А у него тёплые ладони

Я засыпаю, быстро погружаясь в сон. Мне тепло от мысли, что мы вместе и после того, что произошло, и тепло от того, что он крепко меня обнимает. Надёжно, сильно. И безумно уютно находиться в его руках, а ещё, когда он периодически сильнее прижимает к себе и целует в макушку. Я просыпаюсь из-за того, что чувствую холод и резко открываю глаза. Костя, пытаясь сделать это как можно осторожнее выбирается, из кровати, оставляя меня. — Ты куда? — хриплым от сна голосом спрашиваю, зеваю. Он резко оборачивается, бросает свои попытки покинуть кровать и вновь возвращается для того, чтобы легко поцеловать меня в нос. — Я разбудил тебя? — тихонько спрашивает, перебирая мои волосы пальцами. — Неа, — я вновь зеваю и прикрываю рот ладонью, — а ты чего встал? — Пить хочется, — улыбается он, легонько поглаживает меня по щеке большим пальцем, — а ты спи. — Да не хочу я, — слабо возражаю я и тут же зеваю. — Не хочет она, — смеётся он негромко, взлохмачивает мои волосы, — спи давай. Я скоро вернусь, — опять целует в нос и встаёт с кровати. Я киваю головой и закрываю глаза, тут же падая в сон. …Просыпаюсь я во второй раз от громких голосов и тут же резко распахиваю глаза, садясь на кровати. «Родители?» — мелькает тут же паническая мысль. Мысли в голове мешаются, представляя картины перед мысленным взором одна страшнее другой, но нет. Со смехом входит в комнату сестра и замирает на пороге. Улыбается, но хмурится чего-то. Смеряет меня притворно недовольным взглядом: — А если бы Юра сюда зашёл? А ты тут демонстрируешь всем какой у тебя размер груди, а? Ай-яй, — и шутливо так грозит пальцем, подходит ко мне и осторожно опускается на край кровати, красноречивым взглядом осматривает помятые простыни и заговорщически понизив голос, склоняется ко мне: — Ну и как он? Хорош? — Да ну тебя, — я смущённо закусываю губу и отвожу взгляд в сторону. Вздыхаю. Довольно. И она понимает, смеётся негромко: — Хорош значит. Может зря я не воспользовалась случаем, когда он считался мои женихом? — выдаёт совершенно неожиданное и смеряет меня задумчивым взглядом. Я только молча таращу глаза, глядя на эту нахалку, грозно свожу брови: — Я тебе дам зря, — и легонько ударяю её подушкой по плечу. Она проворно перехватывает её и кидает в меня в ответ: — Помогите, люди добрые, убивают бедную, несчастную меня, — громко кричит. — Убивают? — сурово сжимаю губы, окидываю её мрачным, ничего не предвещающим взглядом, хватаю другую подушку и кидаю в сестру, — это я ещё не пыталась. Так, жалкие попытки. — Да? — округляет глаза сестра и через паузу неожиданно интересуется, — а какие не жалкие? — Ты действительно хочешь узнать? — вкрадчиво спрашиваю я и быстрым движением придвигаюсь к сестре и обхватываю её шею руками, приговаривая при этом, — молилась ли ты на ночь… Тамара э-э, Алексеевна? Сестра удивлённо смотрит на меня и начинает хохотать. Сквозь хохот выдавливает из себя: — Не молилась, Отелло, прости меня грешную. — Не прощу, — воплю я и чуть-чуть сильнее сдавливаю шею руками. Сестра закатывает глаза и картинно высовывает язык. — Ты чего? — хмурюсь я, думая, чтобы ненароком действительно не придавила. — Умерла я, что не понятно? — с тяжёлым вздохом отзывается, открывает глаза, чтобы тут же смерить меня красноречивым взглядом: «ты что, глупая? Сама не понимаешь очевидных вот вещей?» Я громко смеюсь, оставляю в покое шею сестры и поваливаюсь на кровать; сестра с хохотом падает рядом. Лежим, смеёмся. Пока Костя с Юрой не вваливаются в комнату и не застывают на пороге с немым вопросом в глазах. Я тут же ойкаю, пытаясь руками закрыться, а Тома оказывается сообразительнее и кидает в меня подушкой, которой я и прикрываюсь. Я остаюсь лежать, смущённая, с красными щеками, в то время, как