, что, несмотря на мою кажущуюся независимость, я сам все время пытался себя ограничить, как в детстве, когда скрипя зубами танцевал польку и готовил морковный соус, а после позволял Джеку обнимать, тискать и даже млел, когда он называл меня своей маленькой сучкой. По большому счету, мне было плевать на мнение окружающих, если это были не мои близкие. Только несколько друзей, Том и Рэй искренне принимали меня, остальные же только презрительно кривили рот да общались со мной, словно делали одолжение. Рэй, братишка, как же я буду скучать по тебе. Когда-нибудь я обязательно свяжусь с тобой и скажу, что у меня все хорошо. Я замер. Странная мысль мне безумно понравилась. И я понял, что мне делать дальше . Когда ближе к вечеру вернулся папа с рассказами о новом салоне красоты, я уже распланировал свое ближайшее будущее.

***

С того памятного дня прошло чуть больше месяца. Я все силы бросил на то, чтобы поскорее выписаться. Ко мне частенько заглядывали Том и Ани, иногда вместе, иногда по одному. И хоть они делали вид, что все хорошо, но я-то видел напряжение, что витало между ними. Странные люди: имея возможность стать единым целым, обрести душевное спокойствие, они сами выдумывают кучу проблем и преград, вместо того, чтобы просто быть счастливыми. Благодаря тому, что я оказался в больнице, но отказался взять академ, диплом я защитил дистанционно. Преподаватели были снисходительны. Дни, проведенные за подготовкой к ГОСАМ, за болтовней с Рэем и Ани, дружеской перепалкой с Томом и ребятами из секции, что как-то пришли меня проведать, а также при прохождении процедур, предписанных врачами для моего скорейшего выздоровления, прошли очень быстро. Настал момент, когда доктор Рихард после очередного осмотра сообщил мне, что через три дня меня выписывают, так как, судя по показателям, я полностью здоров, осталось только дождаться результатов анализов. Папа расплакался, Рэй же с радостным писком полез обниматься сначала ко мне, а потом облапил засмущавшегося доктора. После чего получил подзатыльник от папы и парочку нравоучений о поведении. За день до выписки папа снова начал щебетать о том, как пройдет моя жизнь вплоть до старости. Правда, на этот раз у него было еще одно интересное предложение о том, что если я не захочу поменять свою внешность и не выйду за партнера отца, не беда, буду нянчить детей своего брата. Из всего сказанного Луисом именно последнее замечание не вызвало у меня негативной реакции: не важно, как повернется жизнь, я все равно буду нянчиться с племянниками, и не потому, что так надо, а потому, что сам хочу. Я игнорировал папу до самого вечера, стараясь не сорваться и не устроить очередную сцену, а на следующее утро тихо ушел из больницы, оставив на кровати три письма. Папе и отцу, в котором благодарил за все и просил меня не искать, Рэю, что пойду своей дорогой и обязательно свяжусь с ним, когда прочно встану на ноги. Третье же письмо я адресовал Джеку, как мой единственный ответ, в котором вежливо желал Майклу и ему самому долгих лет жизни и благодарил за полученный урок.

