Unmeisen

      Тот самый Ким Тэхён уже далеко не десятилетний ребёнок с заразительным смехом и вечным леденцом во рту, каким запомнил его Сокджин. И старший думает, что не зря откладывал встречу с ним так долго, как только мог. Работал с документами — прочесть досье, заполнить несколько бланков, подтверждая, что подопечный прибыл в центр, составит график кормёжек, постепенно наращивая объём порций, — потом позвонил Хёсану и сказал, что его парень — тот ещё мудак, который наверняка знал, что Сокджин знаком с гулем, ведь это становится понятным из информации в досье — общий адрес, где различается лишь номер квартиры, и одна школа, пусть и разные классы, — приготовил ужин, даже не удивляясь отсутствию рядом Чимина; и лишь после этого, простояв едва ли не полчаса перед дверью, решаясь, спустился в подвал.       Парень скалится — всё так же квадратно, — когда видит старшего, а потом запрокидывает голову назад и заходится в пугающем смехе. Сокджину бы поёжиться от ауры, окутавшей младшего, но он лишь на мгновение прикрывает глаза и подходит ближе, останавливаясь в шаге от парня. Тот уже стоит на носочках, наклонившись вперед и повисая на руках. Сокджин думает, что плечи и предплечья наверняка разрываются от боли, но, может, он этого и добивается, кто знает.       — Добро пожаловать, — он пытается скрыть то, что узнал младшего.       — Хён, — хрипло произносит Тэхён, смотрит из-под чёлки и напрягает руки, выпрямляясь. — Давно не виделись, да?       Сокджин ничего не отвечает — да, давно, ты, оказывается, гуль, привет. Тэхён усмехается, кривит губы, но с интересом рассматривает старшего. Наклоняет голову то вправо, то влево, часто облизывает губы — там засохшая кровь, после хосоковского удара в нос, — а потом закрывает глаза и замирает. Джиновская интуиция орёт, что впереди что-то пиздецовое, и не подводит.       — А ты вкусный, — не спрашивает, утверждает младший, открывая глаза. — Тогда ты был другим.       — Вкусный? — не понимает Сокджин — гуль же не.       — Запах просто идеален. Для меня. Опасность, ярость, немного вины… — Тэхён не отрывает взгляда от старшего, даже не моргает, перечисляя. — А ещё яблочный пирог.       Сокджин вздрагивает, услышав последнее. Его бабушка каждый раз, когда внук и Тэхён-а, как женщина звала парня, приходили к ней, готовила яблочный пирог.       — Помнишь, значит, — усмехается парень.       — А ты гуль, значит, — грустно говорит старший, словно прощаясь с добрыми воспоминаниями о друге детства.       От Тэхёна в прошлом исходили тепло и радость, от Тэхёна в настоящем разит опасностью и смертями.       — А ты охотник, — младший поднимает руку и смотрит на свои пальцы, перебирает ими воздух. — Жизнь та ещё стерва, да? Может, отпустишь меня? По старой памяти.       — Значит, мириться с этим не желаешь? — вздыхает Сокджин, теперь в полной мере осознавая, насколько же им повезло с Намджуном.       — Хочешь, чтобы я был твоей домашней зверушкой? — едко спрашивает Тэхён. — Нет уж, лучше убей сразу.       — Я тебя не убью, — едва слышно произносит старший.       — А я не подчинюсь, вот незадача, — гуль зевает и продолжает: — Если ты не против, то я бы поспал. Тут, конечно, не апартаменты, но выбора же нет.       Сокджин смотрит на парня — короткие шорты и заляпанная кровью тонкая майка, — думает, что неплохо бы его переодеть и накормить, но понимает, что это не так просто будет сделать. Бросает: «До завтра», уходит, не оборачиваясь, и не знает, что взгляд младшего сразу меняется, стоит ему отвернуться.       Намджун хмурится за секунду до того, как Сокджин заходит в кухню, и Чимин не понимающе переводит взгляд с одного парня на второго.       — Ты расстроен, — говорит гуль, распознавая лидирующую эмоцию в запахе. — Можно спросить, чем именно?       Старший распахивает дверцу шкафа, достаёт бутылку вина — весь виски в кабинете, а алкоголь нужен прямо сейчас, — и наливает полную кружку. Залпом пьёт половину и оборачивается.       — Я знаю его, — Сокджин смотрит поверх голов парней. — Хотя, скорее, знал.       — Что? — ошарашенно вскрикивает Чимин.       — Дружили, когда были детьми, — старший допивает вино и наполняет кружку ещё раз.       — Хён, не надо, — младший подходит к нему, пытаясь забрать кружку из ладоней Сокджина, но тот качает головой и крепче сжимает пальцы, обхватывающие керамику.       Чимин оборачивается и смотрит на Намджуна, ища поддержку. Но, на его удивление, парень тоже качает головой. Младший взмахивает руками и начинает ругаться на безответственность этих двоих. Внизу — тот ещё псих, а Сокджин, кажется, решил надраться. Намджун видит, что беспокойство Чимина грозит вылиться в полноценную истерику, и встаёт, чтобы обнять и успокоить его. Сокджин, впрочем, не обращает внимания на крики, а замечает другое.       — Что это? — строго спрашивает он, указывая на повязку на руке Чимина, чуть выше локтя.       — Ничего, — Пак тянет рукав футболки, закрывая бинт.       Сокджин перехватывает его запястье и тянет на себя. Задирает ткань и давит пальцами — жестоко, но по-другому никак, — Чимин взвизгивает и торопливо говорит, что всё расскажет, «только отпусти». Старший отпускает и смотрит на Намджуна. Тот стоит, сжав кулаки, но подойти не рискует. Вся сущность парня желает защитить младшего, но он сдерживается, зная, что Сокджин не навредит тому.       — Говори, — уже мягче просит Джин, отставляя кружку.       — Тэхён укусил, — сдаётся Чимин и, видя, как взгляд старшего становится злым, добавляет, успокаивая: — Хосок мне помог забинтовать. Там всё не так плохо, как ты думаешь.       Сокджин мечется между «пойти и избить гуля» и «позаботиться о младшем». Заботливая сторона старшего одерживает верх. Он видит, как повязка краснеет, и чувствует вину за то, что раскрыл рану, когда сдавил руку младшего.       — Прости, — с сожалением в голосе произносит он. — Надо повязку сменить.       — О, это без меня! — Намджун мотает головой, смотрит на удивленного Чимина и объясняет: — Я не уверен, что смогу сдержаться, когда увижу.       Сокджин первым понимает, что не договаривает гуль. Пусть тот и привык питаться мясом своих собратьев, но человеческое всё равно остаётся привлекательнее.       — Я отведу тебя, — говорит он.       — Хорошо, — парень подходит к Чимину, обнимает, задерживая дыхание, и негромко говорит: — Спокойных снов, Чимин.       Сокджин выходит из кухни первым, понимая, что Чимин — он решительнее, чем гуль, — наверняка хочет поцеловать своего парня, и зная, что Намджун вскоре подойдёт к двери, ведущей в подвал.       — Сегодня переночуешь здесь, — произносит старший, когда Джун подходит и вопросительно смотрит на него.       — Но я могу попытаться повлиять на парня, — говорит гуль. — Он же против этого всего, я правильно понял?       — Да, но не сейчас, — Сокджин открывает дверь. — Ты же зол на Тэхёна из-за произошедшего с Чимином.       Намджун вздыхает и кивает. Он зол настолько, что готов убить гуля, но уверен в том, что сдержится, ведь такое убийство внутри стен центра организация не простит ни Сокджину, ни Чимину. Все предыдущие случаи, похоже, прощаются, решая, что это вина убитых — а это правда, — а убийство подопечного в разы серьёзнее.       Парень спускается первым, но замирает на середине лестницы, когда слышит окрик Чимина.       — Плед остался в той комнате, — запыхавшись, говорит младший. — Я принёс другой.       — Спасибо, — улыбается Намджун, а Сокджин берёт шерстяной плед и начинает спускаться.       Чимин улыбается в ответ и наблюдает, как Намджун подходит к стене и вопросительно смотрит на старшего. Тот что-то говорит, отдаёт плед и идёт обратно. Поднимается по лестнице и запирает дверь.       — Спасибо, хён, — младший утыкается лбом в плечо Сокджина и закрывает глаза.       Старший ласково гладит его по волосам, позволяя им несколько минут относительного спокойствия. Потом говорит тихое: «Пойдём», и мягко тянет в сторону ванной комнаты. Белый свет многократно отражается от таких же белоснежных стен, Чимин не уверен, но, кажется, это мрамор. В шкафчике с зеркальной дверцей прячется аптечка со всем необходимым. Сокджин спрашивает, нужно ли намочить сперва повязку, но младший отказывается — Хосок заматывал бинты уже на переставшую кровоточить рану, а сейчас кровь ещё не успела засохнуть. Старший осторожно разматывает пропитавшуюся тонкую ткань, пачкая пальцы в крови, и рассматривает укус. Тот совсем не глубок, лишь прокушена кожа, но ведь гули кусают, чтобы отхватить кусок мяса, не так ли? Сокджин думает, что стоит спросить у Тэхёна, почему именно так, а не иначе, а потом вспоминает, что он не Намджун и вряд ли ответит на вопрос. Смывает кровь куском бинта, смоченным в перекиси водорода, густо мажет заживляющей мазью и делает новую повязку, на каждом обороте спрашивая, не туго ли.       Говорит, что утром надо будет сменить бинты, выкидывает использованные бинты в мусорное ведро, долго моет руки холодной водой, а потом вытирает белым полотенцем, пытаясь разодрать покрасневшие и нечувствующие ничего пальцы до крови, лишь бы забыть чужую кровь на них. Чимин отбирает у него полотенце, кидает его на стиральную машину и обнимает парня. Сокджин никогда не говорил, почему пришёл сюда, но точно по причине, не похожей на причину младшего.       — Хён, — Чимин утыкается носом между лопаток, и его голос непривычно тих. — Расскажешь?       — Не сейчас, — закрывает глаза старший, успокаиваясь.       Потом разворачивается, не разрывая кольца рук, и обнимает в ответ.       — Как ты? Испугался? — спрашивает он, вспоминая, что, в общем-то, это он должен успокаивать младшего, а не наоборот.       — Очень, — признаётся Чимин. — Не сразу, когда он меня укусил, а позже. Сначала даже не понял, что произошло, а, когда Хосок-хён начал бить его, я осознал, что мог умереть. Ведь Джун-и не мог меня защитить, как это было раньше.       — Намджун не виноват в том, что не был рядом, — напоминает ему старший.       — Знаю, — улыбается Чимин. — Я сегодня понял, насколько я слаб. Получается, что я прошёл курс подготовки охотников, а сам — беззащитен как ребёнок. Вот только, Джун-и не сможет быть всегда рядом со мной.       — Он не бросит тебя.       — Хён, — младший немного отстраняется, не расцепляя рук, и снисходительно смотрит на Сокджина. — У нас нет выбора. Организация заберёт его, и мы не сможем противиться этому.       Ким только сейчас осознает, насколько тяжело Чимину. Влюбиться в гуля, да ещё и в того, кто принадлежит организации, где либо верность, либо смерть. Быть вместе и знать, что в любой момент их могут разлучить навсегда.       — Я всё понимаю, поэтому и не думаю о том, что будет потом. Сейчас мы вместе, и этого мне достаточно, — младший пытается убедить в этом и себя, и Сокджина.       Оба молчат, не зная, что сказать в такой ситуации. Сокджин боится, что не сможет защитить младшего от боли, как бы ни хотелось этого. Намджуна увезут сразу же, как только мужчина — Ким не помнит его имени, — из отдела, созданного для управления гулями-охотниками, решит, что парень готов к работе. И кто знает, когда это случится.       — Пойдём спать, — просит Чимин и широко зевает.       Сокджин кивает, отпуская младшего, и говорит, что сам сначала примет душ. Чимин вздыхает и заставляет пообещать, что старший точно ляжет спать, а не уйдёт в кабинет.       — Ты сегодня, я уверен, уже всё сделал, — продолжает Пак. — И вряд ли появилась новая работа.       Ким чувствует усталость — не физическую, — и заверяет в этом младшего. Чимин улыбается и вновь зевает. Машет рукой и выходит из ванной, оставляя старшего одного.       Парень специально не регулирует температуру воды и встаёт под едва тёплые струи. Это помогает немного взбодриться и начать с силой тереть кожу мочалкой. Пока Чимин был рядом, Сокджин контролировал себя, а сейчас сорвался. Ему кажется, что кожа покрыта кровью — как тогда, — и вода не может смыть доказательство убийств, что под ногами красная лужа, что в воздухе запах железа. Он приходит в себя только тогда, когда понимает, что разодрал левое предплечье в кровь. Жёсткой мочалкой или ногтями — не важно. Ким видит свою кровь и успокаивается. Прошлое осталось в прошлом, хоть и преследует тенью за спиной. Он выворачивает вентиль, добавляя горячей воды, и выдавливает на мочалку немного геля с запахом персика. Кожу щиплет, но Сокджин не обращает на это внимания. Хёсан когда-то — семь месяцев назад, — советовал обратиться к психотерапевту, но старший не готов говорить о своей проблеме. Парень смывает пену, закручивает вентили и выходит, оставляя на полу мокрые следы. Заворачивается в полотенце, не вытираясь, и выходит в коридор.       Мерное жужжание ламп дневного света напоминают ему о первом убийстве, и он цепляется за эти кадры, чтобы не думать о последнем. Или крайнем, как когда-то сказал Донхёк, ведь бывших не бывает. Однажды ему предстоит убить вновь. Но даже сейчас — после всего, что произошло, — он сможет сделать это с лёгкостью, не позволяя панической атаке и воспоминаниям помешать. Работа превыше всего, а кровь смывается другой кровью.       