Тома встаёт и выпроваживает немного остолбеневшего Юру. Блин, ну что у меня всё выходит через одно место? То Костя, теперь вот Юра. Кстати, насчёт Кости. Я опускаю глаза вниз, стараясь не встречаться с ним взглядом, но при этом остро чувствую его тяжёлый взгляд на себе. Через несколько секунд кровать прогибается под его весом, и он негромко спрашивает: — И что это за бесплатный стриптиз, а, Карин? А голос-то, голос совсем не предвещающий мне ничего хорошего. Я виновато поднимаю на него глаза, нервно кусаю губу: — Не стриптиз это, — робко возражаю, — просто не успела одеться, — поясняю я совсем уже тихим голосом. — Боже, Карин, — Костя тяжело вздыхает и неожиданно обнимает меня, крепко прижимает к себе, целует в макушку, снова вздыхает, — ты невозможная просто. Но чтобы этого я больше не видел, чтобы ты в таком виде не появлялась перед мужчинами, поняла? — А перед тобой можно? — вот же чёрт дёргает меня за язык, и я тут же замолкаю под его пристальным взглядом. — Передо мной нужно, — шепчет тихонько и кусает меня за ухо, откидывает подушку и нависает надо мной. Смотрит прямо в глаза, дышит урывками, как и я, впрочем. — Карин, ты переоделась? — сестра появляется со своим вопросом неожиданно, я дёргаюсь, смотрю немного смущённо на сестру, но Костя продолжает нависать надо мной, не двигаясь, сестра быстро ориентируется, подмигивает мне и закатывает глаза, — ладно, нет так нет, я позже зайду, — и со смешком быстро уходит, оставляя нас одних. А он будто этого и ждёт, целует меня в шею, оставляя за собой дорожку поцелуев. — Кость? — зову его и едва сдерживаюсь, чтобы не застонать, когда его руки опускаются на мою грудь и несильно сжимают, — Кость? — М-м? — вместо ответа мычит. И, вправду, тяжело ответить, когда твои губы целуют грудь и прихватывают соски. — А тебе не смущает, что в соседней комнате находится моя сестра и её парень? — спрашиваю, а сама ещё сильнее прикусываю губу, чтобы не застонать громко в голос. Вот же ж, соблазнитель! — Совершенно не смущает, — мурлыкает он довольно и ощутимо кусает меня зубами за мочку уха, — а тебя? — А меня, представь себе, смущает, — громко дышу, зажмуриваю глаза, чтобы открыть через секунду. — Правда что ли? — он закусывает губу и вглядывается мне в глаза. — Костя! — возмущённо бормочу, увёртываясь от его ласк. Он громко вздыхает и отстраняется от меня, поднимается с кровати, находит мою одежду и кидает возле меня на кровать, негромко говорит: — Одевайся, — усмехается и уходит. Я вздыхаю, на мгновение снова зажмуриваю глаза и кусаю губу, пытаясь прийти в себя: возбуждение всё ещё гуляет в крови, не вышедшее с оргазмом наружу. Я вздыхаю и принимаюсь одеваться. Захожу в гостиную, где они все дружненько сидят за столом и уплетают наши вчерашние так и не опробованные салаты. — Эй, а меня подождать? — надуваю недовольно губы, окидывая взглядом эту компанию. Юра, когда встречается со мной взглядом, краснеет и сразу же опускает глаза в пол. Я вздыхаю и нервно закусываю губу. М-да, молодец Карин. — Присоединяйся, пока мы остальное не съели, — любезно зовёт сестра, и я усаживаюсь на стул рядом с Костей. Кидаю на него быстрый взгляд и принимаюсь накладывать себе салат в тарелку. Они смеются, продолжая прерванную беседу, в которой я не участвую. Только молча ем — я и вправду проголодалась, чувствую голод, не сильный такой. Облизываю губы и сразу же натыкаюсь на потемневший взгляд Кости. И уже сама нарочно ещё раз провожу языком по губам, и ответ приходит почти сразу: его рука под столом тут же опускается на моё бедро и несильно сжимает, обхватывает пальцами. Я кидаю на него возмущённый взгляд, а он только усмехается и ещё раз сжимает моё бедро. Я только закатываю глаза и тихонько вздыхаю. И благодарю Бога, что