***

Если хочешь что-то основательно спрятать, поставь на видное место. Это работало с вещами - сработало и со мной. Вместо того чтобы удариться в бега, я просто переселился в пригород, почти сразу найдя жилье и работу. Квартирка с единственной комнаткой и грязной кухней стоила мне просто смехотворную сумму, к тому же на новое место работы я смог ходить пешком. Небольшой частный спортивный клуб притаился под неказистой крышей двухэтажной студии. Прибежище для омег-домохозяек, миловидных бет и молодых альф, у которых пока не хватало денег тягать железо в более приличном месте. Учитывая, что хозяин клуба, мистер Самерс, старый бета, внешне похожий на хрупкого омежку, но обладающий характером матерого альфы, был прижимист в финансовых делах, мне и еще одному приходящему и работающему на полставки тренеру приходилось совмещать несколько должностей. Финансами заправлял, конечно же, Самерс, мы же с Диком - моим напарником - разделили обязанности кладовщика и снабженцев, и это несмотря на наши прямые обязанности тренеров. Дик занимался с подростками от четырнадцати до восемнадцати лет. Три группы по восемь человек, три раза в самые лучшие часы с четырех до семи. Я же с семи утра бродил по клубу, подкручивая тренажеры, проверяя готовность двух спортивных залов к принятию посетителей. Первый этаж был занят большим залом, разделенным на четыре секции: с рингом, тренажерами и татами, четвертая больше походила на закуток, там стояли самодельные снаряды похожие на неваляшек, уголок Шаолиня, как его все называли. На втором этаже была тренерская, кабинет Самерса и небольшой, но уютный зал для фитнеса и тренировок младших групп, где юным спортсменам было не больше десяти лет. Так сказать, пока папочки пыхтели над своими фигурами, я занимался с их детьми. Сие действие начиналось в двенадцать. Мне нравилось работать с ребятами, с ними было просто, они ведь такие простодушные. За короткий месяц, пока пацаны привыкали к режиму тренировок и втягивались в процесс, я искренне начинал сочувствовать их родителям. Ведь это были настоящие живчики, даже минутку не желающие побыть в покое и норовящие залезть мне на шею и помериться силой. Настроение поднимали их папы, которые при виде меня начинали отчаянно флиртовать, стараясь привлечь мое внимание. Я принимал условия игры, флиртуя в ответ и забавляясь глупостью омег, не распознавших во мне представителя своего пола. Но все это было довольно невинно, чтобы поддержать, так сказать, интерес к клубу. С шести вечера начинались занятия для взрослых. Двадцать хрупких омег, желающих обучаться самообороне, - это была экспериментальная группа, такого еще не практиковали нигде. Инициатором были все те же омеги, что днем занимались фитнесом. У меня челюсть едва не рухнула на пол, когда два месяца назад один из омег предложил провести с ними пробное занятие. Вышло неплохо, и сейчас группа приобрела цельный состав, мои подопечные усердно изучали азы самообороны, игнорируя незлобные подколки со стороны альф. Мне, правда, пришлось потрудиться, чтобы составить план занятий, годный для хрупких омег, которые априори менее сильны и выносливы, чем альфы. Но результат впечатлил, я даже подумывал устроить им экзамен в конце года. В основном это, конечно, были омеги-одиночки, оставшиеся без защиты альф, но были исключения, вроде бледного молодого студента и парочки замужних. В восемь я уходил домой, поужинать, принять душ и немного поваляться на новеньком диване, который приобрел не так давно. Квартирку я изрядно подлатал, и теперь она все больше напоминала уютную крепость, в стенах которой я мог отдохнуть и телом, и душой. В десять, когда из зала уходили все, включая хозяина, я возвращался на работу, чтобы тренироваться самому. Тягал железо, лупасил грушу - и так до седьмого пота. Самерс разрешал мне тренироваться в одиночку только по одной причине - ему чертовски не везло с уборщиками. После пары рассказов об ограблении, о бете, который напивался как сапожник, и даже о случайной смерти, я, смеясь, согласился прибирать в залах. Самое то после тренировки повозюкать шваброй по полу и протереть все поверхности влажной тряпкой. Главное, что после десяти я был в полном одиночестве, и это меня несказанно радовало, ну и бонусом шла прибавка к жалованью за расширенные обязанности. Шесть дней в неделю, кроме воскресенья, я работал, общался с людьми. В свой единственный выходной я позволял себе поваляться в постели. Иногда выбирался в парки, в нашем районе их было аж три. Да, это вам не центр. Побродив по полупустым тропкам, посидев у воды, я шел в уличное кафе или, если было холодно, в ближайший семейный ресторанчик и обедал, ловя заинтересованные взгляды омег и получая приглашения выпить чашечку кофе наедине. О, как меня веселили эти ситуации. Но я всегда вежливо отказывался. Чаще всего компанию на воскресных прогулках мне составляли Том и Ани. Вроде бы у них все наладилось, но нет-нет, да и проскальзывала между ними напряженная искорка, но я был рад за них. С родителями и Рэем я так и не связался, поэтому Том приносил мне последние новости. Я знал, что братишка по воскресеньям посещает музыкальные курсы. Я даже пару раз приходил к зданию, где они проходили, чтобы взглянуть на Рэя и убедиться самому, что с ним все в порядке. Я тайком наблюдал как он болтает с друзьями, смеется, сосредоточенно листает нотную тетрадь, в которой все символы для меня - китайские иероглифы, и улыбается. Правда, иногда я ловил его грустный взгляд, обращенный куда-то в небо. И тогда сердце сжималось от жалости. Прости, братишка, но пока я не готов встретиться с тобой. Подожди чуть-чуть, и я обязательно позвоню, а лучше увидимся. После таких вот «встреч» с братом я потом весь вечер сидел дома, укутавшись в плед, с чашкой горячего чая в руках и предавался самобичеванию. Мне казалось, что я погорячился со своим желанием не видеться с семьей. С этим были согласны и Том с Ани, которые пытались убедить меня пересмотреть свое мнение. Но я только качал головой. Со слов Тома я знал, что первые два месяца меня искали, но потом поиски прекратили, словно меня просто вычеркнули из семьи. Возможно, я неправ, возможно, это я бегу от проблем, вместо того чтобы сделать хоть что-то, чтобы меня приняли. Ведь сейчас я добился многого, у меня есть любимая работа и свой дом. И пусть пока я не обзавелся семьей, но, как сказал папа, буду нянчить детей Рэя. Только глубоко внутри я чувствовал, что у меня еще все впереди. К тому времени как я окончательно привык к своей новой жизни, листва на деревьях начала желтеть и опадать на мокрую после дождя землю.

