Весенняя буря

Химчан ожидаемо бузил и вставал в позу, однако под присмотром неумолимого Чонопа медленно, но верно шел на поправку. Никто не подозревал в молчаливом, невозмутимом, вечно отрешенном Чонопе таких задатков диктатора, но факт оставался фактом: все мятежи Химчана подавлялись в зародыше, и у того даже потихоньку начали появляться щеки. Чжунхон понемногу успокаивался — со временем он даже стал ездить к Химчану не каждый день, тем более что Чоноп торчал в больнице неотлучно. Он взял отпуск, расстался с очередной девушкой и реял над Химчаном как орел, зорко следя, чтобы вся положенная еда съедалась и затем оставалась в Химчане, а не тайком выблевывалась в туалете. Ёнгук не ожидал от Чонопа такой привязанности: ему всегда казалось, что тот просто терпел излишне любвеобильного хёна. Ну а Химчан был счастлив, даже несмотря на то, что его практически насильно заставляли есть. Он, конечно, был привязан и к Чжунхону тоже, но никогда не скрывал, что Чонопа любит сильнее. Втайне Ёнгук соглашался, что от Чонопа было куда меньше проблем. Работа над альбомом подходила к концу, два клипа уже были отсняты и ждали монтажа. Ёнгук морально готовился к привычной изматывающей круговерти из концертов-передач-выступлений-фансайнов. Он был доволен альбомом, хотя запись и далась ему нелегко ввиду треволнений из-за Мэсло и Химчана, и в последние дни затишья перед бурей ему хотелось только одного — разделить свою радость с Чжунхоном. Тот вновь с головой ушел в работу, тренируясь на износ. Аксель выставил в инстаграме фото, где Чжунхон заснул прямо на полу в танцзале. Ёнгук на Акселя, конечно, не был подписан, но Чжунхон сам кинул ему это фото, сопроводив смеющимися смайликами. Ёнгук глядел на снимок, и было ему совсем не смешно. По крайней мере, Чжунхон в этом был не один: другие ребята из группы так же рвали жилы, а потом едва добредали до кроватей. Порой они засыпали вповалку, по двое-трое на одной кровати, а порой задремывали кто где упал: перед телевизором, на кухне лицом в суп, на унитазе. (Фото Дончоля было тому свидетельством. По счастью, Аксель не выложил его в инстаграм, а просто показал по секрету всему агентству.) Чжунхон не появлялся у Ёнгука дома уже три недели, и квартира вновь начала зарастать грязью. Ёнгук любил, чтобы все было на своих местах, и не терпел в доме лишних вещей. Это вовсе не мешало ему месяцами забывать помыть пол и вытереть пыль. Чжунхон, наоборот, был жуткий барахольщик, но дом у него всегда сиял. Ёнгука это обычно забавляло, но сейчас он глядел на клочья пыли на полу, и на душе было пусто и тоскливо. Плевать он хотел на пыль, если честно. Но она красноречиво напоминала ему, как давно они с Чжунхоном не были вместе. Раньше тот уже почти жил у него, все их друзья об этом знали и Чжунхона всегда искали в первую очередь у Ёнгука. Да и сам Ёнгук привык, просыпаясь, первым делом вдыхать запах Чжунхона, прикасаться к его теплому телу, смотреть на его сонную улыбку. Привык постоянно видеть его краем глаза, есть с ним невкусный рамён и просто обниматься, когда хочется. А теперь его присутствие будто изгладилось из дома Ёнгука, и тому впервые стало в этих стенах холодно и неприютно. Но Ёнгук не привык бездействовать. Поэтому он немного попредавался мрачным мыслям, а затем смахнул пыль, выдраил пол и позвонил знакомому турагенту. Поговорив с турагентом, Ёнгук вдруг ощутил, насколько соскучился по Чжунхону — внезапным ударом под дых, так, что на мгновение потемнело в глазах. По расписанию у Чжунхона и его ребят сейчас были танцы, он как раз успевал на конец тренировки. Ёнгук постарался проскользнуть в зал незаметно, чтобы