В первый раз был коридор — другой, холодный, с запахом плесени, но такими же лампами на высоте трёх метров, — металлическая дверь и комната два на три. Прежде, чем оказаться на настоящей охоте, он должен доказать, что готов. Убить ослабленного голодом и какими-то веществами гуля-подростка. Тонкий, что запястье видится ниточкой, когда Ким касается взглядом цепей; черноволосый, что бьёт по глазам контрастом с белой — скорее, синюшной, — кожей; сильный, ведь в глазах ярость и непокорность, хоть сам обессилен так, что не может поднять руку. Офицер зачитывает выдержки из досье, где имя, дата рождения и список убитых. «Ким Сокджин приведёт в исполнение приговор», — произносит офицер, а парень повторяет одними губами возраст гуля. Сокджин тогда старше его на год-два, не больше. Через десять минут, получив похвалу и десять из десяти, его рвало в служебном туалете. Первое официальное задание, Хёсан с послужным списком в тридцать шесть гулей различной степени опасности — «я здесь с двенадцати», парень улыбается и протягивает руку, — и двадцатитрёхлетний гуль, лакомящийся семьёй в квартире на пятом этаже семиэтажки спального района.       Сокджин смотрит в темноту за окном, но видит своё отражение. Пытается улыбнуться — получается гримаса, в которой он видит оскалившегося Тэхёна, — отшатывается назад, роняет полотенце и трясёт головой. Влажные волосы падают на глаза, и видение исчезает. У Сокджина волосы цвета вишни, у Тэхёна высветлены до оттенка пепла. Парень отходит к кровати, наблюдая за своим отражением, но там всё ещё он. Садится на край, тянется рукой к ночнику, выключает его, погружая комнату в темноту, идентичную той, что снаружи, и ложится, накрываясь одеялом.       Засыпает практически сразу, не успевая согреться, но через девяносто семь минут — часы с фосфором на стрелках стоят на тумбочке — подскакивает, сбрасывая одеяло на пол. В его сне первый гуль был с лицом Тэхёна. Включает лампу, долго трёт лицо ладонями, пальцами давит на веки до красных всполохов, а потом поднимается на ноги. Забрасывает одеяло на кровать, открывает ящик и достаёт упаковку снотворного. Решает, что одной таблетки не достаточно, и глотает сразу две, запивая тремя глотками соджу из бутылки, что делит ящик с картонными коробочками и пузырьками — снотворное, обезболивающее, противовоспалительное. Его морозит, но сон — кошмар — виновен в этом, или же стояние во влажном полотенце перед приоткрытым окном — глупость — привело к данному состоянию. Закрывает ящик и подходит к шкафу. Вытаскивает хлопковые штаны с принтом в виде разноцветных клякс и тёмно-синюю футболку. Надевает их на голое тело и возвращается в кровать. Смотрит в потолок — там ни единой трещины, — пока не чувствует, что находится на грани сна и бодрствования, поворачивается на бок, выключает лампу, шарит ладонью позади себя, цепляет край одеяла и тянет на себя.       Утром Ким просыпается совершенно разбитым, хмурится, ощущая чужую ладонь на плече, и открывает глаза. Чимин смотрит взволнованно и говорит, что «половина десятого, хён, а ты до сих пор спишь». Старший садится, сгибает ноги в коленях, подтягивая к себе, а потом улыбается, ерошит волосы младшего — тот трясёт головой, возвращая пряди в прежнее состояние, — и отвечает, что «просто слишком устал вчера, не переживай». Чимин верит и улыбается в ответ, вскакивая на ноги.       — Я завтрак приготовил, тебя только ждём, — младший спешит вернуться в кухню.       Сокджин встаёт, потягивается, делает короткую зарядку — медленно разминает и тянет мышцы, — переодевается и спускается вниз.       Намджун сидит спиной к нему и обрачивается, стоит старшему зайти. Приветствует, кивая, и говорит, что ему нравятся покемоны. Охотник поднимает бровь, не понимая, а при чём здесь и сейчас покемоны. Младший пальцем касается живота Сокджина, и тот опускает взгляд — на футболке ярко-жёлтый пикачу.       — Схватил верхнюю, — пожимает плечами Ким-старший, обходит стол и садится напротив.       Чимин ставит перед ним тарелку с овсянкой и смеётся, когда видит, как хён кривится.       — И кто из нас старше? — произносит Пак, а потом забирается на стул, поворачивается боком и кладёт лодыжки и ступни на бёдра Намджуна.       Сокджин замечает, как гуль опускает ладонь на колено младшего, и улыбается по-настоящему. Он думает, что привык видеть Намджуна таким и так, вне подвала, и это ощущается правильным. А потом вспоминает, что это ненадолго, и скоро гуль уедет. Но пока он здесь — что-то шепчет Чимину, а тот краснеет и отводит взгляд, — и Сокджин решает, что будет пытаться отсрочить их расставание так долго, сколько это будет удаваться.       Съедает кашу, получая похвалу от Чимина и усмешку от Намджуна, говорит, что вымоет посуду, а младшие могут заняться своими делами. Те уходят — Чимин кричит, стоя у входной двери, что они будут на улице, — и старший радуется, что организация не может просматривать записи камер в реальном времени. Да и в записи только по факту срабатывания сигнализации. Что-то, похожее на невмешательство «в процесс перевоспитания». Сначала Сокджин считал это странным, но сейчас — они тут нарушают как минимум шесть пунктов инструкции.       Когда вся посуда вымыта, парень подбрасывает монетку, оставляя выбор за судьбой. Выпадает решка, и вместо кабинета Сокджину предстоит посетить подвал. Он поднимается в свою комнату, выбирает тёмные штаны и футболку — что-то подсказывает ему, что Тэхён не будет стараться сохранить одежду чистой, — и возвращается вниз. Подходит к подвалу и глубоко вздыхает. Усмехается, вспоминая, что вчера точно так же стоял перед дверью, разве что в разы дольше.       Вводит код, делает пару шагов вперёд и блокирует дверь специальным — другим — кодом. Теперь, чтобы выйти, нужно будет ввести уже не один код, как при обычной ситуации, а три, подтверждая, что ты не пытающийся сбежать гуль. Кажется, на этом и прокололись работники второго центра. Гули готовились не день, не два, и запомнили код, наблюдая за тем, как двигаются пальцы парней. Уён не зря поставлен следователем, раз увидел даже такое — на первый взгляд мелочь, — поведение гулей. «Они напрягались и не моргали, пока вводился код», — так написал парень в письме, которое прислал утром. Сокджин успел прочесть его, пока старательно размазывал нелюбимую кашу по тарелке.       Медленно спускается по лестнице, смотрит на парня, пытаясь не думать, что Тэхён улыбается по-звериному, не так, как в детстве.       — Я думал, что ты с утра пораньше устроишь мне лекцию, хён, — парень тянет последнее слово, показывая, что старшему не удастся забыть о прошлом.       — А что, лекция убедит тебя? — Сокджин старается произнести это едко и саркастично, но понимает, что в голосе всё же прозвучала надежда.       