Под сенью семи мостов

Несмотря на очень хмурое утро, к середине дня небо прояснилось. Город ожил. Засиял, заблестел. Даже тесные переулки стали более уютными. В одном из таких и стоял сейчас Акэно, томясь ожиданием. Он боялся отпускать Хару куда-то одного, всегда следовал за ним, но внутрь его дома не пошёл. Слишком тяжело это было. И пусть Хару приходилось вдвойне тяжелее, поддержать его Курихара был не в состоянии. Слишком слаб ещё был подросток. И он осознавал свою слабость. И проклинал её. Но никто не в состоянии стать сильным, просто пожелав. Никто не в состоянии осуществить свои желания в мгновение ока. Потому Акэно скрипел зубами, обещая себе, что в следующий раз сможет... - Нашла. Не поверив ушам своим, мальчишка обернулся. - Ты? - Грубиян. Разве так приветствуют мать после долгой разлуки? Женщина подошла ближе, но Акэно инстинктивно сделал пару шагов назад. - Ещё и месяца не прошло. Лично я соскучиться не успел. Да и матери своих детей убить не пытаются, не заблуждайся. - Ненавидишь меня? - Да, - с ответом он не мешкал. - Вот и хорошо. Я тоже тебя ненавижу, - она сделала несколько шагов в сторону, намереваясь опереться спиной на стену, достала пачку сигарет, - Я закурю? - Обычно ты не спрашиваешь, неужто трезва? В кои-то веки? - А... У меня сегодня праздник, если можно так сказать, - однако её голос был далёк от радостного. - По поводу? – подозрительно осведомился подросток. Она не пыталась напасть, оскорбить или даже просто косо посмотреть. И парня это сбивало с толку. Акэно уже давно отвык от обычного общения с матерью. - Я ухожу от твоего отца. - О-о-о... – удивления в его голосе не было ни грамма. - Странно, но я последовала твоему примеру. Разве обычно не дети на родителей равняться должны? – женщина усмехнулась, делая затяжку. - Обычно дети и родители не питают друг к другу ненависти, - почему-то враждебность из его голоса начала исчезать. Что-то в женщине поменялось, и это заставило парня реагировать иначе. Он не почувствовал родство, нет, но и ненависть потихоньку отступала. - И то правда... – она глубоко вздохнула, отводя взгляд в сторону. Смотреть на сына было слишком больно. В воздухе повисло молчание. Из завала за углом на солнце вылезло несколько кошек. Упитанные, наглые, совсем не боящиеся людей. Одна из них пошла виться у ног мальчишки в надежде на угощение или ласку. Акэно остался равнодушным. Хару тихонько спускался по лестнице, но увидев, что его друг с кем-то разговаривает, остановился, так и не решившись помешать. - Знаешь, я недавно вспомнила те дни, когда мы ещё были настоящей семьёй, в которой отец не насилует сына, а мать не пытается его убить. – она старалась говорить спокойно, но внутри всё сжималось. Воспоминания душили своей добротой и недостижимостью. – Мы ужасные родители. Особенно я. Женщина нервно затянулась. - Долго же до тебя доходило, - на смену ненависти пришла обида. Казалось бы, обида – детское чувство, только оно стойко впилось в сердце, не давая вздохнуть без острой боли в груди. - Что дальше будешь делать? – Она, казалось, его даже не услышала. - Думаю, тебе незачем знать. - Не беспокойся, я исчезну из твоей жизни навсегда. - Так это прощание? - Да. Передай благодарность тем, кто приютил тебя. Они больше подходят на роль родителей. А! И ещё, - она достала из сумочки увесистый бумажный пакет и протянула его сыну, - на первое время хватит, а дальше ты и сам справишься. Ты сильный. Сделав последнюю затяжку, она бросила окурок на землю, раздавила его и пошла прочь, не попрощавшись и ни разу не оглянувшись. Что творилось у неё на душе, парень так и не узнал. Вернула ли она утраченную человечность? Никто не мог знать. Но она однозначно старалась. И от этого ей было только больнее. Ведь ей пришлось обнаружить, что она также сломлена. Подождав ещё несколько минут, дав