Die weisse Schokolade

Почему-то Мара отлично помнила, как тётушка приходила в гости к родителям и долго плакалась о чём-то тяжёлом и сокровенном. Тётушка Ким всегда приходила с плаксивым сыном, с которым и заставляли сидеть пятилетнюю Мару, чтобы малыш не ревел и не упал. И это жутко не нравилось девочке, потому что он был мальчишкой, маленьким и не играл с ней в куклы. Зато неприятно пах и, не переставая, ныл… Как-то раз тётушка пришла счастливая, а через какое-то время всё немногочисленное семейство Со гуляло на свадьбе своих лучших друзей тётушки Ким и дядюшки Бёна. А вскоре они обзавелись ещё одним вечно ноющим и дурно пахнущим мальчиком, который тоже не играл с Марой в куклы. В прочем, как и следом появившаяся Бом. Вот и сейчас, умело игнорируя болтовню всех вокруг себя, Со Мара, подперев ладошкой щёку, внимательно наблюдала за четой Бёнов, которые так сильно были похожи друг на друга, и так безумно отличались. Тётушка была маленькой худенькой женщиной с тихим голосом, которая быстро-быстро тараторила свои мысли и всегда суетилась, дядюшка Бён был достаточно высоким крепким мужчиной, чей бас можно было услышать крайне редко, он предпочитал молчать и много думать, а ещё он был медлительным, как ленивец. А как они смотрят друг на руга! Как дядюшка заботится о своей любимой супруге! И как он зовёт её — душа моя! А ещё, дядюшка Бён старше тётушки Ким на целых восемь лет! Идеальная пара в глазах со Мары! Она мечтала, чтобы её будущий муж был чем-то похож на дядю. Она желала себе в женихи непременно крепкого, высокого, сильного мужчину, который бы не мог насмотреться на неё и обязательно потакал. А ещё, он должен быть обязательно старше Мары лет так на пять-десять! Иначе нельзя! Ну, вот никак! А остальное уже не так и важно. — Земля вызывает Мару! — перед носом раздался оглушающий щелчок тоненьких пальчиков Бом. — Мы хотим посидеть в беседке, пойдёшь с нами? Мара непонимающе пару раз моргнула, окидывая пустым взглядом довольного и сытого Чонина, взволнованную сестру, и безучастного Бекхёна, ковыряющегося в телефоне. Кажется, говорили, что на днях станут известны какие-то важные для него результаты. Но не суть. По мимо ребят, за столом сидели их родители, которые внимательно наблюдали за рассеянной Марой, и чего-то ждали, а вот тётушка, кажется, что-то не ладное придумала. — Нет, я лучше к себе пойду, — выдавила улыбку старшая Со и поднялась со стула. — У тебя всё хорошо? — состроив лисью мордочку, полюбопытствовала тётушка Бён. — Кроме того, что на работе появился новый сотрудник, который абсолютно не поддаётся дрессировке, и моя голова сейчас лопнет — всё просто чудесно. Часть про Чонина была понятна всем, и все её успешно приняли, немного посмеявшись над взрослым ребёнком, сам Ким даже собирался что-то ответить, но плохое самочувствие девушки его остановило. Бледность, и странно-тихое поведение подкупило всех, и Маре позволили спрятаться в её комнате. Комната Мары была простой: кровать с кованными изголовьями, над ней небольшая узорчатая картина, справа огромный шкаф, напротив кровати тумба и телевизор, а слева от кровати окно и туалетный столик. Всё как полагается, ничего лишнего. Но, зато, всё самое родное, хорошее и успокаивающее. Стоило двери захлопнуться за спиной девушки, как она тут же шлёпнулась на кровать лицом в подушку, а рука непроизвольно поползла к столику возле кровати, в ящичке которого хранился небольшой склад шоколадок и телефон. Сообщений и звонков не было. Почта была пуста, а значит, на работе всё идет своим чередом, и ей не влетит. И белая шоколадка в руке приятно дополняла это блаженство. Ещё бы не было в доме этих шумных братьев, которые орали на весь двор так, что их прекрасно слышала Со даже через закрытое окно. И ей это не