на мне одеты штаны, а не юбка или… Ну, не в присутствии же других в такие вот игры играть! Стыдно же, немного неловко понимать, чувствовать, что вот-вот — и тебя могут застать с поличным. Я не из тех людей, кто любит идти на риски. А вот Костя… Я сжимаю коленки и хмыкаю в ответ на насмешливый взгляд серых глаз. И он, хвала Богу, отступает, на прощание погладив меня по бедру, и, как ни в чём не бывало, достаёт руку из-под скатерти и принимается есть, иногда, впрочем, с ехидцей поглядывая на меня. А я изо всех сил стараюсь не краснеть. Только молча ем, быстро поглощая имеющуюся еду на тарелке. — Ты чего так быстро ешь? Голодная или беременна? — огорошивает меня сестра неожиданным вопросом. И я давлюсь, кашляю, чуть не выплёвывая при этом еду, что только что положила в рот. — Ты чего? Что за глупые вопросы? — всё ещё ошарашенная, отзываюсь и перевожу взгляд на Костю, мол, подтверди, что это за бред пришел ей в голову, но вместо ожидаемого натыкаюсь на изучающий, пристальный взгляд. Вздыхаю. — Да не беременна я, просто проголодалась, — пытаюсь объясниться зачем-то. Очень уж нервируют эти многозначительные взгляды, а ещё и Юра к ним присоединяется. И этот туда же. Глупость, видимо, заразна и передаётся воздушно-капельным путём, не иначе, потому что по-другому я никак не могу объяснить их эти взгляды. — Да? — подозрительно переспрашивает сестра, внимательно вглядываясь мне в глаза. — Да, — со вздохом подтверждаю. — Ну и ладно, — быстро сменяет сестра тему, и я только могу на это удивлённо хлопать глазами. — Дурдом на выезде, — тихонько бормочу. — Чего? — окидывает меня сестра вопросительным взглядом. — Говорю, ешьте, а то остынет, — вздыхаю, — приятного аппетита. Мне в ответ доносится нестройный ряд голосов и ребята, к моему счастью, принимаются за еду и больше не трогают тему про беременность. И слава Богу! Это радует. Только вот Костин взгляд немного напрягает. Странное чувство. Но тут мне сестра кладёт на тарелку огромный кусок шоколадного торта, который мы вчера так и не попробовали. Красота. Столько шоколада. Фантастика. Я кровожадно облизываюсь, глядя на эту гору, и с наслаждением вонзаю вилку, отделяя себе небольшой кусочек, и отправляю в рот, с наслаждением зажмуриваясь, и ловлю на себе насмешливый взгляд Кости и понимающий сестры. Она, как и я, любит сладкое, только немного меньше. Костя, как я выяснила, тоже любит сладкое, но и также любит поддеть меня по этому поводу, не упускает такой возможности. Зараза такая. Но и я тоже не могу похвастаться умением держать язык за зубами, люблю подколоть Костю. Он вообще… замечательный. Я почему-то вздыхаю и перевожу взгляд на Костю. Он усмехается уголком губ, подмигивает мне, опускает снова руку под стол и легонько поглаживает мою ногу. И на этот раз я не сопротивляюсь, потому что его движения сейчас успокаивают, а безмолвная поддержка много чего значит. Очень много. Я доедаю последний кусочек торта и сыто откидываюсь на спинку стула. — Все поели? — негромко интересуется Тома, окидывая нас внимательным взглядом, — тогда пора убираться. — В смысле? — удивлённо переспрашивает Костя, — уходить или?.. — Или, — с тяжёлым вздохом поясняет сестра, — посуду убирать, приводить комнату в порядок, пока не приехали родители, — растолковывает она, смотря на Костю недовольным взглядом. — Чего сразу уезжать? Ну, только если ты сам хочешь, — добавляет сестра и кидает на меня быстрый взгляд. Я шумно выдыхаю. Вот уж, ещё одна… зараза… Любительница подколоть. Компания у нас просто зашибись собралась, только вот Юра на удивление молчалив, а так все как на подбор. — А я тебе уже успел надоесть? — спокойно спрашивает Костя, а глаза смеются. — Пока нет. Но если будет много вопросов — я могу передумать, — тоже совершенно