***
Райвель поскреб короткими аккуратными ногтями по столешнице, обдумывая последний час. Этот взгляд, которым пацан смотрел на него перед уроком – что это было вообще? Попытка слежки за классруком, чтобы, если что, убежать, или придурок откровенно забавлялся видом прыгающего через воду учителя? Хотя, пусть смотрит. Ему нравится этот взгляд, черт бы его, нравится, когда Эрен так смотрит. Да и вообще когда смотрит своими этими глазами. Главное ему, Аккерману, поменьше смотреть – не выдержит ведь, проведет рукой по встрепанным мокрым волосами, расчесывая пальцами и приглаживая, оставляя на руке запах снега и самого обладателя волос. Признаться, на мальчишку он заглядывался уже давно – еще с прошлого года, когда только перешел работать в эту школу и стал его классным руководителем. Густые темные волосы, большую часть времени находящиеся в беспорядке, смугловатая кожа, всегда блестящая в приглушенном свете ламп, упрямо и дерзко сведенные брови, когда ученик что-то не понимал, а под ними – огромные, как два моря, бирюзового цвета глаза. Не раздумывая, можно было назвать парня минимум красивым, а максимум, которым мысленно его наградил Аккерман – очаровательным. И впрямь, было в нем что-то по-особенному притягательное. В том, как мальчик тянул руку или обворожительно тупил на уроках, не зная ответа, но придумывая откровенную хрень и пытаясь выкрутиться. Не тут-то было. Учитель пресекал все такие попытки, попутно давая пару моральных пощечин, чтобы было неповадно, на деле желая, чтобы ученик думал о своем учителе-тиране побольше. Сомнительная затея, но по-другому привлекать внимание мужчина не умел. Не дано. В том, как Йегер заливисто смеялся, сидя с друзьями в столовой. Он рассказывал что-то, размахивал руками и сшибал чашки, вызывая недовольство у собеседников и самого Аккермана, наблюдавшего со стороны, извинялся и почесывал затылок с неловкой улыбкой, пока Микаса оттирала растекшийся чай салфеткой. А потом смотрел на Ривая, и внутри что-то бухало, набатным колоколом билось внутри, уши закладывало, и во всем мире оставалась только эта пульсация – бум, бум, бум. И если взрослых людей достаточно было слегка сбить с толку, а потом ненавязчиво намекнуть, чего именно он добивается своей грубостью, то здесь требовалось действовать тонко. Изнасиловать пацана – не вариант, развизжится, а проблемы с законом Райвелю не нужны. Да и потом, куда приятнее будет, если все случится относительно взаимно. Жаль только будет отталкивать, если Йегер серьезно влюбится, но сначала надо до этого хотя бы дойти. А доходить, судя по реакции на все действия учителя Эрена, придется долго. - Вот мудак безмозглый, - зло заключил учитель, уже слыша звонок на урок. Убийственно глянув на дверь, он все же встал и, пройдя пару шагов, повернул ручку, приглашая класс войти в крохотную каморку, называемую кабинетом. «Называемую», потому что занимались английским они в крохотном коробке, раза в три меньше нормального класса. Он буквально сжирал кусок рекреации, будучи всего лишь мелкой пристройкой, будто с барского плеча снятый и подаренный Аккерману кафтан. Стены, пусть уплотненные деревянной отделкой, все еще оставались недостаточно крепкими. Хоть в понимании любившего покой Ривая толстые стены были в метр толщиной, но из-за размеров самого класса они казались куда тоньше, чем в других, больших и просторных кабинетах. И это невероятно выводило из себя. Ну почему он не стал каким-нибудь математиком, чтобы ему выделили тот крайний по коридору кабинет, где нет орущих и носящихся по коридору придурков, называемых «дорогими учениками школы»? В результате Аккерман еще больше ненавидел