нравилось. Но лучше терпеть этот гогот и визги, чем связываться с троицей. Кажется, Мара уснула, потому что как иначе объяснить, что кто-то сидит на её кровати, когда девушка даже не слышала, чтобы кто-то заходил в её комнату? Но кто-то сидел и внимательно смотрел на девушку, тихо и глубоко дыша, и от этого звука становилось как-то… спокойно… Со неожиданно подпрыгнула и, повернувшись села на кровати, но мягкий матрац сыграл над ней злую шутку, и вот она уже почти что удобно устроилась в объятиях Бекхёна, который лишь глухо ойкнул, когда тушка Мары приземлилась на него. — Чёрт! — прошипела Со, немедленно поднимаясь, и поправляя свою причёску. — Чего ты забыл тут? — Мы решили пожарить барбекю, пришёл позвать тебя, — тихо ответил парень. За окном по-прежнему светило ярко-жёлтое, почти золотое солнце, знаменуя конец дня. Телефон не показывал пропущенной жизни, а за окном шумели уже не только Бом и Чонин, к ним прибавились ещё и родители. Мара машинально огляделась, и внимательно посмотрела на старого друга, глаза которого искрились. -Ну давай, скажи, уже! — пропыхтела Со, поднимаясь с кровати, и подходя к шкафу. — Я думал у тебя тут пони и розовые стены, — прыснул Бек, внимательно наблюдая за подругой, и ловя каждое её движение. После сна Мара всегда щурилась, иногда похлопывала себя по щекам. Дома, когда никто не видит, или видят только родные и самые близкие, типа семейства Бёнов, она ходила как уточка, чуть оттягивая попу и делая маленькие шажки. Когда она не могла что-то решить, то поочерёдно ноготками четырёх пальцев тыкала в подушечку большого пальца и закусывала губы, в редких случаях, она легонько постукивала себя по кончику носа ручкой или, ещё реже, пальцем. Со мило морщила брови и лоб, когда чего-то не понимала. А как дёргаются её глаза, стоит Киму и Бёну появиться на горизонте! Бекхён всё это видел, всё это замечал, и всё это сохранял на специально созданном жёстком диске в сердце под именем «Со Мара». — Я от тебя другого ожидала, — пожала плечами девушка, Бекхён улыбнулся — она перебирала пальчиками, а значит и губу кусала. — Нет, ну, вариант с пятьюдесятью оттенками серого я тоже рассматривал, но после того, как твой ухажёр слинял, сверкая пятками, я окончательно остановился на пони! — хохотнул Бён, а Со зашипела. — Бек! — почти взвизгнула девушка над самым ухом парня, от чего тот дёрнулся, пребольно ударяясь о кованный завиток. — Свали, я переоденусь! — Но тут хорошо и уютно, — законючл мальчик. — Бён Бекхён, не заставляй меня применять силу к ребёнку! А вот это было обидно. Очень. Можно даже сказать больно. Ему уже достаточно давно исполнилось двадцать лет, Бекхён окончил школу и поступил в университет, а девушка всех его мечтаний и мыслей до сих пор видит в нём только ребёнка. Но парень не придал виду, хотя глаза его как-то резко блестеть перестали. — Мы же договаривались, чтобы ты меня не называла ребёнком. Я уже взрослый, — тихо сказал он, совершенно безучастно рассматривая нежно-персиковое покрывало на кровати. — Чонин вернулся домой, и ты снова маленький мальчик, — засюсюкала Мара, вытаскивая старую толстовку из шкафа. — А теперь сбейся в тюбик. Я не могу пойти на улицу к огню в моей любимой блузке. Она провоняет гарью. — И что, что он вернулся? — впервые в жизни Бекхён выглядел серьёзным не по годам, и даже немножечко озлобленным. — Что, от этого мой возраст уменьшается назад на четыре года? — Нет! — пискнула Мара, усаживаясь рядом с другом и хватая того за щёчки, точно ребёнка. — Ты по-прежнему остаёшься взрослым юношей, но только для других девочек, для меня вы оба, а особенно ты, навсегда останетесь маленькими мальчиками, которые не умеют плавать! Мара хохотнула, и игриво взлохматила густые волосы друга, в надежде, что он сейчас уйдёт и позволит