серьёзно отзывается Тома. — Это угроза или предупреждение? — хмыкает Костя, кинув на меня лукавый взгляд. — Это констатация факта, мальчик, — важно подтверждает сестра, изо всех сил сохраняя серьёзный вид, но уголки губ нет-нет да подёргиваются в намёке на едва сдерживаемую улыбку. — От девочки слышу, — уже не сдерживаясь, со смехом отзывается Костя и быстро ныряет под стол, видя, как Тома вскакивает, с воинственным видом потрясая в руке вилкой. Мы переглядывается с Юрой и оба в унисон тяжело вздыхаем. — Вилку положи, дева-воительница, — отсмеявшись, прошу я, сестра, нехотя слушается и сама возвращается на своё место, — Костя, вылезай, хватит сидеть под столом, или ты там прописался? — зову я, потому что он так и продолжает там быть. И тут не удерживается и устраивает представление. Маленькое такое, но презабавное. Сначала появляется на свет Божий его голова, глаза — тоже медленно и с осторожностью, смотрят сначала на сестру с опаской — та не выявляет агрессивности, и он, картинно утирает пот со лба и вылезает уже сам полностью. Громко, с притворно тяжёлым вздохом опускается на стул. Выжидающе смотрит на меня. — Чего? — непонимающе спрашиваю. Улыбаюсь от его выходки и настроение, и без того хорошее, неуклонно ползёт вверх. — Армия обезоружена? — А? — я в недоумении хлопаю глазами, не сразу понимая суть вопроса, потом доходит. С опозданием. Но всё же доходит, — вилка на столе, мой храбрый рыцарь, — фыркаю я смешливо. Юра давится смехом и Тома тоже закатывает глаза. Да уж, рыцарь, который так позорно сбежал от экзекуции вилкой — и вправду храбрый. Костя всё же не сдерживается и громко смеётся, утыкается лбом в моё плечо, и его плечи содрогаются от смеха. — Ладно, шутники, серьёзно, скоро родители приедут, — отсмеявшись, Тома пытается призвать нас к серьёзности и приняться за дело. Мы, продолжая улыбаться, разделяемся на выполнение домашних дел. Тома с Юрой уходят наводить порядки в комнатах, а мы с Костей остаёмся наедине. — А ты чего остался? — Как чего? — непритворно удивляется мужчина, с недоумением глядя на меня, — помочь тебе, отнести посуду. — Обещаешь не шалить? — поясняю я свой вопрос и он, смеряя меня оценивающим, почти раздевающим взглядом с ног до головы, закусывает нижнюю губу. — Ты знаешь, как-то не думал об этом. Но ты подала мне замечательную идею, — мурлычет этот соблазнитель и опускает руки на мои ягодицы, крепко сжимает их и прижимает к своему паху. — Кость, — закусив губу, слегка срывающимся голосом призываю я мужчину не отвлекаться. Тот только легонько шлёпает меня по ягодицам и преспокойненько становится рядом, помогая мне складывать посуду. Я закатываю глаза и едва сдерживаю улыбку на губах. Мне так хорошо, хочется смеяться, улыбаться, только одно немного омрачает эту весёлость: приезд родителей. Точнее, не сам приезд — им-то я рада — я со страхом жду ответа на эту правду, что должна последовать. О нас с Костей, о Юре с Томой. Как они отреагирует на это. Не имею ни малейшего понятия. Из-за этого мне немного боязно. Но в то же время радует, что я не одна, не мне одной придётся признаваться, как это эгоистично не звучит. Но, тем не менее, при любом раскладе, я уверена, что сестра меня поддержит, как и я её тоже, да и Костя в обиду не даст, и Юра вот, оказывается, вполне себе неплохой парень, и радует, что рядом с Томой будет такой человек. Это приободряет. Внушает надежду, что все вместе мы справимся. Что всё будет хорошо. Только вот остаётся объяснить родителям это «хорошо». И его и моим. Нашим с Томой родителям. Вот уже через несколько часов. Блин, как время летит-то, не успеваешь оглянуться, а уже полдень на часах. И всё, что остаётся — это ждать и надеяться на лучшее. По-другому никак. Не сейчас. Не с нами. Вот такие