Под сенью семи мостов

Холодное, неприветливое утро встретило двух путников в городе Хакодатэ. Сильный ветер выдувал всё тепло, несмотря на тёплую одежду. Тогда-то Юки понял, что зима на Хоккайдо сильно отличалась от токийской. Кохаку же успешно делал вид, будто не замечал холода. Он казался совершенно обычным. Невозмутимым наглым мальчишкой. Совсем как во время их первой встречи. Единственным отличием было молчание. Как только они оказались на Хоккайдо, Кохаку замолчал. Им предстоял ещё долгий путь до родного городка писателя, но Юки уже начал беспокоиться. Молчащий Кохаку казался ему гораздо страшнее язвительного наглеца, которым тот представал всё время. - Я слышал, многие мои одноклассники перебрались в Хакодатэ, - парень заговорил впервые за несколько часов. – Надеюсь, нам не предстоит встретиться с ними. - Боишься, что тебя снова настигнет прошлое? - Да, - и лишь спустя пару минут он улыбнулся. – Ведь прошлое Кондо Кохаку настолько скучно, что мы заснём по дороге. А до Нанахашимуры путь неблизкий. За всё время их общения Юки так и не научился понимать парня. Он даже задавался вопросом: понимал ли Кохаку себя сам? Ответ напрашивался однозначный: нет. Мужчина надеялся, что их совместное путешествие многое прояснит, и в то же время он боялся. Их отношения становились сложнее день ото дня. И Юки прекрасно понимал, что если всё станет слишком запутанно, то закончится оно плохо. Знал о последствиях, но понятия не имел, как их избежать. Чем больше времени Юки проводил с Кохаку, тем сильнее его ненавидел. И тем меньше у него оставалось сил наплевать на наглого юнца. Время шло, месяц подходил к концу, всё также заметаемый обильными снегопадами. Жители окрестных деревень уже неделю были отрезаны от цивилизации. Не спасало даже регулярное прочищение дорог. Зима выдалась очень снежной. Но вскоре снегопады прекратились, наступили недолгие морозные и солнечные дни. Белый снег слепил глаза, но Хару не обращал на это внимания. Сегодня он стоял там, где началась история его знакомства с Киёши. Лёгкий ветерок едва шевелил пряди длинных волос, не в силах пробиться под тёплую одежду. В отдалении стояли Акэно и Аямэ. Отпускать только что вышедшего из больницы парня одного они отказались. - Смотрю, мы поменялись местами, - усмешка получилась печальной. - Как ты меня нашёл? – Киёши изо всех сил цеплялся за ограждение, несмотря на явное намерение прыгнуть вниз. - Думаешь, я не знал, что ты переспишь с Мисаки? Её отношение к тебе было слишком очевидным. - Мы столько всего натворили... – мысли унесли парня прочь ненадолго, хватка ослабла, но стоило телу покачнуться, как страх тут же взял бразды правления на себя, отрезвляя Киёши. – Но почему ты пришёл именно сюда? – он надеялся на спасение. - Так и не понял? В этом городе семь мостов, но наверняка умереть можно, спрыгнув только отсюда. Остальные низковаты. Только вот ты всё равно опоздал. - И ты пришёл спасти меня? – очень сильно надеялся на спасение. Хару глубоко вздохнул. - Спасти? Если бы я хотел тебя спасти, то уже толкнул бы. - Что? Ёшида подошёл ближе к парню и только тогда его маска спокойствия треснула. - Я тебя ненавижу. От неожиданности заявления Киёши отпустил поручни. Теперь на краю он держался лишь благодаря природному чувству равновесия. - Но... я же тебя спас... - И к чему это привело? – Хару ухватил самоубийцу за куртку, намереваясь силой перетащить его за ограждение. Поняв, что происходит неладное, Акэно и Аямэ кинулись к парням. Киёши попытался оттолкнуть спасителя