ей хотя бы спокойно переодеться. — Я умел плавать, — обижено пробубнил Бекхён, поднимаясь и брезгливо поправляя причёску. — Плавать не умел только Чонин, а я его поддерживал, — «… и хотел ещё больше твоего внимания…» — добавил бы он, но уже вышел из комнаты и поспешил вернуться к родителям и брату. Он скажет это, когда-нибудь. Главное, чтобы не было поздно. Переодевшись в самые что ни на есть удобные джинсы и любимую мягкую толстовку, забрав волосы в торчащий короткий хвост, Мара почти бегом сбежала вниз, и выскочила на задний двор. Впервые в жизни ей захотелось оказаться там внизу, со всеми, стать частью веселья и всеобщей радости, улыбаться жизни и шутить о прошлом. Но картина с распростёртыми руками родителей вместе с сестрой, и четы Бёнов вместе с их сыновьями оказалась лишь надуманна больной фантазией Мары, поэтому девушка, стоило весеннему ветру неприятно врезаться в её лицо, тут же замерла на месте, тихо прикрывая за собой дверь. Между Бом и Чонином на деревянной качели сидела Ынри. Милая девушка из класса Бом, у неё порядочные родители, воспитывающие дочь в строгости, но не запрещающие той проводить всё свободное время в доме Со или вместе с Бом. Мара тяжело вздохнула и лихорадочно начала соображать, куда бы можно было спрятаться пока никто её не заметил. А ведь никто до сих пор не заметил девушку, потому что все были заняты миленькой скромной девчушкой: взрослые старались накормить, сетуя на излишнюю худобу гостьи, хваля за покладистый характер и ухоженную внешность; Бом, Чонин и Бекхён болтали с девочкой, постоянно отпуская разного рода шутки, словно соревнуясь в остроумии и чувстве юмора. А ведь эта самая Ынри всегда была душой любой компании, не только являясь привлекательной девочкой, но и хорошей собеседницей, создающей вокруг себя светлую атмосферу радости и тепла. Так было всегда. Всегда был кто-то, до кого дел было больше, чем до Мары. Боми, Чонин, Бекхён — родители всегда уделяли им больше внимания, чем старшей дочери, появившейся так рано, когда молодая семья Со старалась стать самостоятельной и обеспеченной. Получается в этот список в самое начало стоит ставить не малышку Боми, а работу. После детей всегда шли родственники и друзья, и вот сейчас эта выскочка Ынри. И это только то, что касается родителей. В школе была девочка, которую любили учителя и все ученики, не обращая внимания на выдающиеся успехи маленькой Мары, в институте Со медленно и верно выстраивала свои собственные стены единственного правильного мирка, созданного исключительно для Со Мары. В нём не было место нытикам и слабакам, тем, кто бы хоть чуточку походил на Ынри, лжецам и подлецам. В том мире были чёткие правила, начиная от распорядка дня и заканчивая длинной стрижек на определённые возраста Мары. А самое главное, в этом мире не осталось места для радости, потому что в список обычно забывают включить пункт «Быть счастливым». Развернувшись на пятках Со решила всё же продолжить прятаться в своей спальне, но ручка двери строптиво не поддавалась, и заветная дверь не открывалась, не позволяя девушке попасть в родные стены. Мара еле слышно чертыхнулась и, не придумав ничего лучшего, тихонько спустилась с небольшого крылечка и, стараясь не привлекать к себе внимания и отчаянно надеясь, что сливается со стеной дома, на цыпочках засеменила в сторону парадного входа в дом. Всё шло успешно, и девушка даже уже успела повернуть за угол и благодатно выдохнуть, оставляя позади развесёлых родственников и друзей, которые так и не заметили её присутствия, пока не обернулась назад, чтобы удостовериться в своём идеальном исчезновении. Стоило её телу совершить неоправданно резкий разворот на сто восемьдесят градусов, как её нос пребольно впечатался в чьё-то угловатое твёрдое плечо, и