не мешать, — то, что тренер как раз яростно за что-то распекал ребят, оказалось ему на руку. Он ожидал, что его увидят почти сразу, но все пятеро, да и тренер, оказались слишком сосредоточены на занятии, и Ёнгук незамеченным досидел до конца тренировки. Они разучивали танец, сразу показавшийся Ёнгуку немного примитивным для Чжунхона. Тот справлялся с движениями легко и свободно, позволяя себе немного волынить, хотя тренер его пару раз осадил для проформы. Э-Нерджи тут же усердно отрабатывал движения, серьезный и сосредоточенный, хотя как танцор он был немногим хуже Чжунхона. Но у других получалось не все: кому-то не хватало гибкости, кто-то путался в ногах. В конце концов расстроенный тренер закончил занятие, обозвав их напоследок сухопутными черепахами. Выжатые досуха трейни попадали на лавки (а кое-кто и мимо них) — только Чжунхон, не больно-то упарившийся, прилип к зеркалу и вдумчиво поправлял волосы. Вдруг он с писком подскочил, чуть не поскользнувшись на полу, и резво обернулся. Ёнгук помахал ему, не особо успешно сдерживая смех. — Хён?! Ты как… ты откуда… — Чжунхон подбежал к нему, по дороге, очевидно, растеряв слова. Ёнгук приобнял его за плечо. — Да вот, решил заглянуть, — сказал он. — Сачкуем, значит? — Ты видел? — Чжунхон слегка порозовел. — Забери его от нас, хён, — пожаловался мокрый как мышь Леон. — Он без тебя совсем от рук отбился. — А ну-ка, что он уже натворил? — Ёнгук изобразил напускную строгость, делая вид, что не замечает, как Чжунхон тянет его в коридор. — Балуется, — вздохнул серьезный маннэ Дончоль. — Терроризирует нашего Леона, — с ухмылкой заложил Чжунхона Аксель. — На свидания не пускает, — смешливый Э-Нерджи выразительно поиграл бровями. — Хотя я настойчиво предлагал ему свое общество, — Аксель непринужденно похлопал Чжунхона по жопе. Ёнгук постарался не нахмуриться. — Да идите вы! — возмутился Чжунхон с красными ушами. — Не слушай их, хён. Пошли отсюда, — он дернул за руку понастойчивей, и Ёнгук покорно проследовал за ним. По счастью, в конце коридора был туалет. Они заперлись в кабинке, проверили замок (а то были инциденты…) и поздоровались как следует, с языком. — Ты совсем забыл обо мне, чагия, — вздохнул Ёнгук, перебирая волосы Чжунхона. — Так давно не приходил. Тот глядел на него поплывшим, пьяным взглядом и улыбался. — Думал о тебе, — сказал он, — каждую минуту. Не хотел мешать, ты же работал. И вновь наклонился к его губам. Спустя минут десять с Чжунхоном уже можно было разговаривать, и Ёнгук спросил: — Как ты насчет небольших каникул? С менеджером договорюсь. Чжунхон замялся: — Н-ну, ребята могут не понять… — У меня осталась неделя до начала промоушена, — сказал Ёнгук. — А потом — пара месяцев без сна, еды и тебя. Я хочу провести эту неделю с тобой, Чжунхон-а. И Чжунхон сдался, конечно. Ёнгук знал, видел: о чем бы он ни попросил, Чжунхон ему не откажет. Эта власть над ним и льстила, и немного пугала, но в глубине души Ёнгук наслаждался знанием того, что может полностью распоряжаться Чжунхоном. Стояли жаркие деньки, в безветренную погоду на улице невозможно было находиться: тело мгновенно начинало плавиться. Едва они с Чжунхоном прилетели на Чеджу, Чжунхон закинул вещи в номер и помчался купаться. У отеля был собственный пляж, и Чжунхон рванул прямо к морю, на бегу срывая с себя одежду. Ёнгук подобрал его футболку и шорты, сложил на песке, разделся сам и не спеша зашел в воду. Чжунхон уже плескался и фыркал как русалка. Он тут же напрыгнул на Ёнгука, притопив его. Тот отмахнулся и лег на спину, покачиваясь на волнах. Закрыл глаза, но им все равно было светло от солнца, бьющего