Фаворит
Изнанка реальности
Это было как в манге или дешёвом кино. Напоминало сон, который чересчур реален. Видишь кошмар, понимаешь, что сейчас произойдёт что-то ужасное, пытаешься проснуться или убежать, но сон продолжается, а ноги не идут. Не можешь абсолютно ничего. Можешь лишь ждать, когда же всё закончится. Мутный тусклый свет, приглушённый гомон, хриплый лающий голос где-то рядом, боль в ободранных о шершавую поверхность коленях, разбавленное резью онемение в плечах, руках и запястьях, скованных наручниками за ноющей спиной. Взгляд и мысли с отстранённым безразличием скользили по всему, а обнажённое тело даже не реагировало на холод. Хотелось просто закрыть глаза и уснуть, потому что и стыд испытать из-за наготы толком не выходило. В подбородок вцепились пальцами. Заставили вскинуть голову и повернуть к свету. Лающая речь снова резала слух. Японский, кажется. Хотя всё верно, он же был в Японии. Разум ухватился за смутные воспоминания, пытаясь размотать этот дьявольский клубок и разобраться в происходящем. Он приехал по приглашению для участия в конкурсе. Долго готовился, потому что победа открыла бы перед ним широкие возможности. Он помнил перелёт, пансион-отель, долгие репетиции и наблюдение за другими участниками, усложнение программы, замечания наставника. Он помнил первые дни выступлений, жестокий отбор. А ему удалось пройти отбор дважды в отличие от многих. Но он не помнил финал. Наставник приболел и не мог сопровождать его всюду, но он точно помнил, что выходил на сцену и начинал танцевать. А вот дальше... Нить воспоминаний оборвалась из-за внезапного толчка в плечо. Шершавая поверхность отдалилась, взгляд не успел ни на чём сфокусироваться. На него набросили жёсткую ткань, завернули в неё, словно вещь, резко вскинули вверх и встряхнули так, что всё наконец пропало, ухнув в непроглядную тьму.***
Он пришёл в себя в ярко освещённом небольшом помещении без окон. Голые стены, пол и потолок. Он валялся в углу, завёрнутый в тёмное грубое покрывало. Яркий свет высекал слёзы из глаз и будто раскалывал голову пополам, причинял вполне реальную мучительную боль. Горло жгло сухостью. Руки дрожали от слабости, когда он ощупывал пальцами следы на запястьях, оставшиеся от наручников. Он немного приподнялся, но тут же рухнул обратно. Неодолимой волной накатила тошнота. Он пытался зажать рот ладонью и сдержаться, но не получилось. В висках отдавался бешеный стук сердца, на губах оседал противный горький привкус, а ещё не выходило сделать нормальный вдох. Краткий миг оцепенения и удушья вновь сменился беспамятством, которое со сладкой лживостью обещало, что продлится целую вечность.***
Очнулся он в сумраке. Ровная поверхность под ним подрагивала и покачивалась, а ещё невыносимо воняло гнилыми овощами, словно на большом рынке у мусорных контейнеров. Под пальцами на груди он нащупал тонкую ткань, а потом, собравшись с силами, сел. Кто-то натянул на него футболку и простые свободные брюки на шнурке. С трудом он подобрался к стенке, кое-как встал и выпрямился, привалился спиной к опоре и поднял левую руку перед собой, чтобы слабый свет из щели в стороне упал на предплечье. Отметки на коже намекали, что ему что-то вкололи несколько раз. Вены на руке истончились и едва просматривались. Он сполз по стенке на пол и прикрыл глаза. Успел увидеть достаточно, чтобы понять — его сейчас везли в фургоне. Куда-то. Зачем-то. В голове всё дрейфовало и плыло, мысли едва ворочались. Он по-прежнему ничего не мог вспомнить. Только как начинал танцевать в финале на сцене, потом провал, потом гомон, отрывистая речь, наручники, снова провал, пустое помещение, удушье, опять провал, и вот фургон, что с тихим ворчанием мотора катил где-то и куда-то. Сон казался одновременно слишком длинным и удивительно коротким, а проснуться не получалось. Левую руку жгло под кожей, во рту снова царапало язык сухостью, и раскалывалась голова. Он в самом деле не помнил, чтобы прежде настолько плохо себя чувствовал. Видимо, на дороге попалась рытвина, и фургон тряхнуло резко и сильно. Он даже приложился затылком о стену и в очередной раз провалился в беспамятство.***