жизнеутверждающие мысли бродят в моей голове, пока я чисто механическими движениями мою посуду, которую приносит Костя и также молча сгружает в раковину. Да, можно было включить и посудомоечную машину, но мне хочется подумать, а мытьё помогает, даёт время поразмышлять. Да и Костя, видимо, тоже не был настроен на беседу: тоже молчит, только легонько улыбается уголками губ, когда смотрит на меня. Когда же оказывается вымыта вся посуда и остаётся грязной только одна кружка, Костя подходит ко мне, обнимает сзади со спины, легонько целует в шею, тихонько шепчет: — Волнуешься? Мне хочется соврать, что нет, как ты мог такое подумать, но вместо этого мои губы тоже негромко отвечают: — Есть немного, — приходится признаться, я вздыхаю, кидаю на него быстрый взгляд. — Не стоит, это же твои родители, они поймут. Я уверен, — мягко произносит, успокаивающе начинает поглаживать меня по спине, вновь целует в шею, оставляя быстрый поцелуй. — Ты закончила? — неожиданно спрашивает, не прекращая своих поглаживаний. — Мыть посуду? Да, — я, подтверждая свои слова, кладу вымытую чашку на стол. Отвечать-то отвечаю, но не понимаю чем вызван вопрос. — Ну тогда я знаю один, но очень замечательный, просто невероятно действенный метод успокоения, — я выворачиваюсь из плена его рук, чтобы увидеть, как его губы растягиваются в широкую, предвкушающую улыбку. — А если я против? — закусив губу, насмешливо спрашиваю, смотрю на него вопросительно изгибая брови. — Против? Поверь, от этого ты устоять не сможешь, — соблазнительно закусывая губу, сообщает он мне интимным шёпотом, приблизив губы к уху. — А если я всё-таки попытаюсь? — продолжаю упорствовать я, покусывая губы от едва сдерживаемой улыбки на губах. — Я тебе попытаюсь, — шутливо грозит он мне пальцем и неожиданно подхватывает на руки, и я со смехом обнимаю его за шею, прижимаясь к его сильному телу. — Ты куда? — сквозь смех и широкую улыбку спрашиваю, когда он, так и не отпуская меня с рук, начинает идти. — Увидишь, — многообещающим тоном произносит, оставляет быстрый поцелуй на губах. — Это секрет? — смеюсь я, и мне, почему-то, уже совсем не страшно, и волнение отступает, вытесняется другими, более сильными эмоциями. И гораздо более радостными, чем те, что были. — Я, конечно, могу тебе рассказать, но тогда, — он понижает голос и смотрит на меня серьёзно-серьёзно, практически в упор и не моргая, — мне придётся тебя убить. Но мы же не можем допустить этого, правда? — кусая губу, лукаво смотрит на меня, подмигивает. — Да ну тебя, — я расплываюсь в широкой улыбке, выдыхаю, с шумом выпуская воздух из лёгких. Задним фоном доносятся голоса Томы и Юры, негромко работающий телевизор. Костя аккуратно опускает меня на мою же кровать и нависает сверху. Я улыбаюсь и не отпускаю рук, держащих его за шею, вопросительно спрашиваю у него: — И ты думаешь, моя кровать поможет мне успокоиться? — Ну, — он закусывает губу и смотрит на меня, скользя жадным, потемневшим взглядом по моему лицу, телу, — это смотря как ею пользоваться. И, подтверждая его же собственные слова, осторожно высвобождается из моих рук и целует в губы. Ласково, нежно, но при этом игриво проходится перед этим языком по нижней губе. Отрывается уже тогда, когда дыхание, кажется, что заканчивается уже в лёгких и не достаёт кислорода, чтобы нормально дышать полной грудью. Смотрит потяжелевшим взглядом серых глаз, оставляет ласковый поцелуй в уголке губ, а руки тоже в это время не бездействуют, опускаются на мою грудь поверх футболки, сжимают и тут же опускают, чтобы быстро оказаться под футболкой и гладить разгоряченную кожу. Зубы покусывают мочку уха, и губы скользят языком вниз по шее, оставляя после себя влажные следы. Я судорожно дышу, кусаю губу, только так сдерживая