даже сквозь веки. Ласковая теплая вода убаюкивала, будто материнские объятия. В номере было жарковато, и Чжунхон немедленно врубил кондиционер на максимум. Ёнгук сказал было ему поостеречься, но беспечный Чжунхон только отмахнулся. Ёнгук пожал плечами и убрел в душ. Когда он вышел, в номере было откровенно холодно, а Чжунхон валялся прямо под струей воздуха из кондиционера и смотрел ленту в инстаграме. Он лениво засобирался было в душ, но как-то так получилось, что телефон полетел на пол, а они вдвоем оказались на постели, и Чжунхон был такой свежий и соленый, так медленно и тягуче целовался, так настойчиво терся бедрами о его бедра. А затем он снял футболку, оставшись в одних шортах, и принялся танцевать прямо на постели, на коленях у Ёнгука. Казалось, он получал от танца физическое наслаждение, как от хорошей разрядки. Будто вся его сексуальность, обычно скрытая под маской скромного мальчика, выплескивалась в этих движениях. Чжунхон был очень чувственным созданием, он любил целоваться, ласкаться, заниматься сексом даже больше Ёнгука, и в танце эта сторона его натуры проявлялась ярче всего. Но даже не движения сводили Ёнгука с ума — это плавное скольжение, обжигающие прикосновения, эта выгибающаяся спина и толчки бедрами, — а взгляд Чжунхона. Эти красивые, продолговатые, обычно по-детски наивные глаза порой смотрели так влекуще и соблазнительно, что Ёнгук забывал обо всем на свете, кроме них. Чжунхон умел одним взглядом позвать, пообещать и поманить, и в такие моменты Ёнгук шел за ним как привязанный. Да, он обладал над Чжунхоном безраздельной властью. Но это работало и в обратную сторону… и тут Ёнгук был совершенно не против. На следующее утро Чжунхон, естественно, проснулся простуженный. Ни о каком море теперь и речи не шло. Он валялся в номере несчастный и с распухшим носом: сипел как пират, кашлял как иерихонские трубы и психовал из-за накрывшихся планов. Ёнгук сидел рядом, вытирал ему сопли и носил чай. Он уже успел тихо попереживать из-за того же, смириться и теперь просто улыбался, глядя на взъерошенного Чжунхона. Может быть, оно не так уж плохо и вышло, подумал Ёнгук, перебирая волосы заснувшего Чжунхона. Они очень давно не могли позволить себе просто побыть вместе, никуда не торопясь, поговорить о том о сем. Чжунхон был вечно занят, а Ёнгук и того больше. Подумав, Ёнгук вышел в туалет и тихо, чтобы не разбудить Чжунхона, заказал по телефону обед в номер к часу дня. Затем вернулся, осторожно подвинул Чжунхона и прилег рядом, обняв его. Тот сонно замычал и завозился. — Чш-ш, — Ёнгук устроился поудобнее и закрыл глаза. Проснулся он с насморком и зудящим горлом, но почти не расстроился. Чжунхон сначала попереживал, но затем просек, что теперь можно устроить мини-матч по баскетболу: в роли корзины мусорное ведро, в роли мяча — использованные бумажные носовые платки. Правда, он забыл, что когда-то Ёнгук занимался баскетболом, и теперь дулся из-за счета сильно не в его пользу. Он жевал шоколадный батончик, сыпя крошками на Ёнгука, когда у того зазвонил фейстайм. Ёнгук бросил взгляд на экран — Ённам — и тут же принял вызов. Чжунхон нырнул под одеяло с головой. Ёнгук недоуменно было на него покосился, но тут же отвлекся на разговор с братом. — Ты куда пропал? — осудил его Ённам. — Не звонишь, не пишешь. — А я на Чеджу, — ухмыльнулся Ёнгук, борясь с желанием показать язык. — Хорошо живешь, — одобрительно протянул Ённам. — Ты там один? — Нет, с Чжунхоном, — Ёнгук получил ощутимый тычок в бедро и даже слегка охнул. — То-то мне показалось, что я его видел. А куда он делся? Под одеяло, что ли, спрятался? — Ага, — усмехнулся