Fus ro dah

Солитьюд был прекрасен — полуденное Солнце освещало его, делало краски ярче и насыщеннее, отчего город казался оазисом среди голых скал и заснеженных камней. Горы Такао любил, как и любое возвышение; столицы и крупные поселения он обожал до дрожжи в пальцах, однако все владение Хаафингар вызывало лишь страх и злость. Главной причиной этого был, несомненно, обосновавшийся здесь Имперский сын — молодой наследник и бастард Элисиф Прекрасной — который, в отличие от своей матери, имел четкие представления о будущем Скайрима и всей Империи. Разумеется, без Братьев Бури и свободных нордов. Сам Казунари нордом не был, но считал себя гордым бретонцем, в обязанности которого входит борьба за справедливость и социальное равенство во всем мире. Не то чтобы Братья Бури были идеалом для подражания — но Акаши Сейджуро был последним человеком во всем Тамриэле, за которым бы последовал Такао. А из двух зол, как известно, выбирают меньшее. Прошлая их встреча закончилась для Казунари весьма плачевно — тогда Имперский сын был в составе Поколения Чудес, а три стрелы в Такао всадил, вообще-то, Мидорима — однако, одного воспоминания о липком ощущении страха при взгляде на Акаши хватало для того, чтобы невзлюбить его с первого взгляда. А теперь, когда Шинтаро вынужден был скрываться от своего же бывшего капитана, Такао позволил себе воспылать горячей неприязнью. По крайней мере, этой подпитки хватало для того, чтобы не поджать трусливо хвост и не сбежать прямо сейчас обратно в горы. Проблем со стражниками не было никогда — те особо не прятались, а зоркий глаз Казунари замечал даже мастеров скрытности и невидимости. Трое в башне, двое у стены, один у лавки. Обойти их даже легче, чем пройти ровно после посещения таверны. Надо попасть на другую сторону улицы. Мастеру школы Иллюзии ничего не стоит наложить заклинание «Катавасия» на всю торговую площадь, чтобы незаметно её пересечь в общем хаосе. Все складывалось хорошо и слишком просто — дурное предчувствие, что Акаши снова видит его и внимательно следит, никуда не исчезало. Может быть, Имперский сын действительно владеет даром Предвидения? Да и он сам молодец — привлек внимание к рынку, а значит, дал понять, что в городе диверсант. Здесь и будущего знать не нужно, чтобы догадаться! Шин-чан был бы недоволен непродуманностью решений Такао. — Он вообще редко когда бывает доволен, — пробурчал себе под нос Казунари, успокаиваясь при мыслях о Мидориме. — Чуть чаще, чем никогда. Городские улицы складывались в немыслимые лабиринты, в которых легко потеряться — Такао старался запомнить как можно больше деталей, чтобы потом воспроизвести на карте с максимальной точностью. В конце концов, разведка — одна из немногих вещей, где его навыки могут пригодиться. Но человек, который от скуки привалился к стене Дворца, явно не был простым стражником. Такао мысленно перечислил всех, чьи досье имелись у Мидоримы на руках, и пришел к выводу, что это, вероятнее всего, Рео Мибучи, представитель нового отряда Акаши. Интересно, он пытается собрать нечто похожее на Поколение Чудес, только без Довакинов? Казунари вздохнул, стараясь незаметно отойти назад и скрыться в тени узкой улицы, но Мибучи, натянув капюшон на глаза — вампир? — оттолкнулся от стены. — Как Сей-чан и говорил, ты пришел со стороны Торговой площади. — Дьявол, — только и выплюнул Такао, бросаясь вниз по улице. — Дьявол, дьявол, дьявол. Это плохо для него кончится, вот что. Все, что планировал Казунари делать в подобной ситуации, было думать, Обливион его дери, по ситуации — поэтому решение двигаться в сторону обрыва было спонтанным, но более-менее действенным. В конце концов, недаром он анимаг, умеющий превращаться в птицу — таким тоже можно удачно воспользоваться. Мибучи не отставал — придерживая капюшон на лице, он успешно преследовал, однако, регулярные огненные стены, которые оставлял за собой Такао, вынуждали его останавливаться. — Вампирское отродье, — в очередной раз выругался Казунари и радостно выдохнул, когда подходящий обрыв был достаточно близко — только и требовалось, что спрыгнуть вниз, на ходу обращаясь