стоны. Закрываю глаза, зажмуриваю их, когда его руки сжимаются на груди, мнут осторожно, но так сладко, что у меня пальцы на ногах подгибаются. И только смущение, что нас застанут на таком моменте, сдерживает меня, чтобы не застонать. Я открываю глаза и скашиваю взгляд вниз, Костя ловит мой взгляд, усмехается, приподнимается и тянется к моим губам, сразу же проникая внутрь языком. Я вплетаю пальцы в его волосы, с силой сжимаю. Со всей жадностью отвечаю на его поцелуй. Такой сейчас нужный, правильный, даже несмотря на то, что скоро придут родители, и Тома со своим парнем в другой комнате — всё это отодвигается на задний план под напором его губ, его рук, тех ощущений, тех чувств и эмоций, что он дарит мне. Именно сейчас. В этот момент. Сейчас, рядом с этим мужчиной я чувствую себя невероятно счастливой, нужной и… любимой? Но ничто не вечно под Луной, и наше единение тоже не может длиться бесконечно — это понимаю я, когда слышу громкий, непонимающий, донельзя удивлённый голос, который тут же заставляет нас с Костей прервать поцелуй. А меня и вовсе чуть ли не испуганно шарахнуться в сторону. Твою же мать!.. Мама застывает на пороге, смотря на нас с широко открытыми от удивления глазами и приоткрытым ртом. «Влипли», — мимоходом думается мне, я судорожно сглатываю и перевожу испуганный взгляд на Костю. Тот встречает мой взгляд спокойно и легонько улыбается. «Как его ещё на это хватает, » — не успеваю удивиться, когда мама, наконец, отмирает от неожиданности. — Это что ещё здесь происходит? Карина, Костя? — ошарашенно спрашивает мама, переводя непонимающий взгляд на меня, на Костю, туда, обратно. И снова на меня. — Ир, ты нашла Карину? — тут ещё папа подключается, появляется и застывает таким же каменным столбом, как и мама ранее. И тут я понимаю, что это полный… попандос. Потому что с мамой ещё бы я смогла договорится, а вот с папой… Тут другой вопрос. — И что это значит, юная леди, не потрудитесь объяснить? — у папы голос такой спокойный и лишённый каких-либо других интонаций, что у меня от страха мурашки пробегают, и я вновь кидаю быстрый, ещё более испуганный взгляд на Костю. Он ободряюще мне улыбается. — Вы не против, если мы приведём себя в порядок и сейчас выйдем, а вы нас подождёте в другой комнате? — вполне миролюбиво предлагает Костя. — Ладно, — папа сурово поджимает губы и смеряет меня не менее суровым выражением глаз, — только вы объясните нам, что здесь происходит. — Конечно, — Костя обаятельно улыбается, приобнимает меня бережно за плечи, — это даже не обсуждается. — Пошли, Ир, — папа ещё раз смеряет меня суровым взглядом и зовёт с собой маму, всё ещё явно пребывающую в удивлении. Уходят. А мы остаёмся вдвоём, и я, судорожно всхлипнув, прячу поспешно лицо в ладонях. Я не знаю, что сказать, как объяснить. Былая решимость уже давно улетучилась, сразу же, с голосом мамы. А новой неоткуда взяться. И от рыданий сдерживает только Костя. Но почему-то всё равно хочется заплакать, когда я чувствую, что он притягивает меня к себе, обнимает, шепчет успокаивающие слова, что мы вместе, что справимся. Что… всё будет хорошо? — Ладно, — я отстраняюсь от него, нехотя, но отстраняюсь, утираю щёки, стирая влажные следы от слёз, всё-таки пролившихся из глаз, — пошли, — встаю с кровати, сползаю, смотрю на него сверху вниз, всё ещё сидящего на кровати и смотрящего на меня пристально, но с тревогой, так ясно читаемой в его серых внимательных глазах. — Ты уверена? — тихонько спрашивает у меня, пристально вглядываясь в глаза. — Да, Кость, пошли, — я не могу удержаться от немного судорожного вздоха, прикрываю на мгновение глаза, — или ты передумал? — сглотнув, спрашиваю, с силой закусив губу, крепко зажмуриваю глаза и хочется, почему-то так сильно хочется