***
Когда машина останавливается перед парадным входом, она бросает быстрый взгляд на снятые с запястья часики от Картье — стрелки показывают пять минут девятого, самое время. — Вернешься за мной в половине двенадцатого, хорошо? — ожидая, пока водитель откроет двери, она машинально проводит рукой по запястью, поправляя массивный изумрудный браслет — часть гарнитура, подарок отца на последний день рождения. — Да, мисс, — кивает Говард, возвращаясь обратно в салон, оставляя ее одну перед самым входом. Вот они, те двери, в которые она входила в последний раз семнадцатилетней девчонкой. Теперь ей двадцать пять. Господи, сколько времени прошло! И зачем она вдруг решила вернуться? Признаться самой себе в этом было постыдно. В любом случае, думала она, не ради момента нахлынувших воспоминаний. И уж тем более не из-за того, что через месяц она свяжет себя узами брака с человеком, которого не то что не любит, на дух не переносит. То, что случилось на берегу Северного моря навсегда здесь и останется. Все эти годы она не прогибалась под тяжестью воспоминаний, нет. Просто теперь, когда все навалилось, заставив дыхание исчезнуть, ей захотелось вновь ощутить холодный морской ветер с запахом соли, брызги волн, услышать глубокий, низкий голос, почувствовать… Нет, только не сейчас. Она входит в просторный холл и передает кашемировое пальто дворецкому, оставаясь в элегантном бархатном платье, синем, как ночное небо, плотно облегающем ее стройную точеную фигуру — наглядный пример того, как работает личный диетолог и фитнесс четыре раза в неделю. — Ваше имя, мисс? — Ты ведь знаешь. Протягивая карточку, она уже минует большую часть расстояния, отделяющего ее от открытых дверей гостиной, поэтому голос дворецкого, объявляющего о приходе новой гостьи, настигает ее лишь у входа в ярко освещенное помещение. — Господи, Маргери, неужели это ты, моя девочка?! — голос Кейтилин Старк раздается совсем рядом. Рыжие волосы, голубые глаза, приятная улыбка — она снова здесь, в поместье Старков, как будто восемь лет назад.***
За спиной слышится шепоток, и он оборачивается, тут же натыкаясь на быстрый, пытливый взгляд невесты. Мирцелла по-хозяйски кладет маленькую ладонь на лацкан его пиджака, словно предчувствуя опасность, пока ее голубые глаза проворно осматривают вновь вошедшую. Девушка невысокая, стройная, в прекрасном темно-синем платье. Черты ее лица не кажутся слишком приятными, но никто и никогда не сможет назвать ее некрасивой. От незнакомки будто веет этим — все признают ее превосходство безапелляционно, будто это что-то, что объяснить невозможно. Она стоит, и Кейтилин держит ее маленькие ухоженные ручки в своих, будто это еще одна ее дочь, будто она с теплотой и любовью любит о ней говорить. На мгновение Роббу кажется, из легких выдавили весь воздух, и они плющатся, заставляя горло неприятно саднить. Перед глазами будто сменными кадрами на старом полароиде проносятся воспоминания — черт, восемь лет! — им не больше семнадцати, он и она, шум морского прибоя, соленые брызги в ее волосах и заливистый смех; теплые, чуть влажные губы с привкусом лайма и мяты; золото ее спутавшихся волос в его пальцах и сладкий, хриплый шепот: «Робб, пожалуйста…». Этого не может быть, это просто нереально. Нет, не сейчас, не здесь. Она подходит медленно, а время вокруг будто исчезает. Старк дышит глубоко, смотрит прямо, ничем не выдавая удивления. Быстрый контакт — глаза в глаза — серые встречаются с мутно-зелеными, и мгновенное узнавание. — Робб? Это ты? Останавливается рядом, приподнимает краешек губ так, как умеет только она. Старк замечает — на левой руке поблескивает бриллиант в золотой оправе. Кто бы сомневался, она, конечно, уже помолвлена. — Приятная встреча! Какими судьбами, Мар? — он старается вести себя как можно более спокойно, не нужно ей знать, что он помнит, что он, черт возьми, все хорошо помнит. — Приехала погостить к бабушке, ты же знаешь, она вечно жалуется, что я уделяю ей так мало времени. Мирцелла, все еще держащая его под руку, чуть слышно хмыкает, привлекая к себе внимание. Робб откашливается и произносит: — Познакомься, моя невеста Мирцелла Баратеон. Мирцелла, это… Она перебивает, протягивая аккуратную маленькую ладошку для пожатия. На запястье игриво сверкает тяжелый изумрудный браслет. — Маргери Тирелл, рада нашей встрече. У нее улыбка все та же, яркая, быстрая, как северное лето. Вот она — окрашивает мир в сотни тонов, оттенков солнца и карамели — и уже пропала, уступая место глубокому, проницательному взгляду и легкой усмешке. Робб смотрит, впитывая каждую мельчайшую деталь, сравнивая, воскрешая что-то из памяти, и понимает: да, это она, Маргери. Маргери в шелковом платье в мелкий цветок на веранде дома ее бабки; Маргери, улыбающаяся ему и говорящая: «Теперь ты знаешь мое имя, придется и мне узнать твое»; Маргери, смеющаяся, бегущая по холодному песку в середине апреля, расставив руки в стороны и спугивая чаек; Мар с