от себя, но с первой попытки не получилось. - Вы со своей сестрой натворили слишком много, чтобы остаться безнаказанными. Даже не надейся сбежать, - Хару изо всех сил пытался перетянуть самоубийцу на себя, но тот был гораздо сильнее. – Ты не умрёшь! Слышишь?! Ты не умрёшь! Но короткая борьба закончилась проигрышем Ёшиды. Киёши сорвался в ослепительно-белую пропасть. Аямэ закричала, закрывая лицо руками и падая на колени. Она многое повидала в своей жизни, но самоубийство – впервые. Акэно обхватил Хару и оттащил от перил, будто боясь, что тот последует за упавшим. Но тот был на удивление спокойным. - Дурак, я же говорил – ты опоздал. Аямэ-сан, вызовите скорую. Этот придурок явно себе что-то сломал. В груди жгло, дыхание уже давно сбилось, но прекращать бег было нельзя. Его уже нагоняли. Вообще, странным было то, что его не догнали ещё сразу. Сказывалось знание местности? Или отчаянное желание уйти невредимым? Как бы то ни было, пять минут – далеко за гранью его предела. Голова уже плыла, в глазах темнело. Ещё пару шагов, и мальчишка запнулся о свою же ногу. Жухлая листва осеннего леса нехотя и небрежно приняла безвольное тело в свои жёсткие объятия. Один из преследователей засмеялся во весь голос. - А рванул-то как, - отсмеявшись, сказал он. - Держите его! – приказал затейщик погони. Но выдохшуюся и уже почти бессознательную жертву держать надо было разве только для того, чтобы она не упала лицом в землю. - Слабак какой... аж бесит, - сколько ненависти было вложено в эти слова, столько же силы – в удар. Мальчишка упал на землю. Из разбитого носа хлынула кровь, ярким контрастом оставаясь на жёлтой листве. - Что, запачкалась, принцесска? – главарь, так и не удовлетворившись, расстегнул ширинку. – Не беспокойся, сейчас мы тебя помоем. Горячая моча ударила в лицо сильным потоком. Она попала в глаза, в нос и в рот, но мальчишка покорно ждал окончания издевательств, смиренно принимая унижения. Мучителей такая реакция злила ещё больше, но больше идей на сегодня не было. Потому, когда экзекуция наконец закончилась, жертву просто бросили в колючий кустарник. Уходя, они чувствовали неудовольствие. Оно обещало позже вылиться в новые пытки. Несколько минут он лежал, будто мёртвый. Потом закашлялся. И лишь спустя ещё пару минут набрался сил вылезти из кустов. Мокрый, грязный, побитый, весь в собственной крови и чужой моче он сидел на тёплом осеннем солнышке. Погода так отчаянно не соответствовала ситуации, что от этого становилось только хуже. Слёзы беспомощности покатились по щекам... - Кохаку... Кохаку, проснись. Мы приехали. Писатель дёрнулся, но всё же успел взять себя в руки. Рвущийся наружу вскрик не потревожил редких пассажиров поезда. - Простите... задремал. - Ты в порядке? Побледнел как-то... - Для этого города такая реакция вполне нормальна, - парень попытался отшутиться, но оставшиеся от сна нотки отчаяния радости в его усмешку не добавили. Юки решил не придавать этому особого значения. Его собственные смешанные чувства сейчас занимали мужчину гораздо сильнее. Нанахашимура встретила их холодным горным воздухом и мрачными низкими тучами, угрожающими вот-вот обвалиться на землю всем весом, похоронив город под километровым слоем снега. - Ничего не меняется, - бодро заявил Кохаку, первым выходя из вагона, - это место всё так же отвратительно, как и пару лет назад. - Не очень-то лестно ты отзываешься о родном городе, - заметил Фукуи. – Неужели тут не было ничего хорошего? - Кстати о хорошем... Надо зайти к Аямэ-сан, кзнать, как