Тэхён разминает шею и скалится. И старший знает, что это беззвучное «нет». Гуль встаёт, поджимает пальцы на ногах и ждёт, что произойдёт дальше. Замечает в руках Сокджина одежду и удивляется.       — Не нравится, что на мне кровь? Моей тут, конечно, больше, но и крови рыжего достаточно. Как его зовут? Я не запомнил, — он наклоняет голову набок.       Сокджин сжимает зубы, подходя ближе. Ему предстоит освободить младшего, ведь, если со штанами можно разобраться и так, то с футболкой сложнее.       — Подними руки, — приказывает — просит — охотник.       — Я ведь сбежать могу, — Тэхён выполняет просьбу, пальцами тянется к Сокджину, словно хочет прикоснуться. — Точно, там код, я прав?       Старший расстёгивает кандалы, и младший поднимает руки выше, рассматривая красные следы, оставшиеся на коже, а потом переводит взгляд на Джина.       — Хён, я могу пытать тебя так, что ты скажешь мне эти цифры, — парень смотрит прямо в карие глаза напротив и не моргает.       Сокджин устало вздыхает — «глупый» одними губами, — и в его взгляде вызов. Попробуй, или ждёшь приглашения?       Тэхён усмехается и забирает одежду из рук старшего. Он читает в этом большее, чем простой вызов, провокацию.       — Интересно, — он делает шаг вперёд и шумно втягивает воздух, не скрывая этого. — Что же с тобой произошло, хён? Что ты хочешь искупить своей болью?       Дыхание гуля касается и струится по шее старшего, но тот не отступает, позволяет. Тэхён опасен, но явно не любитель спешить, и, Сокджин уверен, сейчас не причинит — не попытается даже — вреда ему. Младший коротко лижет кожу охотника и отходит на шаг назад и три шага вправо. Охотник поворачивается на пятках, продолжая смотреть на него. Парень тянет футболку вверх, снимает её, взлохмачивая волосы, и отбрасывает в угол. Касается пальцами пояса штанов и вызывающе смотрит на старшего.       — Что, не отвернёшься?       — Что, стесняешься? — таким же тоном вторит ему Сокджин, продолжая смотреть на парня.       Тэхён ведёт плечом — окей, мне всё равно, — и снимает штаны. Выпрямляется и не спешит одеться в чистое. Сокджин пытается выглядеть незаинтересованным, но рассматривает парня перед собой, отмечая, что у него на животе чёрные гематомы.       — Нравится? Они вкололи мне что-то, что замедлило регенерацию, — младший с силой нажимает пальцами на пятна, заставляя чёрный мешаться с красным.       Сокджин хмурится, тянет руку, чтобы коснуться, но отдёргивает, когда пальцы ещё не на коже, но уже ощущается тепло. Тэхён скалится — но взгляд меняется, — и облизывает губы. Сказать или нет? Выбирает первое.       — Меня не только били, — он ведёт коленом вбок, открываясь, и прикрывает глаза, боясь.       Сокджин не хочет смотреть ниже, но ничего не выходит. Внутренняя сторона бедёр младшего в таких же чёрных пятнах и засохших разводах крови. Он понимает, что показывает, что говорит ему Тэхён. Переводит взгляд выше, пытаясь посмотреть в глаза, но младший крепко сжимает веки.       — Противно? — глухо произносит парень. — Или жалеешь?       Сокджин не отвечает. Он не может разобраться в том, что испытывает сейчас. Тэхён открывает глаза и удивлённо смотрит. Он ожидал другого. Не знает, чего, но точно не этого.       — Забудь, — грубо говорит он и быстро одевается.       Не стоило показывать. Это слишком личное, чтобы делиться с кем-то. Даже с Сокджином. Тем более с Сокджином. Мысленно ругает себя, застёгивая на своих запястьях кандалы, а потом поворачивается, но не смотрит на старшего.       — Что дальше? — спрашивает, словно перед ним чужой, незнакомый человек. — Я не получу мясо, пока не соглашусь работать на организацию?       Сокджину хочется сдаться, написать начальнику, что «гуль не поддаётся перевоспитанию, заберите». Но не может так поступить, знает, что такие, «списанные» гули уничтожаются.       — Если ты поешь, регенерация ускорится?       — Не знаю, — задумчиво тянет Тэхён, — Наверно, да.       Он ощущает боль во всём теле, организм не справляется, не может вывести введённое в кровь вещество, но не показывает этого. Всю жизнь его учили не показывать слабость, не давать понять кому-либо, что ему больно, страшно или не хватает сил. И он научился играть и примерять маски настолько хорошо, что сам верит в них. Сейчас ему совсем не больно, он просто стирает все мысли о боли из своей головы, и ему удаётся это. Каждое движение сопровождается вспышкой боли, которую он глушит, сосредотачиваясь на том, что раскладывает запах старшего на составляющие. Сегодня у него аромат персика на коже — странный выбор геля для охотника, но предсказуемый для Сокджина, который существовал четырнадцать лет назад в соседней квартире. От того всегда пахло яблоками и иногда персиками — бабушка старшего выращивала их в саду, когда жила за городом, — и Тэхён, сам не осознавая этого, никогда не убивал тех, в чьём запахе улавливал нотки этих плодов.        — Я принесу тебе мясо и кофе, — говорит Сокджин, не замечая того, что молчал минут десять, не меньше.       Младший дёргает плечом, хмурится и поднимает взгляд, в котором охотник видит знакомое, то, что помнит. Тэхён на миг становится тем мальчиком, который заразительно смеялся и жадно слушал хёна, рассказывающего что-то новое, что прочитал в учебнике или новой книге. Спохватывается, отводит взгляд, а потом снова смотрит по-гульи, вызывающе, жадно, но не до знаний, а до плоти.       Старший перебарывает желание закрыть глаза, чтобы перед глазами не было этого лица. Краем сознания жалеет, что они вообще встретились. Ему бы лучше не знать, что Тэхён не человек. Бросает, что скоро вернётся, и отходит к лестнице, подставляет спину, словно проверяя, нападёт или нет, хоть и знает, что нет. Поднимается по ступенькам — их, оказывается, девять, узнаёт Сокджин. Вводит три кода, один за другим, открывает дверь и выходит в коридор. Стоит замку защёлкнуться позади него, парень облегчённо выдыхает. Появление Тэхёна ломает его, заставляет сравнивать жизнь до и после. Раньше Сокджин никогда не задумывался о том, что его жизнь может быть другой. Сейчас, впрочем, парень всё равно считает, что сделал правильный выбор, став охотником. Но, что было бы, если бы они встретились не так. Где-нибудь на улице столкнулись, увидели друг друга в супермаркете около дома, оказались в одном кафе, где лучший горячий шоколад. Но встретились они здесь, в центре, и этого не изменить.       