и закрыть уши руками, чтобы не слышать, но я сдерживаю в себе этот малодушный порыв. — Что за глупости ты себе напридумывала? Я с тобой, слышишь, я с тобой? — его руки крепко обнимают меня, губы ласково, осторожно как-то целуют в макушку, — открой глаза, — неожиданно властно просит, нет, приказывает больше. И я делаю несколько вдохов-выдохов, прежде чем выполняю, что он просит. Открываю и тут же зажмуриваюсь крепко, поражённая теми эмоциями, что обрушиваются на меня, что оказываются в глубине его глаз. — Карин, — он хрипло шепчет, вновь целует, но уже в губы, в уголок, — всё будет хорошо. Ты мне веришь? — тихо-тихо так спрашивает, в самое ухо. Я вновь кусаю губу, рвано выдыхаю, вновь жмурю так сильно глаза, что слёзы появляются в уголках глаз. Но пауза между нашими ответами слишком затягивается, и, наверное поэтому, он снова повторяет, но уже с какой-то странной интонацией в голосе — она неожиданно появляется в его тоне и удивляет меня так сильно, что я всё-таки распахиваю глаза. Он смотрит прямо, в упор, такое чувство возникает, что он что-то такое пытается прочесть в моих глазах, что я не понимаю. — Верю, Кость, я тебе верю, — на выдохе шепчу, прижимаюсь к нему на мгновение, приподнимаюсь на цыпочки и легко целую его в губы. Он несколько секунд всё так же продолжает напряжённо всматриваться в мои глаза: несколько долгих мгновений он не отводит глаза, удерживает, держит своим взглядом, но вздох, с шумом сорвавшийся с его губ, и лёгкая улыбка, следом появившиеся на них, смягчают его взгляд на самую малость, но всё же. — Тогда пошли — нас, наверное, уже заждались. И ничего не бойся, слышишь? Всё будет хорошо, — он улыбается уже более мягче, с теплотой в глазах смотрит на меня, склоняется ко мне и губами прихватывает мою губу, легонько кусает, и со смешком отстраняется. Переплетает мои пальцы со своими, на мгновение сжимает и тянет за собой. И я послушно иду за ним. Правда, не могу удержать себя, чтобы громко, длинно не выдохнуть, прежде чем мы заходим в гостиную. И натыкаемся на два суровых взгляда. Тома и Юра тоже здесь.Тома нервно мнёт платье пальцами, а Юра смотрит отчего-то в пол. «Я что-то пропустила?» — спросила бы, будь мы в другой ситуации, но не сейчас. Поэтому этот вопрос так и остаётся не заданным, не слетает с моих губ. — И? — папа сидит в кресле и сжав губы, смотрит на меня. Кажется, что он даже и не размыкал их, но вопрос всё-таки раздаётся в тишине. Слишком громкий вопрос в неестественной, напряжённой тиши комнаты. Я вздыхаю, прежде чем ответить. Но Костя опережает меня, крепко сжимает мою ладонь в своей, даря безмолвную поддержку, давая понять, что я не одна, он со мной, он рядом. — А что тут непонятного? Вы хотели с моим отцом поженить нас с Томой. Всё остаётся в силе, только Карина будет вместо её сестры. Для вас ничего не меняется в соглашении с моим отцом. А мы с Кариной будем счастливы. Не с Томой. Вы же хотите счастья своим дочерям? Мы уже счастливы с Кариной. И собираемся пожениться. Остаётся только одно. Костя отпускает мою ладонь, с силой всё это время вцепившуюся в его ладонь. Я и не замечаю, что так сильно её сжимала и понимаю это только когда вижу небольшие красноватые отметины от ногтей на его ладони. И мне думается, что он именно поэтому высвобождает мою руку из своей ладони. Но нет. После его слов, во время его слов мне кажется, что я не дышу. Совсем. Полностью. Становится на колено, смотрит на меня снизу вверх, заглядывает в глаза своими, до ужаса серьёзными. Сейчас более внимательными, чем обычно глазами. И мне кажется, что он весь соткан из этого напряжения. Берёт меня бережно, и я почему-то вскользь, быстро отмечаю для себя, что его рука слегка, совсем самую малость дрожит. Вдох. Я вижу, как глубоко