у неё дела с Кацу. Начали они наконец встречаться или как... Я бы с уверенностью заявил, что нет, но за прошедшее время даже я успел измениться. Ох, простите, не стоит утомлять вас бесполезной болтовнёй, вы же сюда за леденящими кровь подробностями прибыли, верно, Фукуи-сан? – паренёк нагло улыбнулся, рассчитывая на недовольство спутника. - Ты сам меня пригласил. - Но вы поехали со мной, рассчитывая именно на них, так? Юки уже порядком устал от подобных комментариев, но стоило ему взглянуть на спутника, как всё недовольство тут же пропало. Кохаку мелко дрожал, отчаянно пытаясь скрыть страх за лишней болтовнёй и показушной язвительностью. - Может, хватит прикидываться? Я же вижу, что тебе плохо, зачем пытаться скрыть это за неуместным остроумием? Парень словно оплеуху получил. На несколько секунд он даже остановился. Ошеломлённый, лихорадочно ищущий выход. - Нет, Фукуи-сан, - наконец он взял себя в руки, - этого вы точно не дождётесь. Во всяком случае, не сейчас. Кондо резко завернул за угол, выводя спутника на безлюдную дорогу. Единственный человек был далеко впереди, что позволило парню немного успокоиться, а Юки – выдохнуть с облегчением. Мужчина ещё не понял, было ли то навеяно столь странной компанией или же город сам по себе вызывал у него неприятные ощущения. Хотя ничего жуткого в нём не было. Обычные улицы, обычные дома, много снега, увидеть который в Токё доводится очень и очень редко. Снег делал всё светлее, мягче. Он не мог вызывать негативных эмоций. Предавшись мыслям, мужчина не сразу заметил, как они поравнялись с другим пешеходом. - Канэко? Удивлённый прохожий был нагло проигнорирован. Кохаку даже слегка прибавил шаг. - Канэко? Канэко Такэхико?! Так ты вернулся? А я думал, ты навсегда уехал. Парень нагнал писателя и попытался хлопнуть того по плечу, но его руку перехватил Юки. - Кохаку, вы знакомы? - Нет, первый раз его вижу, - Кондо даже не обернулся. - Это я, Канэко, Араки Джёбэн! Одноклассника забыл? Писатель поспешил спрятать дрожащие руки в карманы куртки. - Ты так внезапно исчез, даже не попрощался... - Простите, но вы обознались, - Юки решил дальше не тянуть. Он закрыл писателя собой, словно верный сторожевой пёс. Казалось, ещё немного, и мужчина зарычит. Лишь потом, когда Джёбэн попросил прощения, долго кланяясь, и поспешил удалиться, Юки задумался над своими действиями. Что-то сродни инстинкту заставило его защищать юнца. Неведомый порыв, пробившийся даже сквозь неприязнь и усталость от вечной лжи. Фукуи вдруг заметил, что начал по-другому смотреть на Кохаку. Словно ему нравилась та слабость, что писатель так отчаянно и, пришлось признать, небезуспешно пытался скрыть. Слово «извращенец» напрашивалось само собой... Между тем Кохаку вёл его всё дальше и дальше. За пределами городской черты, где начинался лес и кончалась дорога, парню стало совсем плохо, но он продолжал идти. Молча. Время неслось испуганным зайцем, и к месту назначения они пришли уже в темноте. - Вот здесь, - твёрдо заявил писатель. Юки огляделся, но вокруг был лишь заснеженный лес. - Что здесь? - Думаю, здесь я начал бояться снега... и темноты, - тяжело дыша, парень оперся спиной на ближайшее дерево, пытаясь успокоиться. - Твои страхи не связаны с тем делом? – мужчина ещё не бросил попыток разглядеть что-то важное в темноте. - Нет. Точнее, не все из них, - Кохаку улыбнулся. Впервые его печальная улыбка была настоящей, но за темнотой увидеть её не представлялось возможным. - И... – Юки резко замолчал. В памяти вдруг