Парень неспешно добирается до кухни, открывает холодильник и достаёт ближайший контейнер. На нём почерком Хосока выведено: «подарок», и Сокджин вспоминает, что младший говорил о том, что Тэхён был не один. Охотник знает, не стоит кормить младшего его знакомым, и перебирает контейнеры, пока не находит тот, на котором нет пометок. Достаёт — там нарезанная крупными кусками печень нескольких гулей, — перекладывает несколько кусков на тарелку, ставит в микроволновку и передвигает регулятор мощности, выбирая режим разморозки. Цифры сменяют друг друга, отсчитывая оставшееся время, а Сокджин убирает ранее вытащенные контейнеры обратно в холодильник — там температура в минус восемнадцать по цельсию, — достаёт бутыль с кровью и подходит к столу. Наливает кофе в свою кружку, отправляет туда по ложке сахара и гульей крови, размешивает, и ждёт, когда таймер микроволновки покажет ноль. Напиток холодный, поэтому парень решает согреть его — в подвале температура держится на отметке в пятнадцать градусов выше нуля, а горячий кофе идеален для того, чтобы Тэхён согрелся.       Когда и мясо, и кофе готовы, Сокджин ставит тарелку и кружку на поднос и возвращается в подвал. Теперь в ход идёт обычный код, ведь старший не собирается освобождать гуля от цепей. Подходит к парню ближе, ставит поднос на пол — Тэхён не дотянется до него, — и выбирает, что сначала. Помнит, что им говорили на лекциях во время подготовки к работе в центре. Организм гуля может отторгнуть кровь и плоть другого, и, хоть Ким-старший не очень верит в это — Намджун долго привыкал к такому питанию не физически, а морально, — рисковать не осмеливается, и выбирает кофе. Держит кружку за ручку и подносит к вытянутым вперёд рукам младшего. Тот слишком голоден, чтобы задумываться о том, что ему предстоит пить кровь другого гуля. Он обхватывает керамику ладонями, чувствует её жар, обжигающий кожу, и осторожно пробует. Решает, что это не вызывает отвращения или желания выблевать, и медленно пьёт напиток, наслаждаясь теплом, разливающимся внутри. Может, всё дело в крови, а, может, от того, что он изрядно продрог — но не скажет об этом Сокджину, — находясь здесь.       Одним долгим глотком допивает оставшуюся жидкость, обжигает и рот, и язык, но не обращает внимания на эту боль, концентрируясь на ощущении внутри себя. Кровь начинает бежать быстрее по венам и артериям, организм борется с введённым лекарством, вакциной или что было в том шприце, запуская процесс восстановления. Тэхён буквально чувствует, как боль — не так быстро, как прежде, — покидает его тело. Он облизывает губы, на которых сохраняется привкус железа и эмоций, испытанных гулем перед самой смертью. Отдаёт кружку Сокджину, и их пальцы на мгновение касаются друг друга.       — Ты как? — спрашивает старший, рассматривая, как бледность на лице гуля сменяется практически незаметным румянцем.       В глазах Тэхёна Сокджин на мгновение вновь находит того самого десятилетнего мальчика и думает, что, может быть, не всё потеряно, и он сможет убедить младшего в том, что лучше согласиться на сотрудничество с организацией. Тэхён моргает, и теперь же в его глазах только жадность.       — Тепло, — парень ощущает беспокойство и заботу, волнами исходящие от старшего, не успевает удивиться этому и произносит одно-единственное слово, даже не задумывается о том, что только что признался в чём-то, что хотел скрыть.       Он закрывает глаза, наслаждаясь этим теплом внутри, окутывающим каждую мышцу, каждый орган, и улыбается — не скалится. Открывает глаза, жадно смотрит на куски мяса, а потом переводит взгляд на старшего. Тот ставит кружку на поднос, поднимает тарелку и берёт один из кусков. Подносит его к губам младшего и ждёт.       — Только не спеши, — советует он.       Тэхён вдыхает запах мяса, ощущает, как голод становится ещё сильнее, а потом высовывает язык, слизывает кровь, задевая кончики пальцев Сокджина. Младший понимает, что кровь и мясо когда-то были разными гулями — кровь взята от более старшего гуля, да и предпочтения в еде у них различались. И всё же, слабый вкус кожи Сокджина кажется ему привлекательнее в разы. Кусает, отхватывая половину, медленно жуёт и глотает. Сокджин смотрит, как тонкая струйка крови течёт с его губ, чертит линию на горле и теряется в воротнике футболки. Смотрит в глаза младшего — там лишь наслаждение.       Тэхён охватывает губами вторую половину кусочка, коротко лижет пальцы старшего, прося отпустить, и втягивает мясо в рот. Его не заботит то, что сейчас он ест своего сородича, который, так же, как и он сам, хотел жить и быть свободным. Жизнь та ещё сучка, и кому-то везёт больше, а кому-то меньше. И Тэхён относит себя к разряду везунчиков. Сокджин кормит его, подносит кусочки к губам и пытается не думать о том, как язык младшего проходится каждый раз по его пальцам, оставляя на них немного слюны.       Когда на тарелке остаётся пять кусочков из изначально бывших там двадцати, Тэхён качает головой и сыто скалится. Улыбается, стоит с закрытыми глазами, желая подольше сохранить ощущение отступившего голода и боли. Чувствует, что тепло добирается до пальчиков на ногах, и теперь холодный пол приносит лёгкий дискомфорт, а не боль. Сокджин ведёт пальцами по подбородку младшего, желая стереть кровь, но ещё больше размазывает её, ведь и его пальцы испачканы в красной жидкости. Тэхён замирает, задерживая дыхание, и боится открыть глаза, вдруг это лишь иллюзия. Когда пальцы перемещаются на щеку, а потом вся тыльная сторона ладони старшего прижимается к лицу, парень решается.       Вслепую находит запястье, мягко обхватывает его пальцами, сжимая, и подносит к своим губам. Глубоко вдыхает, находит в запахе Сокджина разрешение и обхватывает пальцы губами, втягивает их в тёплый рот и вылизывает, очищает от чужой крови, заменяя запах другого гуля на свой. Чувствует, как старший вздрагивает, и решает поспешить осуществить задуманное, пока тот рядом.       Открывает глаза и делает небольшой шаг вперёд, зажимает ладонь Сокджина между их лицами и смотрит в глаза старшего. Там толика удивления, но в глубине плещется любопытство. И Тэхён спешит, ведь Сокджин может в любой момент отодвинуться, отступив назад. Наклоняет голову вперёд и набок, широко лижет горло старшего, проходясь языком от ярёмной впадинки выше и правее, к мочке уха, оставляет кровавые разводы на коже, впитывает вкус, который становится ярче. Да, запах Сокджина идеален, но вкус — ещё лучше, и парень думает, что не отказался бы вылизать тело старшего полностью.       Раскладывает вкус на составляющие. Удивление и непонимание сменяется на осознание и страх, и Сокджин сжимает пальцы, сминая ткань футболки младшего — он не помнит, когда успел поднять и опустить на грудь младшего левую руку. Тэхён хмурит брови и давит поверхностью языка на кожу, ищет то, что напугало старшего. И не находит. Хмурится сильнее, лижет левее — может, там найдёт, — но сознание Сокджина оказывается слишком сложным. То, что на миг оказалось понятым и осознанным старшим, блокируется и прячется так глубоко, что Тэхён не может найти даже след той эмоции.       