в птицу. Появившийся в мгновение ока волк вцепился в его руку намертво. Такао взвыл, чувствуя, как хрустнула кость под призрачными зубами, как потекла горячая кровь; призванное существо не стремилось разодрать его в клочья — лишь задержать на месте и лишить возможности летать — а это значило лишь то, что Акаши, ублюдочный Имперский сын-бастард, только что выиграл. И Рео Мибучи, слабеющий на Солнце, как и все вампиры, лишь гнал его в нужном будущему Императору направлении. — Если честно, то не ожидал от тебя такой прыткости, Казу, — Акаши стоял ровно, чуть склонив голову в насмешке, и один этот вид выводил Такао из себя. Сжимая предплечье сломанной руки, он пытался рассчитать, успеет ли ударить надменного Императора до того, как заклинание или меч лишат его жизни. — Я думал, ты погиб в той канаве, но, вижу, что трех стрел для тебя недостаточно. — Катись Алдуину в пасть, — встряхнул головой Казунари, чувствуя, как липкий страх — Сейджуро опять применяет свое заклинание — выводит его из себя. Колени предательски задрожали. — Ты ведь не сказал Шинтаро, куда идешь, — Акаши покачал головой, делая шаг вперед. — Жаль, тогда он сам бы пришел ко мне. — Еще шаг. — А так, ты бесполезен, птичка. Такао, уже привычным движением, рухнул на колени — в прошлый раз было так же, за исключением того, что тогда каждое движение не отзывалось болью в сломанной конечности. — Имперский ублюдок, — улыбнулся Казунари, поднимая лицо и пересекаясь с холодным, практически безжизненным взглядом Акаши. — Мои предки улыбаются, глядя на меня, а твои улыбаются тебе? — Душить в себе разрастающуюся панику становилось все труднее, и больше, чем невозможность сопротивления, Такао раздражал собственный дрожащий голос. — По канонам нордов, — вежливо (ублюдок!) улыбнулся Сейджуро, ловко прихватывая податливого, благодаря магии, Казунари за шкирку, как какого-то пса, и сжимая в кулаке несколько прядей его волос, — я должен ответить «Жил без страха и умер без страха». Такао неопределенно хмыкнул, стараясь расслабиться — обрыв, к которому его тащил будущий Император, сулил верную, но мучительную смерть. Конец надо встречать достойно. — Но ведь ты боишься, Казунари. Высота радостно распахнула хищные объятия. Было больно. Такао надеялся увидеть небо и попрощаться с ним, но глаза не могли сфокусироваться — лес, горы и облака расплывались в одно коричневое пятно. Больше всего на свете Казунари хотел, чтобы это закончилось — но Акаши знал, как сбросить так, чтобы предсмертная агония длилась максимально долго. Ноги не чувствовались — сломанный позвоночник, однозначно. Интересно, хватило бы начальных знаний школы Восстановления Мидориме, чтобы спасти его? Или вампирского укуса, чтобы срастить все переломы? Эгоистичное желание жить подкидывало новые идеи для спасения, но Казунари отдергивал себя, пытаясь смириться. Чудеса бывают — однако, едва ли у его Созвездия сегодня счастливый день. Гул в голове утихал, вместе с ним уходила боль. — Вот и все, — улыбнулся Казунари. — Я лично достану тебя из Совнгарда, чтобы заново туда отправить, вот что. — Такао открыл глаза и не смог сделать ничего, кроме как улыбнуться — Мидорима, покрасневший от усердия, лечил его на том же месте, куда неудачно приземлился Казунари. — Еще раз, Такао, если еще раз ты сделаешь нечто подобное, клянусь Богами, я лишу тебя возможности передвигаться навечно. — Шин-чан беспокоился, — он закашлялся, отплевываясь мертвой кровью — весьма действенный, но малоприятный метод срочного оздоровления. — Я убью тебя, — в зеленом свете собственной магии Мидорима казался гораздо старше, чем он есть на самом деле. — Брошу здесь на растерзание, вот что. — Волки падаль не любят, — усмехнулся Такао, чувствуя себя с каждой секундой все лучше. Акаши. Казунари подскочил, вскрикивая от резкой боли в теле — кости полностью еще не срослись, и схватился за рукав белоснежной рубашки, оставляя на ней кровавые следы. — Шин-чан, здесь Акаши. Ищет тебя… Давай уйдем…. Мидорима цокнул, глядя на испорченную одежду, прикоснулся двумя пальцами к его лбу, и все, что Такао успел сделать, это посмотреть