всплыли слёзы мальчишки. Фукуи просто не мог позволить этому повториться. - Знаете, у нас была большая и бедная семья, - парень наконец немного успокоился. – Я с рождения много и сильно болел. Когда мне было пять, отец бросил меня здесь. Как раз примерно в это время года. Правда, в ту ночь была сильная метель. Продолжая вести рассказ, Кохаку заодно и вел спутника через лес. Время от времени он останавливался перевести дух, а заодно подумать, как вернуть спутанный рассказ в прежнее русло. Много было в его рассказе. О том, как пятилетний мальчишка отчаянно звал на помощь, пытаясь на ощупь выбраться из заснеженного лабиринта тьмы. О его чудесном спасении, причиной которому оказалась обыкновенная случайность. О том, как не обрадовались родители его скорому возвращению. Было там и о деле Бамбукового принца: - Я столько хлопот принёс семье, что искупить свою вину мог лишь самопожертвованием. Потому я даже и не пытался бежать, а сразу согласился. Я любил свою семью, хоть она и не отвечала мне взаимностью, - Кохаку оборвал повествование, боясь снова оказаться во власти чувств. С той же целью он совершенно будничным голосом попытался предостеречь спутника. - Кстати, будьте аккуратны, здесь где-то должен быть овра... Кондо вдруг исчез. Оказавшись под впечатлением спокойного, хоть и сбивчивого рассказа, Юки не сразу осознал, что его спутник упал в тот самый овраг. Поторопившись вниз, он нашёл Кохаку сжавшегося в комочек. - Простите, Фукуи-сан, на сегодня я исчерпал свой лимит... Больше притворяться сильным я не смогу. - Ты цел? – мужчина поднял спутника и поторопился оглядеть и ощупать его на наличие травм. - Нет... - Где ушибся? Где болит? – страх за юнца занял все мысли Юки. - Здесь, - парень положил руку на грудь. – Мне страшно, Фукуи-сан. Мне больно... И... И... чувство вины убивает меня... - Вины? За что? Ты ничего плохого не сделал. - Нет... Я не смог спасти их... Кохаку заплакал, инстинктивно прижавшись к мужчине. Сильный и тёплый, он олицетворял давно забытое чувство безопасности. И мальчишка бездумно следовал за этим чувством, словно мотылёк, ни капли не страшась сгореть в ярком огне. - Тише-тише, - мягко твердил Юки, прижимая парня к себе. Ему хотелось сказать, что всё хорошо, что всё позади и теперь он рядом, но слова не слетали с уст. Он просто не мог. Вот и твердил, как заведённый: «Тише-тише». Ночь сгущалась, становилось всё холоднее. Не привыкший к суровым зимам Юки уже замёрз, но старался не подавать виду. Он понимал, Кохаку сейчас нужен рядом кто-то надёжный, и хотел им быть. Мужчина никогда даже и не думал, что захочет стать сильнее ради едва знакомого парня, которого временами прибить охота. - Пора бы уже выбираться отсюда, - Юки поднял писателя на руки. Тот оказался очень лёгким. Слишком. - Я смогу идти сам, Фукуи-сан, - Кондо наконец смог успокоиться. - Уверен? - Да. Простите, - он смущённо отвёл взгляд, хотя в темноте в этом не было необходимости. Мужчина мягко опустил ношу в глубокий снег. Кохаку вздрогнул. - Ты в порядке? - Да... Нельзя же вечно идти на поводу у страхов, - он попытался улыбнуться. В темноте они двинулись вперёд, хотя самым разумным было бы вернуться по своим следам. Но стены оврага были уж слишком круты, а путники – уж слишком заняты своими переживаниями... Спустя полчаса за деревьями забрезжил свет. - Странно, здесь не должно быть жилых домов... - Может, новострой? – предположил мужчина. - В такой глуши? Разве что летний дом какого-нибудь бизнесмена. - Нам очень повезло на него