Весенняя буря

Разумеется, Ёнгук не собирался спрашивать позволения проводить Чжунхона. У того было столько друзей среди известных айдолов, но после скандала в защиту Чжунхона не выступил ни один. Их можно было понять: кому хотелось бросить на себя тень подозрения и, возможно, своими руками разрушить себе карьеру? Но все равно Ёнгук считал, что во всей этой ситуации пидарас отнюдь не Чжунхон. Когда вечером четырнадцатого в дверь позвонили, Ёнгук открыл до нелепого поспешно. Он-то все надеялся, что увидит за дверью Чжунхона, — но тот не приходил, не звонил и не писал. Защищал его — глупый, самоотверженный мальчик. Ёнгук все же зашел было в общежитие к товарищам Чжунхона, но его там уже не было: перевезли куда-то во избежание новых слухов. Ёнгук долго выпытывал у Акселя адрес, но тот зло зыркал на него и твердил, что им ничего не сказали. Все в группе были подавлены, хотя на словах и не винили Чжунхона ни в чем. Из-за инцидента их дебют вновь откладывался на неопределенный срок — пока волнения не улягутся, — а их лучшего рэпера и танцора высылали на другой материк. Леон и Дончоль ходили грустные, Э-Нерджи угрюмо супился, Аксель кипятился и материл всех подряд: фанаток, руководство компании, СМИ, а Ёнгука — отдельно и особенно сочно. Только о Чжунхоне ни слова не сказал — лишь то и дело пытался ему дозвониться, но телефон у того по-прежнему был отключен. И когда четырнадцатого числа в квартире раздался звонок, Ёнгук подорвался с места, спеша открыть. Зря: на пороге стоял всего лишь менеджер Пак. Ёнгук вежливо пригласил его входить, но, видимо, был слишком расстроен, чтобы убедительно изобразить радушие. Менеджер проницательно посмотрел на него и поднял брови. Повисла неловкая тишина. — Какие планы на завтра? — спросил менеджер наконец. — Проводить Чжунхона, — ответил Ёнгук, постаравшись не показать, как у него мгновенно сжалось сердце. — М-м, отлично, — кивнул менеджер. — …Спасибо, — Ёнгука не так легко было удивить, но такого ответа он уж точно не ждал. — Очень по-товарищески, — похвалил менеджер. — Но боюсь тебя разочаровать… — В чем дело? — наверное, это было невежливо, но Ёнгука вежливость сейчас волновала меньше всего на свете. — Небольшие перестановки в графике, — сказал менеджер до противного честным голосом. — Запись для KBS перенесли на завтра, у канала что-то не стыковалось. Ты уж извини, я старался решить вопрос, но… — и менеджер развел руками, излучая невинность. Позднее, оглядываясь на тот вечер, Ёнгук всякий раз стыдился своей несдержанности. Наверное, не стоило так орать, да и дверью не надо было хлопать так, что под косяком пол засыпало штукатуркой. А главное, он так ничего и не добился: на все его аргументы у менеджера был один ответ. Тот непрестанно талдычил о неустойке, репутации группы и долге перед компанией, Мэсло, зрителями. В конце концов Ёнгук сдался: он не мог подвести группу, та и так была сейчас не на пике славы. Но кто бы знал, с каким тяжелым сердцем он подставлял лицо под кисти гримеров. На телефоне у него был открыт фансайт Зело — после скандала ряды фанаток Чжунхона изрядно поредели, но оставшиеся поклонницы, казалось, стали еще фанатичнее. Сайт часто обновлялся, и Ёнгук напряженно следил за фото из аэропорта практически в прямой трансляции. — Готовы? — спросил режиссер, и Ёнгук нехотя засунул телефон в карман, натягивая на лицо улыбку. Вечером, едва добравшись домой, он пролистал новые фото из аэропорта — все три-четыре сотни. Чжунхон был в кепке и маске, но Ёнгук, конечно, сразу его узнал. Даже из-под маски видно было: он был бледный как полотно, весь какой-то выцветший, с ничем не замазанными синячищами под глазами. Судя по снимкам, он старался ни с кем не встречаться взглядом. Горбился, будто