вздымается и опадает его грудь. Он смотрит мне прямо в глаза, тихо говорит: — Прости, что совсем не романтично получается, без кольца и так неожиданно, но… Ты выйдешь за меня? В тишине комнаты мой негромкий вздох будто громом проходится по моим ушам, а сердце так громко грохочет в груди, что кажется хочет выпрыгнуть наружу. Он смотрит неотрывно мне в глаза, не сводит взгляда. Смотрит. И я смотрю, смотрю, смотрю. Не в силах поверить в то, что происходит, и мне в один момент кажется, что мне всё это послышалось, но нет. Нет. Пауза. Мой очередной вздох. И я робко улыбаюсь, кусаю губу, на выдохе произношу: — Да. Несколько секунд он ещё напряжённо всматривается в мои глаза, потом резко поднимается, его лицо смягчается, теряет суровость и напряжение, словно по мановению ока слетает с него. И он подхватывает меня на руки, кружит в воздухе. Целует коротко в губы. И только потом отпускает, ставит на пол и тут же берёт меня за руку. С улыбкой смотрит на меня: счастливой такой, немного дурацкой в такой ситуации и широкой. Наверное, точно такой же как у меня. — А Тома? — прерывает нашу идиллию мамин негромкий голос, что заставляет нас с Костей оторваться друг от друга и перевести взгляды на маму. На этот раз я отвечаю: — А Тома не против. У Томы есть тоже для вас сюрприз, — я перевожу взгляд на сестру, смотрю вопросительно и судя по испуганному взгляду — она так и не рассказала ничего родителям, пока не появились мы с Костей в этой комнате. — Да, есть, — вместо неё отвечает Юра, встаёт и прямо глядя папе в глаза, заявляет, — у Томы тоже есть жених. — И полагаю, что вы считаете этим женихом именно себя, да, молодой человек? — спокойно спрашивает папа, только взгляд всё ещё тяжёлый, испытующий. — Да. Меня зовут Юра, — также спокойно отвечает, а я с улыбкой смотрю на сестру и тут же хмурюсь. Она крепко сжимает губы и не смотрит ни на Юру, ни на папу. И я понимаю её волнение, поэтому отпускаю руку Кости, улыбаюсь легонько уголками губ и подхожу к сестре. Беру её за руку, крепко сжимаю. Она переводит на меня всё ещё испуганный взгляд, но робкая улыбка касается её губ и она благодарно сжимает мою руку в ответ. Я ободряюще ей улыбаюсь, но в тоже время и сама подаюсь её нервозу и переживаю вместе с ней, нервничаю сейчас за сестру, ожидая продолжения их разговора. — М-да, весёлая ситуация, — неожиданно негромко смеётся папа, смотря то на Тому, то на меня, я непонимающе хмурюсь, — и что мне с вами делать, женихи и невесты? — Понять и простить? — кусая губу, негромко произношу. Папа смотрит на меня несколько секунд очень внимательно, а потом громко смеётся, выдаёт неожиданное: — И любить, забыла добавить. Кроме того, Костя прав, — драматическая пауза, и мы все как один смотрим на Костю. Тот смотрит на папу непонимающе моргая глазами, — да, Кость, ты прав, — снова повторяет папа, — соглашение, я надеюсь, остаётся в силе. Только теперь Карина, как я понимаю твоя официальная невеста, и мне незачем по этому поводу волноваться, да? Говорит предельно серьёзно, но я вижу, как глаза у него смеются и губы подрагивают в сдерживаемой улыбке. И я с облегчением громко выдыхаю, с всё более широкой улыбкой смотрю на сестру, Костю. И он ловит мой взгляд, тоже улыбается, подмигивает мне. Я вздыхаю. Счастливо выдыхаю. И напряжение мало-помалу начинает отпускает, покидать не только меня, как я вижу, но и других участников этого события. — Конечно, Алексей Викторович, вы правы, — негромко подтверждает Костя, — остаётся только одно. Самое важное. Сказать об этом отцу. Костя смотрит на меня и вздыхает. Я тоже. Громко выдыхаю накопившийся воздух в лёгких. Да, это действительно сейчас важно, но я уверена, что всё будет хорошо. И мои родители, судя по всему, помогут нам. И всё будет хорошо.