***
- Как насчет разобраться с этим в кафе после пар? – как бы ненавязчиво предлагает ему Петра, откидывая рукой свои короткие волосы. У них возникла очередная проблема, связанная с редакторами ее статьи, которые не хотели пропускать ее в лингвистический журнал по какой-то совершенно глупой причине. Райвель был зол. О, он был готов крушить и ломать, вложив в творчество девушки много своего времени, которое мог потратить на куда более полезные вещи. Он думает о том, что вот так же они могли сидеть с Эреном, если бы тот не решил, что такое ему не подходит. Возможно, будь парень немного другого склада, приди он в профессию более осознанно, все сложилось бы по-другому. Но оно сложилось так, как сложилось, и теперь им оставалось только думать над решением ситуации; нельзя сказать, что Аккерман не уважал смелость парня остановиться на полпути. Многие этого не умеют, а потом ненавидят свою жизнь, сидя в душных офисах, и думают, а что, если… Если. Срываются на женах и детях, топят собственную никчемность в шлюхах и алкоголе, а затем с удивлением обнаруживают, что живут зря. Ривай совсем не хотел подобного будущего для своего парня и делал все возможное, чтобы его от этого уберечь. Он крепче прижимает к себе портфель и соглашается на кафе. Они с Петрой выходят из здания, по пути переговариваясь о том, как можно изменить статью и какими способами задобрить редакторов; девушка называет их ворчливыми слизняками и выглядит при этом настолько по-детски, что Аккерман не сдерживает улыбки. Как уж там, работать с детьми – это призвание? - Я думаю, стоит внести правки во вторую часть, - предлагает он, обводя ручкой заголовок. – Как уж они сказали? Нужно больше конкретики? Хорошо, убираем все, расставляем по пунктам и даем сухой переработанный вариант. Если они соглашаются с этим, делаем вывод, что из творчества они составляли только планы текстов на уроках обществознания, - собеседница смущенно смеется, а потом Ривай видит на своей руке чужую аккуратную ручку и подвисает, глядя в глаза напротив. – Петра? - Простите, но… - видя румянец на щеках девушки, мужчина точно знает, что та ему скажет, и придумывает как можно более четкий отказ. Больше конкретики, сухой переработанный вариант.***
Наутро парень решает прогуляться и даже не удивляется, находя себя около здания чужого университета. Времени – часа два дня, а у Ривая сегодня… сколько там у него пар? В любом случае, он должен был недавно закончить, и юноша останавливается у входа в надежде увидеть выходящего мужчину и, может, перехватить его, чтобы вместе отправиться домой. Маленькая фигурка, замотанная в пальто, показывается из-за массивных дверей, и Эрен почти срывается с места, но следом за Аккерманом выходит какая-то девушка, для которой тот придерживает дверь. Это коллега, думает парень, всего лишь девушка из педсостава. Но она слишком юная, думает он, и они явно куда-то собрались. Ривай улыбается ей, думает Йегер, ощущая, как внутри надвигается темное, когда пара идет в сторону расположенного напротив кафе. Эрен не бесится, он не делает поспешных выводов и наблюдает, хотя девку хочется столкнуть в снег, чтобы Райвель не улыбался ей так. Так, как смог улыбнуться ему только спустя какое-то время, выстроив отношения доверительные, не просто на уровне «коллега-я-тебя-знаю». Так, как не улыбался уже давно, прикрываясь усталостью на работе. Все становится чуточку более понятно, когда собеседница берет мужчину за руку и в глаза трепетно заглядывает, а Ривай, он сидит и не реагирует вообще, будто все так и надо. Внутри образуется твердый комок и тает, превращаясь в отвратительно-склизкую массу; на нос падает снег, и от этого неприятно и холодно, да и ноги замерзли, руки горят от холода… все, на что пытается отвлечься Эрен, предстает в самом худшем свете, и пусть физическое переключает внимание ненадолго, глаза все равно безотрывно следят за сидящей в кафе парой через окно. Большое, прозрачное, будто они в фильме про развал отношений, а он сам – бедная и никому не нужная героиня. В мозгу щелкает и заставляет улыбнуться, будто бы «пошло оно все» или «ну и ладно, с кем оно не бывает?», но оно разбивается в дребезги, накатывая разрушающей лавиной из давящего и ранящего тысячей игл. Сложно сказать, что именно проносилось в шатенистой голове за промежуток между 14:31:22 и 14:31:52. Может, это было повторное осознание собственной беспомощности и невозможности что-либо сделать; или же это была горькая злоба при виде того, как у тебя отбирают деревяшку в бескрайнем море, самую нужную вещь, без которой ты попросту потонешь. Секунды отсчитывались в голове с раскатистым громким боем, стуча по черепной коробке и переводя в несуществующий весь