сильно заныл, норовя посинеть к утру. — Ах ты! — всхлипнула Мара, отшатываясь назад и сжимая носик ладошками. — Вот же! Натёршись ушибленного носа, девушка всё решилась посмотреть на обидчика, и, предполагая, что им может быть отец, даже придумала что именно она проконючит непонятно и спокойной свалит в закат, в объятия своего одеяла. Быть может, даже уснёт сном младенца, успешно игнорируя сей беспредел, творящийся на заднем дворе. Но владельцем костлявого плеча оказался мелкий Бён, и он не был, ни обеспокоенным, ни радостным. — Чего стоишь? — рыкнула Со. — Иди, давай ко всем, развлекай принцессу Ынри! Она же там с ума, наверное, сходит, не досчитавшись очередного раба! Бекхён слегка улыбнулся, не в силах сдержать дикий смех, а девушка, прорычав ещё что-то не членораздельное, порывисто отвернулась и даже сделала целый шаг, по пути своего спасения, но тут же была остановлена и нагло развёрнута к собеседнику. — Чего дуешься? — шепнул Бён. — Я не дуюсь! — Оно и видно, — укоризненно покачал головой парень, всё же не отпуская чужой руки, наслаждаясь ситуацией. — Между прочим, я носом стукнулась больно! О твоё плечо! Есть не пробовал, чтобы девушкам не обходилось такими жертвами общение с тобой? — Значит, я виноват? — А кто ещё? Я что ли попёрлась за тем, кто хочет побыть наедине с собой и отдохнуть от этого шума? — Тогда зачем приходила? Думала, никто не видел тебя? — Вот пришла, ужаснулась шуму и ушла! Нормальные люди такие звуки не издают! А ты… Ты смотри за своей Ыри, и прислуживай, как это родители делают! Мара вновь попыталась вырваться, но что-то, что раньше успокаивало Бекхёна и говорило о ждущем его непременном провале и позоре, вдруг сменило пластинку, подталкивая мальчика к серьёзным действиям. Он схватил подругу обеими руками и притянул её к себе настолько близко, на сколько позволяли её вытянутые вперёд кисти. Бён внимательно всматривался в глаза девушки и хотел бы, чтобы можно было вот так посмотреть в глаза другому человеку, и вот он уже понимает твои чувства, мирится с ними, и даже разделяет… — Неужели Со Мара ревнует? — шепнул Бекхён в лицо подруге. — Что ты несёшь? Отпусти меня, наконец, маленький дуботолк! Забыл, кого бояться надо? — точно бабочка трепыхалась Мара, зато рычала как медведь. — Ты ревнуешь, — Бекхён подался вперёд, лишь чуть-чуть не дотягиваясь своим носом до носа Со. — Определённо. Только вот зря. Поверь, то сердце, в которое однажды ты попала, уже никогда не сможет тебя предать. Будь то сердце родителя или того парня. Мара замерла, не решаясь спросить Бекхёна о ближайшей записи на приём к психиатру. Она смотрела него, как на дурачка, а вот Бён всё ещё мечтал, чтобы старая подруга, наконец, поняла, что он влюблён в неё. Давно. Сильно. Бесповоротно. Навсегда. — Пошли, я устал от этой глупой болтовни, хочу посидеть в тишине, — тихо, спокойно, его голос был таким, какой бывает у взрослых мужчин, познавших жизнь и все её превратности. И Мара повиновалась, спокойно отступая сначала назад, выпущенная из цепких рук, а затем и следуя за Бекхёном, который уверенно шёл в дом семейства Со. Она шла за ним, и это выглядело вполне себе правильным, он открыл перед ней дверь, пропуская вперёд, и тихо закрыл за собой. Бён, по-прежнему стараясь не касаться девушки, провёл её в гостиную и сел рядом на диван, предусмотрительно включая телевизор, позволяя диктору заполнить сумеречную тишину будничными новостями. Парень бы хотел немедленно прижать подругу к себе и просидеть так до окончания времён, но того, что она удобно устроилась рядом, было достаточно. Мара молчала, изредка бросая непонимающие ничего взгляды на спокойного и впервые, за всё время их знакомства, такого взрослого парня. Удивительно, и когда же Бён Бекхён вдруг стал похожим на мужчину?