на друга с укором. — Умри уже. Магический сон окутал сознание теплыми потоками родного ветра. Аомине спрыгнул с лошади и практически бесшумно приземлился — еле слышно лязгнула броня. Кагами последовал его примеру, не понимая, что происходит — на границе с Истмарком было тихо, а Момои видно не было. — Может быть, она все же осталась в Вайтране? — предположил Тайга, наблюдая за тем, как Дайки принюхивается — выглядело это достаточно забавно. — Обиделась, а теперь сидит в таверне, грустит и ждет тебя… — Закрой рот, — рыкнул Аомине, вставая и демонстрируя золотое украшение, найденное им на земле. — Это её. — Мало ли амулетов Мары лежит на дорогах Скайрима, Аомине-кун. — Куроко, оставшийся сидеть на своей лошади, пожал плечами. — Думаешь, я не отличу её от других женщин? Я же сам его и подарил ей, — Дайки снова попробовал воздух, прислушался к тишине окружающего их леса и неожиданно побежал вперед. Тайга, громко выдохнув, бросился за ним, оборачиваясь, чтобы проверить, не испугалась ли лошадь Куроко их резких движений. Тецуя кивнул ему и чуть заметно улыбнулся — Кагами, хмыкнув, махнул на прощание рукой. Бежать пришлось недолго, но тяжело — три холма оказались с крутыми подъемами и, как назло, пологими спусками, а за ними резко начинался скалистый берег. — Скользкий, — буркнул Тайга, с трудом удерживая равновесие. Момои была в нескольких сотнях метров от них: раскинув руки в стороны, она аккуратно шла, подбираясь ближе к воде. — Пить хочет, — желая успокоить товарища, улыбнулся Кагами. Дайки уже открыл было рот, чтобы ответить, но вместо этого лишь хмыкнул, передумав. Говорят, женщина чувствует на себе любой взгляд, и, судя по всему, это правда. Сацуки дернулась, как от удара, развернулась к ним резко, практически испуганно — и, взвизгнув, потеряла равновесие и упала в воду. Аомине, выругавшись, бросился к ней; Тайга остался стоять на месте, наблюдая за спасением со стороны — его помощь все равно не требовалась. — Наигралась? — яростно шипел Аомине, усаживая промокшую Сацуки в свое седло. — Обязательно было закатывать истерику? — Дайки, сняв плащ, замотал в него не прекращающую виновато улыбаться Момои. — Боги дали женщинам язык, чтобы нормально разговаривать, если ты не знала. — Аомине запрыгнул на лошадь и сел позади Сацуки. Кагами и Куроко не вмешивались, лишь переглядывались между собой, улыбаясь — даже Тецуя был удивительно расслаблен и спокоен. — Здесь недалеко есть таверна, — пробормотала Сацуки, устраиваясь поудобнее в кольце рук Дайки. Аомине недовольно цокнул языком и натянул поводья. — Оттуда и до Ки-чана недолго. Остановимся там, а на рассвете пойдем дальше. — Кто сказал, что мы не возвращаемся в Вайтран? — Дай-чан! — укоризненно позвала его Момои, но ответом ей была тишина — Кагами никак не мог понять, от обиды или, наоборот, умиротворения молчал Дайки. Сацуки улыбнулась, облокотилась на Аомине и весь оставшийся путь пальцами выводила замысловатые узоры на его запястьях — скорее всего, нечто ритуальное и очень интимное. Когда они прибыли в таверну, Солнце уже закатывалось за горизонт. Поднимался холодный ветер, пронизывающий до костей — в Истмарке климат суровее из-за близости моря, и Кагами снова затосковал по родному теплому океану — в который раз за их небольшое путешествие. Само здание было некрасивым, но крепким и утепленным — норды не беспокоились об уюте лишний раз, делая все максимально практично и удобно, в отличие от остальных своих соседей. — Странный народ, — пробурчал Кагами, расчесывая гриву своей лошади в стойле. За такие слова его могли бы вызвать на поединок — но ни один из их своеобразной команды не был нордом, а потому подобные высказывания можно было позволить. Хозяйка таверны — хмурая женщина сорока лет — сплюнула в костер посередине комнаты, придирчиво рассмотрела каждого из них и только затем поздоровалась, объявила цену за комнату. Аомине хмыкнул, пока Момои расплачивалась, обвел взглядом помещение и хрипло проговорил: — Какие-то проблемы в этих землях? Хозяйка таверны покачала головой и, отходя к бочке с элем, ответила: — Большая Охота. — Момои уселась у