Сокджин теряется, широко раскрытыми глазами смотрит на стену позади младшего, ощущает влажность и шершавость горячего языка, который уже выводит узор на его подбородке. Когда чувствует прикосновение к нижней губе, приходит в себя, осознаёт, что это не то, что должно происходить сейчас, это неправильно и слишком… Он отшатывается назад, быстро поднимает поднос и покидает помещение, с силой толкая дверь. Тэхён делает несколько шагов назад, пока не чувствует слегка влажный камень спиной, съезжает по стене вниз — кажется, сдирает кожу, — и смотрит на стену напротив, но не видит её. Наверно, Сокджин не скоро вернётся сюда. Парень проводит языком по зубам, мешая кровь с яблочным послевкусием. И немного жалеет, что поспешил.       Он не помнит, как дошёл до кухни. Быстрым шагом подходит к раковине, зло бросает поднос и посуду в неё — тарелка и кружка звонко сталкиваются, но не разбиваются, — заставляя Чимина испуганно подскочить и открыть рот от удивления, и так же быстро исчезает, поднимается по лестнице, спотыкаясь на нескольких ступеньках, влетает в кабинет и прижимается спиной к деревянной двери.       — У него что, кровь? — севшим голосом спрашивает Чимин, всё ещё смотря на стену через проём двери.       — Да, — Намджун видит, как вздрагивает младший и переводит беспокойный взгляд на него. — Не его, успокойся. И не того гуля.       Парень бесшумно втягивает воздух, уверяясь в своей догадке. Кровь на Сокджине того же запаха, что и куски мяса, разлетевшиеся по дну раковины. Он говорит это Чимину, и тот заметно успокаивается, но сразу же напрягается вновь. Встаёт, но Намджун ловит его запястье пальцами и мягко тянет вниз, прося сесть.       — Ему надо побыть одному, он в замешательстве.       — Откуда ты?.. — начинает Чимин, но вспоминает, что Намджун ощущает многое по-другому. — Запах, да? Ты понял это по его запаху?       Намджун кивает. Младший хмурится, закусывает губу и о чём-то напряжённо думает. Гуль нежно гладит кончиками пальцев кожу запястья Чимина, не отвлекая его, лишь успокаивая. Парень внимательно смотрит, как лицо младшего меняется, как по щекам разливается румянец, и поднимает бровь, безмолвно спрашивает, что случилось.       — Чем пахну я? — Чимин смущается возникшего у него вопроса, но замирает, ожидая ответ.       — Шоколад, немного корицы и нотка апельсина, — Намджун не думает, проговаривая то, что различил ещё в первую встречу. — И это идеально.       — Идеально? — удивляется парень. — Почему? Это же довольно обычные запахи, в них ничего...       — Идеально для меня, — обрывает бормотание младшего Намджун. — Твой запах всегда будет идеальным для меня, ведь я люблю тебя.       Намджун говорит это так, словно рассказывает маленькому ребёнку, почему небо голубое, а трава зелёная. Он всю жизнь живёт с тем, что нужно уметь различать запахи, ведь они не врут, открывая все чувства и эмоции, даже если их обладатель пытается скрыть их, умолчать. Но Чимин другой, не гуль, человек, и запахи для него не являются настолько важными и необходимыми. Они могут быть приятными и нет, какие-то запахи любимы чуть больше, чем другие, но чаще всего парень просто не обращает внимания на них.       Чимин обдумывает слова старшего, а потом замирает с открытым ртом и неверяще смотрит на гуля. Намджун впервые произнёс: «Я люблю тебя». И не то чтобы Чимин не знал этого, но стоит услышать эти слова, как оказывается, что это волнует сильнее, чем он предполагал. В глазах парня собираются слёзы, он позволяет им пролиться и вытирает лицо рукавом. Широко улыбается, когда произносит: «Я тебя люблю, Джун-и», и наклоняется вперёд, чтобы поцеловать своего парня.       Сокджин отталкивается от двери и медленно идёт к шкафу. Достаёт из него бутылку виски, потом подходит к столу, ставит бутылку на столешницу, выключает ноутбук — там на экране уведомление, одно непрочитанное письмо, но парню не до этого, — и телефон, открывает ящик и задумчиво касается пачки сигарет.       Вообще-то он не курит, но иногда — очень редко — уничтожает с десяток сигарет, сжигая их, заставляя тлеть их, пока пятно не касается фильтра, сжимаемого пальцами, и никогда не подносит к губам, чтобы вдохнуть дым.       Прячет пачку и зажигалку в карман, задвигает ящик, ставит хватает маркер и размашисто пишет на стикере: «не беспокоить». Выходит в коридор, клеит бумажку на дверь своей спальни и возвращается в кабинет. Хватает бутылку и думает, стоит ли брать рокс. Решает, что это лишнее. Закрывает дверь кабинета, а потом и дверь спальни. Оставляет бутылку на тумбочке, подходит к окну и смотрит на серость внизу. На улице, в общем-то, ясная погода, на ярко-голубом небе ни единого облачка, и солнце нагрело поверхность подоконника. Но асфальт двора и высокие стены гнетут и отражают состояние охотника. Он медленно вытаскивает из кармана содержимое, кладёт на подоконник и отворачивается от безрадостной картины за окном.       Садится на край кровати, закрывает лицо ладонями и пытается вернуться к ощущениям, которые испытывал чуть больше двадцати минут назад. Разбирает на удивление, любопытство, спокойствие — это знатно удивляет его, — и привычное ощущение опасности, которое всегда появляется, если рядом не человек, но есть что-то ещё, ускользающее от понимания. Шарит ладонью по одеялу позади себя, находит пальцами подушку и зло бросает её. Та попадает в дверцу шкафа и валится на пол. Парень пересаживается ближе к изголовью кровати и тянется к бутылке, откручивает крышку и кидает её к подушке. Так проще будет её найти утром и не наступить случайно на тонкий металл ступнёй. Жадно пьёт — спирт обжигает горло и пищевод, — и отставляет опустевшую на четверть бутылку на деревянную поверхность.       Встаёт на ноги — парня ведёт, и он замирает, ждёт, пока комната перед глазами перестанет плыть, — когда шум в голове стихает, подходит к окну и упирается бедрами в пластик подоконника. Достаёт сигарету из пачки и четырежды щелкает зажигалкой — она тяжелая, с узором на металле и не из дешёвых, что обычно лежат у касс в магазинах, — поджигая листья табака и тонкую бумагу. Смотрит как дым тонкой струйкой поднимается и растворяется в воздухе, наполняя комнату своим запахом. Когда тление добирается до фильтра и появляется слабый, но неприятный запах горелого хлопка, Сокджин вдавливает окурок в пластик. Поднимает руку, поворачивает ручку и открывает створку окна, впуская уличный воздух внутрь комнаты. Возвращается в кровать и пьёт виски куда медленнее, чем изначально.       