детей, крикливых и шумных, надоедающих разносящимися по классу звуками ора и беготни. Как последствие – еще более испорченное настроение, за которое сполна расплачивались оные дети, когда им влетало по самое «не хочу». - Дочитываем, - без лишних обиняков приказал Райвель, складывая пополам учебник в мягкой глянцевой обложке и откидываясь на спинку офисного кресла. Браус, заикаясь, кое-как осиливала слово за словом, комкала в пальцах какие-то бумажки, неимоверно раздражала учителя и так и нарывалась на грубость. Что ж, что заслужила, то и получит. Остаток урока мужчина провел в том же духе, не забывая поглядывать на свою цель – по-другому Йегера язык назвать не поворачивался. Он не любил. Не умел. Желал, хотел, добивался, заполучал, понимал, что с человеком хорошо или плохо – но не любил. Не знал, как. Или не хотел знать, выстроив для себя барьер, чтобы не влипнуть по-крупному в лужу из чувств. Мерзость – быть зависимым от кого-то до смерти, стать слабым и никчемным рабом собственных чувств, и Аккерман отвергал эти чувства, не желая быть запертым в клетке. Отталкивал, уходил, рвал отношения, если чувствовал, что вот-вот сорвется и привяжется, и всегда мучительно долго восстанавливал привычный уклад жизни, как растянутая резина принимает обратно форму. И с этим пацаном будет так же, как только Райвель его добьется. Иное дело, что здесь появилась обратная угроза – подростки не умеют хотеть, они умеют лишь бездумно любить «до гроба», до слез и срывающегося голоса, закатывая истерики из-за непонимания или ревности. Было в этой громкой юности что-то особое и желанное, и в то же время настолько отталкивающее, что до этого учитель английского на молоденьких мальчиков не заглядывался. А вот тут подфартило, приметил, как, бывает, в жизни оливок не ел, а потом захотелось. Ешь теперь, давись, мой хороший, лучшее еще впереди. Со звонком Аккерман махнул рукой на записанное на доске задание. Класс, как можно быстрее записав его, поспешил быстрее свалить из кабинета, не нарываясь на лишнюю грубость, и правильно сделал. - Йегер, не забудь притащить свою задницу после уроков, здесь грязно, как в болоте, - напомнил классрук ученику, который дернулся от слов учителя в сторону, будто его толкнули, затравленно глянул загнанным зверем и выбежал из кабинета, кивнув и на прощание хлопнув дверью. «Какой-то он в последнее время нервный», - отметил Ривай, возвращаясь к своим записям, от которых лишь на пару секунд оторвал взгляд, глядя на закрытую дверь.Пролог
18 декабря 2016 г. в 23:22
Темное зимнее утро не предвещало ничего хорошего. Эрен, чертыхаясь, то ли шагал, то ли плыл по рыхлой снежной каше, проваливаясь в бело-бежевую массу, как в густое болото. В лицо, наполовину обмотанное шарфом, совершенно без стеснения валил снег, колкими стеклянными осколками лишая возможности что-либо видеть.
Хорошего не предвещали и два английских, стоящих подряд прямо в начале дня, на которых все ученики подвергались полнейшей прожарке, получая тонну замечаний от низкорослого, вечно недовольного Аккермана. Порой создавалось ощущение, что Эрена и его однокашников готовят не к среднему владению языком, а, как минимум, работе в международной отрасли, где требовалось доскональное знание нюансов лексики и произношения. Йегер даже представил себя в роли дипломата, вдохновенно вещающего что-то во время переговоров, и сидящего рядом учителя, распространяющего темную-темную ауру, мысленно дающего пинка нерадивому ученику, и прыснул от смеха, ненароком врезавшись в дерево, с которого прямо на покрытую тонкой шапкой голову бухнулась гора снега. Нечего сказать, в школу студент зайдет насквозь мокрый.