Забытье было коротким. Он разлепил веки и глухо застонал от боли в плечах, только потом понял, что его держат за руки и пытаются куда-то вести. Босые ступни волочились и тёрлись о неровную поверхность узкой тропки. Свежие царапины пощипывало от пыли. Он попытался идти сам, но не успевал за теми, кто тащил его. Сосредоточившись не без труда, он вслушался в короткие фразы, что роняли хриплыми голосами. Слов не понимал и не мог толком оглядеться. — Подождите... где я? — едва слышно выдохнул он. Из-за сухости в горле говорить было больно и трудно. Он упёрся пятками в землю, чтобы замедлить ведущих его вверх по склону людей. Тут же слева громко прикрикнули, а потом земля ринулась ему навстречу. Он не сразу ощутил медленно разливающуюся волной по правой стороне лица боль. На руки часто закапало тёплым и вязким. Над головой ожесточённо заспорили, затем кому-то отвесили сильную затрещину, а после что-то скомандовали голосом, которого он не слышал раньше. Спустя минуту его вновь тащили по тропе двое, а кто-то шагал впереди, будто указывая дорогу. Он часто облизывал губы и чувствовал на языке вкус крови — едкий и тягучий. Но из-за крови хотя бы сухость не так досаждала, да и дышать стало полегче. Скоро по левую руку пролегла серая стена, но сил не хватало вскинуть голову и оценить, насколько стена высока. Ему уже казалось, что это путешествие никогда не закончится, и ноги он обдерёт вконец, а затем его втащили в узкий дверной проём. Оглянуться у него не вышло, но он расслышал за спиной мрачный лязг, с которым дверь заперли надёжно и обрекающе. Смотреть ему удавалось лишь вниз и на ноги идущего впереди человека, но и этого хватило, чтобы понять — они шли по саду, за которым неплохо ухаживали. Время от времени у него от слабости подгибались колени, тогда его безжалостно дёргали и волокли дальше по выложенным гладкими валунами дорожкам. Они обошли небольшой бассейн и поднялись по двум ступеням на площадку с разложенным шезлонгом под двуцветным зонтом. На столике у шезлонга кто-то оставил полупустой стакан с прозрачной жидкостью. Он едва не застонал от усилившейся жажды. Очень хотелось пить. Остановиться ему никто не позволил. Они миновали террасу и зашли в дом, как видно, не с парадного хода. Под босыми ступнями теперь оказывались то холодные плитки, то приятные на ощупь коврики. Скрипнула дверь, а затем его с силой толкнули в спину. На ногах он, конечно же, не устоял и больно ударился коленями. Руки тоже подвели, поэтому он повалился на пол. Прижавшись щекой к гладким и сладко прохладным плиткам, устало закрыл глаза. Над головой вновь зазвучали голоса. Непонятные слова не желали лезть в уши, а беседа становилась всё несдержаннее, если судить по интонациям. Он больше не пытался слушать — всё равно ничего не понимал. Вообще ничего не понимал настолько, что не пытался и собственное имя вспомнить. Единственное, что хоть как-то осознавалось — разительный контраст между прошлым и настоящим. Вот это настоящее было совершенно нереальным. Голова немилосердно болела всё сильнее и сильнее, пульс ломал виски, и неумолимо поднималась новая волна тошноты. Он так и не понял, вывернуло его наизнанку или нет, но рухнул во тьму с чувством невыразимого облегчения.