По телу парня разливается жар, а мысли начинают путаться. И, как бы он не старался, заставляя себя думать о Чимине, Намджуне, Хёсане, Юнги, но перед глазами то и дело появляется лицо Тэхёна. Тот скалится, обнажая зубы, испачканные в крови, высовывает язык… Сокджин вспоминает, каким влажным и горячим был этот язык, когда вылизывал чувствительную кожу под подбородком, и вздрагивает. Сейчас это воспринимается по-другому, волнующе и интимно. Он понимает, что младший сделал это не из любопытства, а с определённой целью. Парень не понимает, по какой причине Тэхён желал старшего, желал заставить его ощутить возбуждение, ведь за несколько часов до этого младшего… Сокджин трясёт головой, прогоняя мысли о том, что испытал Тэхён. И замирает. Сейчас, когда разум затуманен, а старший вспоминает, как тепло было его пальцам, когда они находились во рту младшего, как приятно шершавый язык касался кожи, парень чувствует, как внизу живота становится жарче. Благо, возбуждение ещё слабо, и Сокджин возвращает себе контроль над собственным телом.       Поднимается на ноги, по неширокой дуге идёт к окну и спасительным сигаретам. Наступает в небольшую лужу, промачивая носки, и удивлённо смотрит вниз, а потом понимает, что воздух влажный. За стеклом сырой асфальт и тяжёлое тёмно-синее небо, а на подоконнике слой дождевой воды. Он даже не заметил, как начался и закончился дождь. Проверяет пачку, но она оказывается не пострадавшей, и достаёт вторую сигарету. Дым быстро исчезает в воздухе, и Сокджина отпускает.       Он больше не думает ни о чём, только кадрами выхватывает свои дальнейшие действия — сжигает ещё одну сигарету, вытирает чистым полотенцем поверхность подоконника и бросает его в лужу под ногами, подходит к кровати, валится на неё, раскидывая руки в сторону. Смотрит в потолок и думает, что, может, кинуть в него что-нибудь, заставив слой штукатурки и краски покрыться сетью трещин, чтобы потом рассматривать их переплетения. Глубоко дышит — в воздухе едва ощущается запах истлевших табачных листьев, — неосознанного водит ладонью по поверхности одеяла, а потом садится, притягивая ноги к груди.       Последним, что он запоминает, становится пересчёт сигарет в опустевшей наполовину пачке. Их там восемь, и Сокджин не знает, зачем ему эта информация. Парень надеется, что дождя больше не ожидается, и решает не закрывать створку окна. Кое-как добирается до кровати, падает на неё, запутавшись в ногах, заворачивается в одеяло и засыпает.       Сокджин просыпается от раската грома и непонимающе смотрит перед собой. Откидывает одеяло, трёт виски, но боль не отступает. Слышит ещё один раскат и поднимается, чтобы закрыть окно. Часы показывают двадцать минут шестого — вечер следующего дня, — и парень не пытается вспомнить, когда в последний раз спал так долго, часов двадцать семь, или около того, подряд. Подходит к тумбочке и читает детскую считалочку, предоставляя выбор — пить обезболивающее или нет, — удаче. Последнее слово приходится на «нет», и Сокджин сдавленно ругается, ведь головная боль не отступает ни на секунду. О том, что детская считалочка не приговор, и можно выпить таблетку, он даже не думает. Достаёт из шкафа чистую одежду и полотенце, решая, что сначала душ, а потом всё остальное.       Спускается на первый этаж и осторожно заглядывает в гостиную. Парни сидят на диване лицом друг к другу и негромко говорят о чём-то. Сокджин видит, как Намджун нежно гладит щеку младшего большим пальцем, держа ладонь на его шее. Чимин улыбается, сминая ткань футболки старшего в пальцах. Охотник рад за них и обязательно скажет это парням, но позже. Сейчас же он спешит попасть в душ, пока его не заметили.       Тёплые струи бодрят его, и настроение Сокджина улучшается. Он вспенивает на коже гель, снова с ароматом персика, хотя на полочке есть два других, и вместе с пеной смывает с себя остатки похмельного синдрома. Несколько минут стоит, закрыв глаза, наслаждаясь теплом. Закрывает воду, выходит из кабинки и подходит к зеркалу. Вытирает полотенцем кожу, сушит волосы, чистит зубы, смотрит на своё отражение — выглядит гораздо лучше, только неплохо бы подстричься, когда появится возможность выбраться в город. Одевается, закидывает грязную одежду в корзину и выходит в коридор. Пора показаться на глаза парням, которые, он знает, волновались.       Негромко кашляет, заходя в гостиную, и младшие вздрагивают и разрывают поцелуй. Чимин смущается и прижимается к Намджуну, прячет покрасневшее в миг лицо. Сокджин улыбается и подходит ближе. Садится на диван рядом с Намджуном, ищет пульт — тот оказывается в складке между сиденьем и спинкой, — и переключает каналы, пока не находит один из музыкальных, где клип из конца восьмидесятых.       — Хён, — зовёт его Чимин, осторожно выглядывающий из-за плеча Намджуна. — Донхёк звонил, орал долго, но я его успокоил, сказал, что ты просто отдыхаешь, и у нас ничего, требующего экстренного вмешательства, не случилось.       — Донхёк? — хмурится старший.       Младший не из паникёров, так что же заставило его искать досье Чимина в полусотне одинаковых папок — где же ещё тот мог узнать номер телефона Пака, — и звонить ему? Тем более, орать.       — Ему позвонил Уён, сказал, что ты не ответил на несколько писем, и твой телефон выключен, — младший говорит негромко. — Так что лучше позвони им.       Сокджин кивает и улыбается, взъерошивает волосы сначала Чимину, а потом Намджуну, смеётся — младший, дёрнувшись и пытаясь спасти укладку, стукнулся макушкой о подбородок гуля и теперь жалуется и извиняется одновременно, — и напоминает, что, если что-то будет нужно, то он, как обычно, в кабинете. Когда Сокджин выходит в коридор, Намджун спрашивает, хочет ли младший мороженого, получает утвердительный ответ и говорит, что сейчас принесёт. Догоняет охотника и просит узнать, известно ли, когда его заберут. Старший обещает сделать это, а потом кладёт ладони на плечи гуля и спрашивает, готов ли он.       — Я готов к тому, что мне придётся убивать собратьев, если ты об этом, — говорит Намджун. — Но я не хочу покидать Чимина, я люблю его. И тебя тоже.       — Я знаю, — произносит Сокджин и грустно улыбается. — Иди, а то Чимин будет беспокоиться.       — Ты в порядке? — парень помнит, какую смесь эмоций учуял вчера, и волнуется.       — Да, всё хорошо, — успокаивает его старший, заодно убеждая себя в правдивости своих же слов — решает больше не думать о мотивах и причинах действий Тэхёна.       