женщине возможность уйти, а Акэно – немного прийти в себя, Хару спустился. - Идём? – Курихара пытался выглядеть спокойным, но дрожь в голосе выдавала. Ёшида в ответ молча кивнул. Они провели вместе всю ночь. Писатель отчаянно жался к мужчине, дрожа от страха, холода и слёз. Лишь к утру он смог уснуть. Юки же глаз не сомкнул и вовсе. В его голове роились сотни мыслей, не давая покоя. Он обдумывал всё: от работы до своего отношения к Кохаку. Что изменилось? Почему-то он постепенно перестал думать о писателе, как о раздражителе. Было ли знание о его прошлом тому причиной? Ответа Юки не знал. Но его успокаивало и одновременно волновало то тепло, что разливалось в груди, стоило Кохаку искренне улыбнуться. Жаль, что такие моменты выпадали крайне редко. Однако стоило наступить утру, как все тяжёлые думы были спрятаны за маской спокойствия. Иронично. Юки никогда не нравилось, что Кохаку прячется за сотней масок, а сам поступал так же. Встретившись с тройкой друзей в коридоре, Фукуи понял, те тоже не смогли заснуть. И неудивительно, учитывая всю тяжесть событий, что произошли в доме больше года назад и только вчера... - Доброе утро... – устало промямлил Куро. - Доброе, - холодно ответил Кохаку. Он поспешил к входной двери и распахнул её одним движением. И тут же с криком бросился в сторону от провалившегося в дом снега. Парни едва сдержали смех. - Ты в порядке? – Юки уже привык задавать один и тот же вопрос. - Если не считать пострадавшей гордости, то да. Кохаку снова использовал тот же образ, что и в день их знакомства. Возможно, именно таким он был бы, не сложись обстоятельства столь печальным образом. - Может, позавтракаем? – предложил Джёбэн. – У нас ещё остались кое-какие продукты. - Я бы предпочёл убраться отсюда как можно скорее, - ответил писатель. - Если честно, я тоже, - признался Микио, - этот дом какой-то жуткий... - Он не жуткий, - писатель первым сделал шаг наружу, - просто вы знаете, что здесь произошло. - Мне тот день до сих пор в кошмарах снится, - Куро поёжился. - Уж мне-то мог не говорить, - Кохаку поправил тёплый шарф. Сегодня он чувствовал себя лучше. Он устал, был разбит, но почему-то верил – сможет встать навстречу следующему дню. Такое чувство он испытывал, возможно, впервые в жизни. Когда полностью отдаёшься какому-то делу, время летит незаметно. Только начал и вдруг почувствовал усталость. Удивился и посмотрел на часы – прошло уже полдня. И так всегда. Со временем даже начинает казаться, что ты не живёшь вне своего дела. Иногда это печалит. Но разве не прекрасно... жить своим увлечением? Когда мальчишка наконец прервался на обед, то на город уже опускался вечер. Ладони болели, но результат до сих пор его не устраивал. Его называли гением, пророчили великое будущее, а сам он лишь проникался всё большей ненавистью к себе. Одиночество всегда закаляет в очень странной манере. - Даже не сомневался, что найду тебя здесь. Мне нравится твоя преданность музыке. Твоя способность жить лишь ей одной. - Ёшида? Что тебя привело? Мне казалось, я тебе противен, - парень недобро глянул на возникшего в дверях Хару, злясь на него за неожиданный испуг. - Точно... Хару наконец вошёл в кабинет, оставив дверь незакрытой. В проёме тут же показался Акэно, но входить не стал. - Сыграешь для меня? В последний раз. - С чего бы мне? - Хочу спеть... Для тебя, - немного смущённо ответил парень. Пианист аж подавился. Впервые ему говорили подобное. Откашлявшись, он спросил: - Что? Хару протянул листы с нотами: - Сможешь сыграть? - Мелодия простая, - ему хватило лишь беглого взгляда. - Вот и хорошо. Пианист пару раз пробежался по мелодии, вник и лишь тогда согласился аккомпанировать вокалисту. Им хватило короткого взгляда друг на друга. По помещению потекла музыка. Медленная, величавая и проникновенная одновременно. Простоту