охапкой завядших роз в руках, с темными следами от дорогой туши на щеках, стоящая посреди дороги во время проливного дождя; Мар, обхватывающая горячую чашку с чаем и кутающаяся в его толстовку, пытающаяся согреться; Маргери во сне и наяву, живая, теплая, с легким ароматом роз и сандала, с привкусом марципанов на губах и ванили — на коже. Та самая, семнадцатилетняя, его первое серьезное увлечение. Его первая любовь. — Ты совсем не изменился, — голос у нее глубокий, нежный, обволакивающий. — А ты стала еще красивее, — Старк говорит искренне, игнорируя странный взгляд Мирцеллы, направленный на него, — Надолго к нам? — До конца месяца, может, чуть дольше. Решила побыть немного вдали от Джоффри перед свадьбой и подумала, почему бы не поехать сюда, отдохнуть, подышать морским воздухом, вспомнить кое-что… Мирцелла задает какой-то вопрос, и Маргери поворачивается к ней, отвечая. Робб больше не слушает. Смотрит еще пару мгновений на нее, то, как она держится, ведет себя, говорит. Она девочка другого мира, даже другого измерения. И всегда ею была. В семнадцать или же в двадцать пять — все равно. Время только украсило ее внешне, смягчив черты и добавив яркого, цепляющего взгляд лоска. От нее веет всем тем, чем полнится высший свет: несмертным богатством, утонченным аристократизмом, статной красотой. — Пойдемте же скорее, — Кейтилин вежливо вклинивается в их беседу, разбивая тройку. Берет под руку Робба и Маргери, уводя в сторону столовой. Мирцелла, все еще не до конца понимающая, что происходит, покорно следует за ними. За столом они оказываются друг напротив друга, и тут уже не спрятать, не скрыть долгих, внимательных взглядов. Робб смотрит. Маргери наверняка знает, он уверен, но не подает и виду. Продолжает как ни в чем не бывало щебетать о предстоящей свадьбе, о том, какое ей шьют прекрасное платье — лиф почти наверняка будет расшит жемчугом — каким цветам она отдаст предпочтение в букете невесты и каких гостей посадит рядом за столиками во время банкета. Глаза Мирцеллы, подкупленной этими разговорами, сверкают неподдельным вниманием, она словно губка впитывает все ее интонации, в то время как Робб молчит, не принимая в беседе участия. Он не может понять: почему сейчас? Прошло восемь лет, черт возьми, и ни разу они не виделись. Если она хотела, то почему не приехала раньше? Почему решила вернуться именно в этом сентябре, а не два, три года назад? Он изучает черты ее лица — идеальные, тонкие, до невыносимости знакомые ему. Вот она вскидывает брови, удивленно глядя на его мать, вот улыбается быстро, игриво, вот чуть запрокидывает голову назад, смеясь. Ее смех, неожиданный, яркий, густой, окатывает его как ледяной водой, будто проникает за шиворот, касаясь холодными капельками горячей кожи. Он не слышал его уйму времени, но тот не поменялся. Разве такое возможно? Вспоминается вечер, закатное солнце, последними лучами опаляющее берег, и ее прохладные ладошки по его груди, мягкие и чуть дрожащие. Тихий смех, легким бризом ласкающий слух. Слова… — Робб? Я спросила, можем мы поехать домой? — Мирцелла касается рукой его пальцев, — У меня разболелась голова. Наверное, опять мигрень. Он кивает. — Ничего, мама? — Нет, конечно, нет! Поезжайте. — Целуя невесту сына в подставленную щеку, Кейтилин чуть обеспокоенно хмурится, — Надеюсь, тебе станет легче к утру, Мирцелла. — Спасибо, миссис Старк. — Я, пожалуй, тоже пойду, — Маргери откладывает в сторону салфетку и поднимается, — Еще не успела выспаться после перелета. — Ох, дорогая, я так хотела бы, чтобы ты осталась, — мать оборачивается к ней, улыбается, — Я слишком долго была лишена твоей компании. — С удовольствием составлю вам партию в рауте на этой неделе. Вы ведь их еще устраиваете? — у Маргери голос приятнее любого соловьиного пения, а интонации заставляют заслушаться.***
Робб помогает Мирцелле накинуть на плечи коротенькую накидку, когда она появляется в холле. — Колин, вызови машину, — просит, запахивая полы дорогого пальто. — Сейчас, мисс Тирелл. — Ты все еще помнишь, как зовут нашего дворецкого? — Старк хмурится, глядя, как тонкие пальчики ловко перевязывают поясок на талии. — Вы не меняете его уже который год, — усмехается быстро, поворачивается к нему в пол-оборота, — такие вещи не забываются. Роббу кажется, или это двусмысленность промелькнула в ее последней фразе? Он смотрит внимательно, пытается понять, но Мирцелла не позволяет — берет под руку, привлекая внимание: — Пойдем? — обращается к Маргери: — Рада была нашему знакомству. Вы удивительная! — Это чистая лесть, — Тирелл располагающе улыбается, слишком быстро, чтобы быть правдой, — Приятного вечера. Робб чувствует, как ее рука легко проходится по его руке от локтя к запястью и так же незаметно исчезает. Густые кудри цвета жженного сахара, мутно-зеленые глаза, чуть раскосые, с внимательным, ясным взглядом, красивые губы. «Что она хочет вспомнить?» — думает и с сожалением осознает: он ничего и не забывал.