***

Первый понедельник ноября начался как обычно - с обхода обоих этажей, вот только когда я возился с одной из груш, где порвался шов, ко мне подошел Самерс. - Кэл, ты все так же занимаешься по вечерам? - Ну да. Меня удивил вопрос. В течение полугода я исправно занимаю время с десяти до полуночи тренировкой и уборкой. Даже по праздничным дням, когда залы оставались полупустыми и занятий с группами не было. И на тебе, склероз у беты, не иначе. - А ты бы мог взять недельку перерыва? Лучше - две. - Мистер Самерс, вам не хуже меня известно, что такое режим. Да в чем проблема? Бета замялся, и мне стало любопытно. Не каждый день хозяин не может подобрать слов, действительно что-то случилось. - Видишь ли, мой старый друг попросил помочь. Спортивный центр, которым он владеет, закрывается на ремонт, а его сын с друзьями, как и ты, чтут режим. Смекаешь? - Пока не очень. Пусть приходят. Если надо, то и до полуночи занимаются, мне они не помешают. А я потом все закрою. - Черти тебя разбери, - стал кипятиться Самерс. - Дубина, это в основном альфы и беты. - Да понятно, что не омеги, - усмехнулся я поднимаясь. – Повторяюсь, мне они не помешают. Я тренировок не прекращу, не устраивает соседство с омегой - их проблема, пусть ищут другое место. – Тут я прищурился. – Или это мне надо искать другую работу? - Тьфу на тебя, каналья, - сплюнул Самерс. – Как хочешь. Но если что, я тебя предупреждал. Все, нехер штаны протирать, у тебя еще снаряды на первом не проверены. Босс развернулся и, бормоча себе под нос про «бесстрашных омег идиотов», удалился в свой кабинет. Я только усмехнулся. Честно, меня всегда умиляла его способность любую ситуацию вывернуть так, чтобы виноватым оставался кто угодно, а не он. А по поводу новеньких я не парился, они ведь знакомые хозяина, а не случайные отморозки, и все же по дороге домой я приобрел подавитель запаха в виде аэрозоля.

***

Я ждал загадочных гостей всю неделю, но мифические альфы так и не появились. Самерс тоже молчал, только зыркал недовольно. Я же включил пофигиста и продолжал жить, как и раньше. А к пятнице и вообще забыл обо всем, учитывая, что в этот день уже под вечер произошло неприятное событие. Во время вечерних занятий в зал вдруг ворвался альфа с ярким фингалом в пол - лица и набросился на меня с кулаками. От неожиданности я пропустил удар в подбородок, но быстро пришел в себя и скрутил агрессора. Из его воплей стало понятно, что он как обычно пытался при помощи кулаков научить своего мужа правильно подавать домашние тапочки, а в ответ тот врезал ему и сказал, что если альфа посмеет еще раз поднять на него руку, то в следующий раз уже не отделается простым синяком. Вычислить, куда ходит муж, оказалось просто. И теперь храбрый альфа пришел сюда, чтобы вправить тренеру, то бишь мне, мозги, дабы я не учил непотребствам невинных омег. Пришлось наглядно продемонстрировать перед своей группой приемы самообороны против агрессивного альфы, за что я был очень благодарен «добровольцу». Мне даже аплодировали. Приятно. После занятий вернулся домой, немного перекусил, принял душ и посмотрел тупую комедию по телику. А по дороге к залу встретил все того же «офингаленного», но уже с дружками. Драка была короткой, жестокой, потянутое плечо болело немилосердно, но какое счастье, что кто-то высунулся из окна и истошно завопил: «Уроды, валите нахрен! Я уже вызвал копов!» Вернулся в клуб злой, как тысяча чертей, которых так часто поминает Самерс. Наверное, с час мозолил грушу, выбивая из нее пыль, а после перебрался в закуток Шаолиня: крутился волчком, парировал удары, наносил свои и замер только тогда, когда руки и ноги стали мелко подрагивать. Стоял и старался нормализовать дыхание, удивляясь, как меня выбил из колеи один-единственный обделенный мозгом альфа. Я был полностью выжат. То, что я творил несколько минут назад, нельзя было назвать тренировкой, я выпускал пар, израсходовав все силы, завтра тело будет нещадно ломить. Господи, ну за что мне это! В пустом помещение было слышно только мое хриплое дыхание. Я вытер пот со лба промокшим полотенцем и вздрогнул, услышав за спиной короткие хлопки. - Неплохо. Я медленно повернул голову. За границей ринга на короткой узкой скамье сидел крупный бритоголовый альфа. За его спиной маячили еще пять-шесть человек и, судя по упражнениям, разминались. Я поймал пару заинтересованных взглядов, не масляно-скользких, а прямых и открытых, но взгляд вожака - а иначе я его назвать не мог - пугал. Но все же вопросы в моей голове сформировались быстрее, чем я это понял. Как давно они здесь и почему я их не слышал?