мелодии компенсировала эмоциональность. Ещё пара аккордов, и Хару запел. Неспешно, нежно, будто едва касаясь невидимых нот. Он пел о расставании, о печали, о прощении. О далёких-далёких краях, что взору уже не предстанут никогда. Хару был настоящим самородком, и это было видно сразу. Незаметно для самого себя пианист заплакал. Отдаваясь мелодии полностью, он чувствовал её гораздо лучше других. А когда смолкла последняя нота, он продолжал ошарашенно сидеть за клавиатурой, не в силах пошевелиться. - Знаешь, я больше не появлюсь в школе, - спокойно, словно устало заговорил Хару. - Так те слухи были правдой? - Зависит от того, какие слухи, - он мягко избежал ответа. Подробностей не последовало. Только тишина. А спустя пару минут – вопрос: - Ты поэтому пришёл? Попрощаться? - Нет. Мне хочется надеяться, что мы ещё встретимся. - Тогда зачем? Хару наконец посмотрел на собеседника. Затем низко поклонился ему. - Я был непозволительно груб. Мне очень жаль. Ты хороший человек и вовсе мне не противен. А ещё вот, - он протянул пианисту визитку Аямэ, - кое-кто нуждается в твоих навыках. Полагаю, подработка на пару дней в неделю, в светлое время суток. Возможно, там ты обретёшь друга. Не дожидаясь ответа, Хару покинул кабинет. Акэно молча последовал за ним, учтиво поклонившись музыканту на прощание. - Так ты знал? – пианист усмехнулся, разглядывая визитку. До города они добрались лишь под вечер. И лишь когда по колено занесённая снегом дорога оказалась позади, путники поняли, насколько на самом деле устали. - Есть хочу... – первым выдал Куро. Кохаку лишь презрительно фыркнул. Сам он не ел уже сутки и пока даже не думал об этом, несмотря на явные протесты тела. - Нам бы тоже не мешало поесть, - согласился с едва знакомым парнем Юки, пристально глядя на писателя. Тот никак не отреагировал. - Может, зайдём в кафе? – предложил Джёбэн. - Пойдёмте, - Кондо тихонько потянул Фукуи за собой, увлекая прочь от остальных. - Такэхико! – Микио попытался его остановить, но тот лишь отмахнулся. - Не знаю такого! – Кохаку даже не обернулся. - Значит, ты не вернёшься? – Араки почему-то был встревожен. - А меня здесь ждут? Не думаю, - писатель же напротив, повеселел. Да только веселье его для знающих людей оказалось мрачным. - Я буду, - внезапно выдал Куро. - В надежде на мифическое прощение? - Нет, - парень был очень серьёзен. - Ну, тогда всё возможно. Больше ничего не говоря, Кохаку поспешил прочь. Сумерки быстро поглотили их с Юки силуэты, не оставив даже возможности посмотреть вслед. - Хочу выпить, - первым заговорил Микио. - Я тоже не откажусь, - его друзья выдали в один голос. И тройка парней направилась в ближайший бар. Смывать гадостное чувство со своих сердец. Жёлтый свет фонарей разгонял тьму, отражаясь от белого снега. Тихий город уже почти спал. По пустынным улицам изредка проезжали автомобили. То там, то сям проходили одинокие люди, спешащие домой с работы. Никому не хотелось мёрзнуть. Кохаку же охватила тоска. Измученный наплывом эмоций и воспоминаний он уже сомневался, что сможет выдержать. Ища поддержки, он крепко сжал ладонь Юки. - Что-то случилось? – мужчина тут же отреагировал на его жест. Странно, но он уже привык внимательно следить за каждым движением мальчишки. Больше ему это не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Смирился? Привык? Или же его отношение к писателю начало меняться в лучшую сторону? А было ли оно плохим с самого начала? Юки предпочитал о таких вещах не задумываться. Он лишь следовал тому, что считал желанным и правильным на данный момент. А сейчас ему хотелось убедиться, что Кохаку больше не будет плакать. Всё ещё свежи были раны от первых его слёз... - Я тут подумал, - парень с ответом не торопился, и говорил так же не спеша, - ночью город становится таким одиноким. - Что? - Зачем мы с таким