Ёнгук. — Стесняется. Под одеялом заерзали. — Ну так пусть вылезает поздоровается, что ли, — в глазах у Ённама плясали чертики. Под одеялом раздался приглушенный, но все равно зычный чих, и Чжунхон неловко вылез, ткнувшись в кадр. — Привет, хён, — помахал он. Губы у него были все в шоколаде, и Ёнгук сказал Ённаму: — Обожди-ка. И исправил ситуацию. Ёнгук вообще не очень любил сладкое, но шоколад со вкусом Чжунхона был более чем терпим. — Намиловались? — насмешливо спросил Ённам. — Вы там что, простудились? Гундосите оба. — Ну… есть немного, — дипломатично ответил Ёнгук. Они немного поговорили — Ёнгук похвастался новым альбомом и пригласил брата на концерт, тот обещал подумать и сам принялся рассказывать о работе, о неприятном начальнике и хорошенькой девочке из соседнего отдела. Затем речь сама собой зашла о Наташе, и Ёнгук поделился планами: он задумал сделать новую татуировку, уже даже показывал эскиз Чжунхону и получил его полное одобрение. Они проговорили минут двадцать, и все это время Чжунхон тихо сидел рядом. Когда Ённам положил трубку, он с непередаваемым облегчением вздохнул. — Ну наконец-то, — сказал он. — Я чуть не обоссался. Ёнгук удивился было, почему Чжунхон не сходил в туалет во время их с братом беседы. Но когда Чжунхон пулей выскочил из-под одеяла, кинувшись в туалет, Ёнгук проводил взглядом его голую задницу и мысленно согласился: пожалуй, ему действительно стоило терпеть до конца разговора. — А Ённам-хён совсем не удивился, когда меня увидел, — завел Чжунхон, скользнув в постель и уткнувшись носом в Ёнгука. — Ну да. А что, должен был? — не понял Ёнгук. Он читал новости и поэтому слушал вполуха. — Ты ему сказал, да? Про нас. — Голос у Чжунхона был странно робкий. — Ну конечно, — Ёнгук оторвался от новостей и взглянул на Чжунхона. — Он же мой брат. Ты против? — Да нет… — Чжунхон придвинулся поближе. — А тебе не страшно было? — С чего это? — спросил Ёнгук со смешком. — Ну… ты не боялся, что он к этому плохо отнесется? — Я хорошо знаю своего брата, Чжунхон-а, — Ёнгук потрепал его по голове. — И потом, мы же семья. Чжунхон странно затих. Лежал, прислонившись к нему, и глядел в потолок невидящим взглядом. — А ты своим не говорил? — догадался Ёнгук. Этот факт его неприятно царапнул. Не хотелось думать, что Чжунхон его стыдится. Чжунхон помотал головой. — Не говорил, конечно. Они же тогда от меня откажутся. Он сказал это спокойно, уверенно. Ёнгука будто окатило холодной водой. Он видел, как Чжунхон обожал своих родителей, как боготворил старшего брата — чуть ли не средоточие всех добродетелей, если верить словам Чжунхона. Сам Ёнгук знал: что бы ни случилось, мама с папой не бросят ни его, ни Ённама с Наташей. Ну… мама так точно. Каково это было — знать, что ходишь в шаге от того, чтобы потерять семью? Просто из-за того, каким ты родился? — Ты уверен? Они же тебя наверняка любят, — осторожно спросил Ёнгук. — Любят, ага. Но папа… в общем, он такого не одобряет. Я ведь даже Чжунсо не говорил, понимаешь, Ёнгук-хён? Ёнгук сначала напрягся, но затем вспомнил, что Чжунсо звали пресловутого старшего брата. В его оправдание, Чжунхон редко называл того по имени — все "хён" да "хён". Немудрено было, что непонятный посторонний Чжунсо вызвал у Ёнгука некоторое недоумение. — А дальше как? — спросил он, помолчав. Для него Чжунхон был — навсегда. Ёнгук не знал, что сделал бы, узнав, что он для Чжунхона — на время. — Не знаю, — несчастно отозвался Чжунхон. — Я боюсь, хён. Я их так люблю… что, если они меня возненавидят? На этот вопрос у Ёнгука ответа не было. Он так и сидел, молча гладил Чжунхона по голове, пока тот не уснул.