окружающий мир кроме лежащих на столе рук. Десять, девять. Нижняя рука дергается и ползет назад. Восемь, семь. Чужие тонкие пальцы царапают поверхность стола наманикюренными ногтями, чуть подрагивая под холодом столешницы. Шесть, пять. Бледное запястье окаймляется рукавом черного пальто, когда пальцы осторожно подкладывают под пустой стакан из-под чая пару купюр. Четыре, три. Они смыкаются на тяжелой, холодной ручке двери и давят вперед, пропуская идущего вперед. Ноги в ботинках на массивной подошве оставляют на пороге узорчатые следы, неспешно продвигаясь вперед и вперед, шаг за шагом приближаясь к застывшим на месте чужим кроссовкам. Два, один. - Пойдем домой, хорошо? Эрен выдыхает. Ему кажется, он упадет прямо здесь от нежданного облегчения, будто внутри кто-то спустил очень туго набитый шарик; вместе с ревностью пропало заодно, кажется, и волнение насчет всего остального. Учеба? У него жизнь есть на то, чтобы найти то, что действительно по душе. Работа? Макдак – не самая плохая затея. Главное, чтобы рядом оставался стоящий сейчас напротив него человек. Ноль.***
- Хорош малец, - хвалит Эрвин, смотря на говорящего с экрана юношу. Тот еще путается в словах, слишком орет и жестикулирует, но репортажи у него настолько эмоциональные, что смотрит их весь город, а потом обсуждает в кафе за чашечкой чая и «Ты слышала, что он сказал вчера? За такие оговорки его давно выпереть надо, но где еще такого забавного найдешь». Райвель улыбается уголком губ, отхлебывая слишком горячего чая, и вглядывается в заученное до каждой черточки лицо, менявшееся с течением лет, но сохранившее подростковую резкость и яркие, горящие глаза на пол-лица, в которые он когда-то влюбился. – Все не зря в нашей жизни, - Смит убавляет звук, когда заканчивается репортаж, и присаживается рядом с Аккерманом, улыбаясь чему-то своему так по-открытому глупо, что сразу становится понятно по одному движению. - И ваша интрижка с Арлертом тоже, - он чувствует, как мощное тело рядом напрягается и сжимается, становясь едва ли не меньше самого Ривая. Попал, причем в самую точку. От неожиданной(ожидаемой) информации становится на редкость смешно, и мужчина, не скрываясь, ржет, за что получает нехилый такой подзатыльник и «завались», взятое, видимо, у школьников. – Ты словечки у подростков не тырь, не идет. Сказал бы как-нибудь литературно, что ли, Директор. - Литературно – теперь не мой профиль, - возражает блондин, на подначку не реагирует, и это злит немножечко, потому что поржать-то над чем-нибудь хочется, а разговор сходит к вещам несмешным. – Как его в профессию-то занесло? На переводчика поступал, думали, усидчивым станет, ан нет, шило в заду таки победило. Ты помог? -Я, - признается Ривай, залпом допивая последние глотки.***
- Пойдем домой, хорошо? – предлагает Аккерман, осматривая чужое лицо на предмет обиды и ревности. Петре он объяснил все на пальцах и популярно, и не то, чтобы сильно жалел поникшую девушку. В жизни ко всему быть нужно готовой, к отказам в том числе. Ну а то, что отказали в пользу надувшегося подростка, так это всяким там Петрам знать не обязательно, так ведь? – Ты своими глазами все видел, пацан. Не истери давай, и выдвигаемся, я кое-что для тебя придумал. И правда, придумал. В портфеле лежат собранные большими усилиями материалы, призванные дать маленькому потерявшемуся человеку путеводную звезду в жизни. - Серьезно? – недоверчиво хмурит брови Йегер, осматривая брошюру факультета журналистики. Не то, чтобы профессия ему совсем не нравилась, но видеть в ней себя – это как-то… странно? Непривычно? Невозможно? Он бросает листы на стол и откидывается назад, прикрывая лицо руками. В голове вертится, что, а может, ну его, правда? Доучится, придумает что-нибудь, не так уж это и плохо… – Я не знаю, получится ли. Да и профиль не тот у меня… - И похуже ситуации бывали, - отрезает Ривай, чуть позже смягчаясь, потому что целью-то ставит не отпугнуть, а привлечь. Из всего многообразия, сотен, десятков направлений, он предпочел именно это, потому что как облупленного знал своего пацана, и если это не подойдет, то он не знал, что. – Почитаешь о профессии, досдашь пару экзаменов, с нужными людьми я переговорю. Решение твое, но советую подумать. На «подумать» ушло два часа, после которых парень принесся на кухню и яростно закивал, говоря, что уже выбрал, как, куда и когда пойдет, и вообще, на этот раз точно-точно. Старший дает на раздумья еще месяц, за который решения меняются десятки раз, но в конце все приходят к первоначальному варианту. Эрен не отводит глаз на суровый, испытующий взгляд, улыбается ярко и прижимается к чужой щеке носом, когда через несколько месяцев они вместе идут подавать документы.