рвением отбираем пространство у ночи, если фонарям не для кого светить? - Но мы же здесь. Значит, они светят для нас, - мужчина решительно не понимал, в какой разговор его увлекли на этот раз. - Эгоцентрично, однако, Фукуи-сан, - Кондо сдержанно улыбнулся. - Но ты же... - Ой, простите! – Аямэ едва не сбила Юки с ног, и тем не менее весело улыбалась. – Вы такой симпатичный мужчина, что я невольно засмотрелась. - Аямэ-сан! – Акэно уже был рядом и подталкивал женщину в спину, - Не стыдно вам, почти замужней женщине с незнакомцами флиртовать? Я всё Кацу-сану расскажу! - Так, мальчишка! – она тут же стала серьёзной. – Флиртовать с незнакомцами – моя работа, - недолго серьёзность её прожила. - Да наплевать! Мы на поезд опоздаем. Хару с Кацу-саном уже ждут нас, не забыли? - Вздумалось же вам уехать прямо сейчас... Не могли подождать до утра? А, - она снова повернулась к Фукуи, - ещё раз простите. И они поспешили своей дорогой. Какое-то время Кохаку и Юки молча смотрели им вслед, но потом писатель засмеялся. - Да уж, некоторые люди не меняются... – он тепло улыбнулся. - Вы знакомы? - С Аямэ-сан-то? Именно она помогла мне покинуть Нанахашимуру. Я многим ей обязан. - Тогда почему даже не поздоровался? - Как видите, сейчас она занята спасением очередных детей. Не стоит её отвлекать. Мужчина впервые слышал в голосе писателя столько тепла. - Значит, мы зайдём к ней позже? - Нет. Не думаю. - Даже поблагодарить не хочешь? – он был сбит с толку. Парень просто пожал плечами и продолжил неспешно идти вперёд. Юки смотрел, как он постепенно становится всё дальше, словно с каждым шагом – всё недостижимее. Сердце больно сжалось. - А... меня ты так же забудешь? – он и сам не верил, что мог произнести подобное. Кохаку остановился. Мимо пролетали крупные хлопья снега, но ему было всё равно. Впервые за очень долгие годы снег не удостоился никакой реакции от парня. От улыбки не осталось и следа. В сердце снова вернулась тоска. - Фукуи-сан, даже собаки помнят своих благодетелей. - Прости. Мне не стоило говорить, не зная ваших с Аямэ отношений. - Я не про неё говорил. Ну, не только про неё. - Что? – Юки уже настолько привык к тому, как Кохаку уходил от прямых ответов, что не сразу разглядел честности. - Вы же спросили, забуду ли я вас. К сожалению, нет. - К сожалению? - Когда вы рядом, прошлое начинает отступать. Странно, но в ваших объятиях я обретаю покой. Мне бы не хотелось с вами прощаться, но работа над экранизацией не вечна. Так что мне придётся тяжело, - он немного помолчал, словно осмысливая свои же слова, а затем, слегка улыбнувшись, добавил, - звучит как признание в любви, правда? Парень серьёзно смотрел собеседнику в глаза. Для этого ему приходилось задирать голову вверх, но он был не против. Кохаку ждал любой реакции. Смеха, презрения, даже удара. Насилия он повидал достаточно, чтобы не верить в людей. Но Юки притянул парня к себе и обнял. - Любовь это или нет – мне всё равно, - заговорил мужчина, - я просто не могу оставить школьника одного. - Я не школьник, - Кондо опешил. - А я не Аямэ, и так просто тебя не отпущу. Пропадёшь же. - Фукуи-сан, вы сейчас фактически в любви мне признались. Мужчина тяжело вздохнул. - Значит, в этом мире есть как минимум два человека, которые тебя любят. Разве не здорово? В их сердцах ты сможешь вновь обрести свой дом. - Так нечестно, - шмыгая носом, заявил Кохаку, - тут я писатель, а самую классную фразу за вечер вы присвоили себе. Юки лишь тепло улыбнулся и погладил парнишку по голове. А безучастный белый снег продолжал опускаться на дорогу, на город, на уходящие поезда. Зима мерной поступью шагала по землям северной Японии, никого не любя, никого не презирая. Равнодушный сезон, обречённый расцвести и умереть. Такой же мимолётный, как и человеческие жизни, на которые так сильно влияют его снегопады.