наткнуться. - Ага. А то у меня такое чувство, что я скоро насмерть замёрзну, - честно признался Кохаку. Они пошли ближе. И чем ярче становился свет в окне дома, тем неувереннее шагал Кондо. А подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть дом, он и вовсе остановился. - Что случилось? – резкая перемена в поведении парня не осталась незамеченной. - Не может быть... Здесь никого не должно быть. Почему? Спустя пару мгновений парень сорвался с места и побежал к дому. - Кохаку? Подожди! – но Юки за ним уже не успевал. - Кто здесь?! Вон отсюда! Убирайтесь немедленно! – парень забил кулаками в дверь. - Кохаку! – мужчине удалось оттащить его от входа. – Успокойся! Ты так только себе навредишь. Не стоит ломиться в чужой дом. - Вы не понимаете, Фукуи-сан! Это мой дом! От неожиданности мужчина отпустил руки. Внезапно получивший свободу Кохаку упал в снег. В доме же пытались открыть покосившуюся дверь. Когда кусок дерева наконец поддался, перед путниками предстал Араки Джёбэн. - Так и знал, что это ты был. - Ты что здесь делаешь? – если бы взгляд мог убивать, Араки уже лежал бы бездыханным. - Это он, да? – из дверей показался и Куро. – Точно он... - Ребята, вы чего в чужом доме забыли? – Юки приветливостью тоже не отличился. - О... простите, - парни наконец опомнились, - проходите! Джёбэн протянул руку, чтобы помочь Кохаку подняться в дом, но тот его проигнорировал. Однако стоило писателю только оказаться внутри, как без чужой помощи уже было никак. Воспоминания полноводной рекой заполнили сознание. Стоило больших трудов не завыть. Парень покачнулся. Юки тут же его поддержал. - Ты как? Может уйдём? - Поздно, Фукуи-сан. Ночью тут даже на автомобиле слишком опасно. - Выдержишь? - Не знаю... Их провели на кухню, где тут же вручили по кружке горячего чая. Кохаку недоверчиво принюхался, пить он не торопился. - Не отравлено, не бойся, - Джёбэн попытался пошутить. - От вас можно всякого ожидать, - Кондо метнул злой взгляд на непрошеных гостей его дома. Их оказалось трое: Араки Джёбэн, Иноэ Куро и Мори Микио. Три закадычных друга ещё со времён первого года средней(1) школы . Прошло всего чуть более года с их последней встречи, а парни сильно изменились. Стали спокойней. Возмужали. - А ты изменился, - заметил Микио, виновато отводя взгляд, - раньше ты никогда не повышал голоса. - И когда вы меня били – тоже, - безжалостно заметил Кохаку. Микио лишь опустил голову ниже. Наступила пауза. В печи трещали дрова, пожираемые огнём. Трое друзей не решались заговорить. Кохаку же смотрел на них, как мамуши(2) на наглецов, посмевших потревожить его покой – готовый к атаке в любой момент. И только Юки оставался за бортом. Правда, много для понимания и не требовалось. Потому мужчина приготовился к неожиданностям, на которые Кохаку был способнее всех его знакомых вместе взятых. А потом – он знал наверняка – мальчишку придётся успокаивать. - Такэхико... – первым заговорил Джёбэн. Писатель молчал. Парень сел в официальную позу(3) а затем поклонился в пол: - Мы хотели попросить прощения за всё. Нам очень жаль. Кружка горячего чая разбилась об стену. Одним рывком Кохаку оказался рядом с Джёбэном, потянул за свитер, заставив посмотреть на себя, и влепил звонкую пощёчину. - Прощения?! Думаешь, такое можно простить?! С ума сошёл?! – он кричал гостю в лицо. Араки лишь виновато смотрел в пол, его друзья так и продолжили упираться лбами в пол. - Или ты считаешь, что шрамы у меня остались только после изнасилования?! Отвечай! – злость и отчаяние