Так и вышло. Только сдернув с себя угловатым движением кусок вязаной материи, Эрен ощутил рукой влагу на волосах, будто перед выходом из дома он помыл голову и не успел ее досушить. И тут же живо представил брезгливый взгляд Райвеля, свысока смотрящего на мокрого Йегера, сидящего за самой ближней к учительскому столу парте. От этого взгляда, пронзительного, холодного, буквально вбивающего железными прутьями в землю, всегда становилось не по себе, и что-то раненой птицей колыхалось внутри – ширх-ширх, ширх-ширх, перемолачивая внутренности в мелкую вязкую пыль с кусками дробленых костей.
Видеть на себе этот взгляд не хотелось до одури, но все же парень раз за разом ловил себя на том, что грудную клетку сдавливает, а в животе будто распрыскивают кислоту, и она бежит по сосудам, разливая внутри жгучий жар.
Как назло, вышеупомянутый Аккерман проходил по холлу, в котором толпились такие же мокрые, как и Эрен, школьники, которые разбрасывали вокруг себя снег и оставляли мутные лужицы там, где переобувались. Чуть хмуря четко очерченные, будто росчерком пера выведенные на изящном лице брови, учитель английского переступал через натекшую воду, стараясь держаться как можно дальше от тех, кто может запачкать его безупречный черный костюм или, не приведи господь, кипенно-белую рубашку, выглядывающую из-под выреза пиджака. Всегда аккуратен до мелочей, всегда безупречен… Зыркнув в сторону своего ученика, бесстыдно его рассматривавшего, мужчина вновь отвернулся и поспешил подняться в свой кабинет, наконец выдохнув спокойно из-за отсутствия на лестнице грязи.
А парень так и остался стоять, сжимая в руке неприятно влажную холодную шапку, пока его не отрезвил первый звонок, означавший, что до начала урока осталось всего пять минут.
В класс юноша буквально влетел – времени на сборы было в обрез, а за опоздание Аккерман обязательно влепит замечание и даст большущую работу на дом, перед этим погоняв у доски. Еще и оставит на дежурство (классрук, имеет право) – а уж оно было вообще отдельной темой.
Оставшись с беднягой один на один, хозяин кабинета окидывал комнату оценивающим взглядом и, словно объявляя о начале игры на выживание, говорил:
- Приступай.
И начиналась та самая игра. Дежурный стоял кверху задом, на коленях, согнувшись в три погибели в попытке отодрать жвачку от парты вместо приклеившего ее олуха, которому уже всыпали по первое число, подлезая подо все лавки и столы и оттирая все тряпкой с моющим средством. Халтуры в этом деле Аккерман не терпел.
Вот, что ждало опоздавшего буквально на долю секунды запыхавшегося Йегера, с жалобным видом держащегося за отдраенный предыдущим дежурным косяк двери и, чуть не плача, глядящего на своего классного руководителя.
- Думаю, ты знаешь, что тебя ждет, - буднично вставил вместо приветствия тот, уже стоя у доски, приготовившись начинать урок. На черной поверхности мелом были аккуратно выведены новые слова и тема урока; в самом углу красовалось домашнее задание, как всегда, огромное. Провинившемуся Эрену полагалось еще несколько номеров и испепеляющие взгляды в течение двух уроков, и он нервно вздохнул, пробегая к своему месту, согнувшись в спине, будто боялся, что Райвель его ударит.
Небо за окном начинало светлеть уже к концу первого урока, а вот настроение «англичанина», как звали его ученики, нет. Каждого отвечающего он разносил в пух и прах, будь то и так наказанный Йегер, неплохо знавший предмет, Микаса, неведомым образом получавшая хорошие оценки, или Армин, похоже, лучше всех справляющийся с занебесными требованиями учителя.
Спасительный звонок прервал речь Ривая, тут же рыкнувшего, чтобы ученики убирались из кабинета, и присевшего за идеально вычищенный стол. Во время того, как ребятня выходила из класса, он прожег цепким взглядом Эрена, у которого все еще влажные волосы в беспорядке «стояли» на голове, придавая ему неряшливый вид. «Неужели он меня настолько ненавидит?» - думалось юноше, когда он последним покинул класс.