костра и, поблагодарив за приветственный напиток, всем своим видом показывала, что необходимо продолжение рассказа. — Вампир у нас завелся. Каждые два-три дня какого-нибудь бедолагу выпивал досуха. Господин Кисе полгода охотился на него, выслеживал — сам на вампира стал похож, бледный, тощий и вечно голодный, аж смотреть противно. Каждый раз кормлю его, как заходит, — зачем-то добавила Хозяйка, подкидывая дрова в костер. — Вампира назвал Хайзаки Шого, сказал, что знакомы были когда-то. Так этот Шого, — она снова сплюнула в костер и тяжело села рядом с Сацуки, поправив фартук, — клан свой привел неделю назад. Вчера троих мертвых нашли, позавчера — четверых. Семьями, уроды, пожирают — совсем страх потеряли. Момои и Куроко синхронно положили руку на колено Аомине и Кагами, успокаивая и не давая подскочить с места. Оба сдавленно зашипели, демонстрируя недовольство. — Так Господин Кисе позвал всю шмаль из близлежащих земель. Оборотни, каннибалы — все теперь у нас ошиваются, а сегодня ночью выходят на охоту. Надеются загнать Шого и его клан, да разделаться уже раз и навсегда. Молимся, чтобы удалось, и ушли, наконец, эти ироды. — Нам здесь тоже не нравится, — заметил юноша, только что вышедший из ближайшей комнаты. Аомине прищурился — малец был лет шестнадцати, худой и невысокий блондин с длинными, заплетенными в косу, волосами. В кожаных доспехах и со слишком длинным для него мечом, он скорее вызывал смех, чем трепет. За ним тенью следовал мужчина повыше и чуть старше, черный и крепкий, обычный, с первого взгляда, воин. Странная парочка. Дайки вдохнул и, почувствовав знакомый сладковатый запах, вскочил, на ходу выхватывая меч из ножен. — Мелкое вампирское отродье, — Аомине в два прыжка настиг их и замахнулся. Меч со звоном оказался заблокирован — черноволосый воин, нахмурившись, прикрывал блондина собой. Дайки отступил, увеличивая дистанцию и снова принюхиваясь — этот был оборотнем. — У него вторая, стабильная стадия вампиризма, — воин не нападал, оставался в защитной стойке, а ругательства младшего явно пропускал мимо ушей. — Он не опасен для людей. Мы пришли на Охоту, Кисе звал нас. — Где же это видано, чтобы оборотень вампиру другом был, — прищурился Дайки, но меч убрал — на другом конце комнаты ругалась хозяйка таверны. — Бека, — капризно протянул блондин, выглянул из-за его плеча и нетерпеливо обнял руку, утягивая к выходу. — Солнце почти село. Аомине скривился — отношения между мужчинами были явно теплее и ближе дружеских; такое не запрещалось, в некоторых землях даже считалось нормальным явлением, но сам Дайки предпочитал мускулам женские прелести. — Идем, Юра, — согласно кивнул тот, направляясь на улицу. Блондин улыбнулся, но уже у двери обернулся вполоборота и грозно оскалился: — То, что меня защищают, еще не значит, что я ничего не могу, оборотень. На демонстрацию вампирских клыков Аомине лишь криво усмехнулся. Момои, тихо подошедшая сзади, взяла его за руку и переплела их пальцы. — Не знаю, почему Ки-чан не позвал тебя, но уверена, на то были причины. Не злись, Дай-чан. Мы все выясним завтра. Дайки взял ключи от комнаты, кивнул на прощание Кагами и Куроко, оставшихся у костра и проигнорировавших несостоявшуюся драку, и повел Сацуки за собой. — Терпеть не могу вампиров. Убью каждого, которого встречу — и плевать я хотел на их стадии. И этого прикончу, если вернется. — Между прочим, — улыбнулась Момои, — это были представители двух крупных кланов севера, Дай-чан. Ты бы развязал дипломатический конфликт — наверняка Ки-чан поддерживает с ними выгодные для Гильдии Воров связи. — Плевать я хотел, — повторил Аомине, закрывая дверь и усаживаясь на небольшую кровать — комната была слишком тесной, чтобы помещаться в ней вдвоем стоя. Момои театрально закатила глаза и покачала головой — горбатого и могила не исправит. Дайки лег, с удовольствием отмечая, что простыни прохладные, проигнорировал вой сородичей, обозначающий призыв к охоте — сегодня это не его дело, и поманил девушку к себе. — Сацуки, иди сюда. Момои кивнула, присела на колени рядом с его плечом, на ходу стягивая чуть влажную рубашку.