смешались в его голосе, давя рассудок, убивая жалость. Писатель изо всех сил оттолкнул парня от себя. - Нам нет прощения... – тихо и безжизненно ответил Джёбэн. - Именно, - Кохаку словно обессилил. Юки, до сих пор не вмешивающийся, подхватил его и помог сесть, укрыв своей курткой. Писателя била крупная дрожь. Потребовалось время, чтобы он немного пришёл в себя. Все эти недолгие мгновения в помещении властвовала давящая тишина. - Зачем вы пришли? – гнев уже исчез из его голоса, осталась только усталость. – Расковырять старые раны? Раздавить всё то, что от меня ещё осталось? - Мы... – начал Микио, но тут же замолк. - Мы осознали, через что заставили тебя пройти, и... – Куро тоже не смог договорить. - Нам очень жаль, - подытожил Джёбэн. - Поздно уже, - Кохаку стирал с лица слёзы, пытаясь сохранить спокойствие. – Поздно жалеть и просить прощения. Ничего уже не исправить. - Мы понимаем, и всё же, если только мы... Но Кондо Куро договорить не дал: - Никаких «если». - И всё же, - более настойчиво повторил Иноэ, - если мы можем что-то сделать, чтобы искупить вину... - Вы можете исчезнуть и больше никогда не напоминать мне о прошлом? Я не настолько силён, чтобы принять его, - холод ушёл из его голоса, оставив лишь печаль и усталость. Кохаку смертельно устал. В помещении снова повисла тишина. Тройка друзей, переглянувшись, молча покинула кухню, удалившись в единственную оставшуюся комнату в доме, в которой можно было находиться. Никто не хотел оставаться в помещениях, где были совершены изнасилование и убийства. - Фукуи-сан, я могу попросить вас о чём-то весьма провокационном? – Кохаку продолжал дрожать. - О чём? – весь разговор он не вмешивался, и теперь убедился, что не зря. Им всем нужны были те слова, что они сказали друг другу. Возможно, тройке друзей даже больше, чем писателю. Для хулигана нет кары суровее отвергнутого раскаяния, идущего от всей души. - Можете обнять меня? Мне так... спокойней... Юки молча сел ближе, обхватив хрупкого юношу руками. Тот вцепился ему в одежду, задрожав ещё сильнее. - Спасибо... – едва слышно, сквозь слёзы проронил Кохаку. – Спасибо... Утро начиналось словно нехотя. Солнце едва пробивалось сквозь тяжёлые тучи, изрыгающие крупные хлопья снега. Освещение было под стать тяжёлым, сумрачным нотам, витавшим в воздухе, заполнявшим собой всё помещение. Мелодия лилась медленно, каждая её нота проходила сквозь пианиста, заставляя душу трепетать а сердце сжиматься. Свет в кабинете не горел, парню приходилось искать клавиши на ощупь, но это нисколько не ломало композиции. Он уже выучил её наизусть. Пальцы сами находили нужные ноты, даже если глаза были закрыты. Парень был действительно талантлив. Не каждый, далеко не каждый мог сыграть произведения Рахманинова столь проникновенно. И уж тем более – в столь юном возрасте. Но он работал. Работал настолько усердно, что на ладонях оставались синяки. Иногда ему было трудно даже хаши(4) держать. А всё потому, что своевольный юнец в последний момент перед подачей заявки на конкурс решил сменить произведение на то, которое, по его мнению, лучше всего подошло бы Хару. Мимо него проходило всё. Он видел странную дружбу Акэно и Хару, постепенно перераставшую в безответную влюблённость со стороны первого. Наблюдал за тем, как ломался последний. Прекрасно видел метания Каматы-сэнсэя. Мимо него проходило всё, и плохое, и хорошее, так и не предлагая возможности поучаствовать. Всё, что ему оставалось, - отражать увиденное в музыке, стараясь не захлебнуться одиночеством.