стараясь стать меньше ростом, чтобы не привлекать внимания. Рядом с ним шли высокий суровый мужчина, женщина с застывшим лицом и заплаканными глазами и молодой мужчина пониже ростом, очень похожий на Чжунхона. Это, стало быть, и есть Чжунсо, подумал Ёнгук машинально. У стойки регистрации отец и брат по очереди обняли Чжунхона. Брат ему что-то сказал, отец молчал и смотрел на сына нечитаемым взглядом. Затем к Чжунхону припала мать — плача, целовала его в лоб. Чжунхону для этого пришлось согнуться едва ли не вдвое — мать у него была маленькая, ростом Чжунхон пошел в отца. На последних трех-четырех десятках фото Ёнгук с удивлением увидел… румяного негодующего Химчана, хмурого Чонопа и взъерошенного Дэхёна, которые втроем осаждали Чжунхона. Чоноп, как обычно, молчал, Дэхён, как всегда, что-то вещал, размахивая руками, а Химчан, похоже, отчитывал Чжунхона, тыча пальцем ему в лоб. Тот растерянно глядел на них и, кажется, улыбался — из-под маски не видно было, но Чжунхона выдавали его эгьё саль. Затем они обнялись, все вчетвером, и на последних фотографиях Чжунхон уже уходил в зал ожидания. Фанатки фотографировали его, пока его спина не пропала из виду. Ёнгук досмотрел до конца и дернулся с места — найти бутылку. Пошатываясь, поплелся в кухню. Едва не врезался в косяк, оперся рукой о стену — ноги не держали, — кое-как добрался до бара и откупорил новую бутылку соджу. Половину пролил мимо стакана, потянулся было за тряпкой — вытереть, иначе Чжунхон-а будет ругаться на беспорядок, когда вернется. Рука застыла в воздухе, а затем судорожно потянулась за бутылкой и вмазала ее в стену. Ёнгук схватился за горло и сполз на пол, и долго сидел так, уткнувшись лицом в ладони. Когда в кухне совсем стемнело, Ёнгук поднялся, включил свет и принялся убирать осколки. За один взялся так неудачно, что на ладони мгновенно проступила узкая красная полоса, через секунду взявшаяся ожерельем алых капель. Ёнгук тупо поглядел на нее, на осколок, выпавший на пол из разжавшейся ладони. Поднял и полоснул рядом с кровящей царапиной, поглубже. Было больно, но Ёнгуку чуть полегчало, и он наконец смог вздохнуть. Внутри будто цунами прокатилась, стирая и перемалывая все, на чем держался его мир, — остались развалины и темная, грязная, холодная вода. Если приглядеться, в воде плавали трупы. Ёнгук приглядываться не собирался. Он выбросил осколки в мусорное ведро, вытер лужу из соджу и крови и пошел мыть руки. На завтра были намечены очередные съемки, нужно было выспаться. Поначалу при мысли о том, что с утра придется улыбаться на камеру, Ёнгука чуть не вывернуло. Но менеджер уже обо всем договорился, павильон подготовили, съемочную группу собрали. И потом… если бы он сейчас отменил съемки и принялся страдать, получилось бы, что Чжунхон напрасно прошел через все это. Что Ёнгук подвел его дважды: когда не уберег — и когда отказался от того, ради чего Чжунхон отказался от него. Мучительно хотелось написать ему, попросить прощения. Сказать: "Люблю тебя", — позвонить Чжунхону по фейстайму и, быть может, увидеть, как поднимутся в улыбке уголки его губ. Но Ёнгук знал, что после этого им обоим будет только хуже. Если бы речь шла только о нем самом, он бы позвонил без колебаний. Но Ёнгук не мог мучить Чжунхона еще больше — он и без того так сильно его подвел. Будь на месте Ёнгука кто-то другой, Ёнгук бы самолично вырвал ему глотку… но теперь ему оставалось только лежать в темноте и ждать, пока придет сон, и безуспешно пытаться думать о завтрашних съемках. Наутро он, ругая себя на чем свет стоит, все же зашел в фейстайм и обнаружил, что абонент Zelo96 его заблокировал. Никакого сообщения там, конечно, не отобразилось — просто никогда раньше Чжунхон в фейстайме не был офлайн.