Намджун кивает и спешно уходит — Чимин ведь ждёт мороженое. Сокджин вздыхает и поднимается по лестнице. Открывает кабинет, садится за стол и включает ноутбук. В рабочей почте висит четыре непрочитанных письма, а в личной одиннадцать. Закатывает глаза — только три письма от Уёна, а все остальные от Донхёка. Читает их все, отвечает на последние, пишет письмо в отдел контроля охотников-гулей, а потом с головой окунается в рабочий — не совсем, — процесс.       И следующие две недели проходят в режиме кабинет-кухня-спальня. Сокджин за это время ни разу не спустился к Тэхёну, и того кормит Чимин. К удивлению всех эти двое быстро становятся друзьями — если отношения между ними можно назвать дружбой, а не единственным способом общения внутри этих стен, — у них одинаковые пристрастия в музыке, они любят одни и те же дорамы и, пока Тэхён ест, а Чимин наблюдает за ним, они говорят обо всём, что им нравится. Намджуну же теперь позволяется ночевать в комнате младшего. Сокджин, получив письмо с датой, до которой тогда оставалось десять дней, написал в ответ, что не уверен в готовности гуля — да, «он привык к жизни в центре и контакту с людьми, но как он поведёт себя с незнакомцами предсказать невозможно», — и просит отсрочить собеседование в штабе. Дату переносят, и, если не считать сегодняшний день, то у Намджуна есть ещё пятнадцать. А потом его ждёт трёхдневное собеседование — никто не знает, что там происходит, — после этого он проведёт четверо суток в центре и уже окончательный переезд в один из корпусов общежития для сотрудников. В это самое «общежитие» Сокджин, если честно, верит слабо. Вряд ли кто-то допустит, что гуль будет соседствовать с людьми. Намджун знает о дате, но умоляет пока не сообщать Чимину, пусть тот живёт, не считая дни до расставания. И старший, в общем-то, вполне поддерживает такое решение парня.       Сокджин же на протяжении первых десяти дней постоянно переписывается с Уёном — тот спрашивает о совместных охотах с Юнги, — то и дело ругается с Донхёком — из-за мелочей и невсерьёз, — много пишет Хёсану — с ним они говорят обо всём на свете. И старший забывает о своих переживаниях, заботясь о благополучии других больше, чем о своём.       Чимин иногда говорит о том, как чувствует и ведёт себя Тэхён, и умалчивает о том, что раз в день пускает к нему Намджуна, пока Сокджин наверху. О чём гули разговаривают, он не знает, да и не хочет знать, только иногда замечает, как Намджун странно косится на старшего после этих бесед. Спрашивает как-то раз у Тэхёна об этом, но тот грубо сообщает, что это не имеет отношения к Паку, и молчит до вечера. А вечером Чимин восторженно говорит о выходе второй части нравившегося им обоим фильма, и утренняя ссора забывается.       За девять дней до отъезда Намджуна, пара приходит к Сокджину в кабинет. Старший замечает, что они оба волнуются, поэтому просит говорить коротко и по существу. Чимин краснеет — парни настолько привыкли к этому, что не замечают, — и сбивчиво спрашивает, может ли Сокджин сегодня переночевать в городе. Охотник смотрит на них, понимая, что парни хотят остаться наедине, и вряд ли они устроят киномарафон.       — Хорошо, — кивает он. — Отличная возможность отдохнуть от всех этих документов.       Младшие долго — пока охотник не выскакивает во двор, — благодарят его. Он обещает вернуться после обеда.       Добравшись до города — час на автомобиле по трассе, — Сокджин сначала находит ближайшую гостиницу. Оплачивает номер, но уже через полчаса покидает его. Он уже много лет не гулял по ночному городу просто так, не охотясь, и спешит наверстать упущенное. Город небольшой, но яркий и шумный. Идёт, рассматривая витрины магазинов, на перекрёстках поворачивает наугад и вскоре выходит на оживлённую набережную неширокой реки. Здесь множество палаток — в одной из них парень покупает магнит на холодильник, — а чуть поодаль трое парней поют песни под гитару.       Сокджин садится на скамейку — отсюда открывается красивый вид на другой берег и яркие огни домов в той части города, — и разрешает себе думать о Тэхёне. Он вспоминает тот самый день, воскрешая все эмоции, которые испытывал тогда, и пытается разобраться, что именно он упустил. Интерес, любопытство, удивление, доверие — он хмурится, — желание и… Он замирает, когда осознаёт, что чувствовал. И вместе с этим осознанием приходит спокойствие. Сокджин не думает, что это неправильно, и этого не должно было произойти. Он принимает это. Но — уже встречая рассвет, — решает не спешить и подождать.       Возвращается в центр в два часа пополудни, улыбается, когда видит счастливых младших и обнимает их. Когда Чимин убегает, чтобы найти на дверце холодильника место для нового магнита, Намджун говорит, что рассказал младшему о том, что уже известна дата. Пак возвращается, и Сокджин обращает внимание на его глаза — покрасневшие белки и отёкшие веки.       — Он плакал часа три, — поджимает губы гуль.       Чимин смущается и льнёт к старшему, а потом тащит того на улицу. Дней, отведённых им двоим так мало, и Пак хочет каждое мгновение быть с парнем наедине, чтобы никто не мешал им двоим. Сокджин понимает — теперь уже полностью, — их.       Он снова погружается в документацию, заполняет то один, то другой бланк, пишет и переписывает характеристику Намджуна, и отправляет случайные эмоджи Хёсану, который присылает сообщение за сообщением — рассказывает о встрече с родителями парня. Замечает в почте новое письмо — от Икчже, — и хмурится. Только ещё одного подопечного им не хватало. И, читая текст, борется с желанием побиться головой об стол. Парень пишет, что Хосока отправили на охоту, «ждите зверушку дней через восемь-девять, знаешь же привычки Хосока», начальство решило, что, раз второй центр не функционирует, а Намджуна скоро переведут, то надо отправить ещё одного гуля на перевоспитание. «Да и наткнулись на одного недавно, интересный парнишка, судя по информации».       Сокджин же цепляется взглядом за имя Хосока и вспоминает то, что показал ему Тэхён в первый день пребывания здесь. Срывается с места и бежит вниз. Теперь уже утреннее решение кажется ему поспешным.       Тэхён сидит у стены и с удивлением поднимает голову, когда Сокджин подходит вплотную и опускается на колени.       — Это Хосок? — взволнованно спрашивает старший.       — Что? — Тэхён и правда не понимает, о чём спрашивает Сокджин.       Он знает, что охотника, который поймал его, а позже — после «подтверждения данных», — привёз сюда, в центр, зовут Хосок. Сокджину больно произносить это, но другого способа узнать ответ на свой вопрос он не видит.       — Хосок насиловал тебя? — голос дрожит и срывается на слове «насиловал».       Тэхён испуганно смотрит на старшего, воспоминания заполняют мысли, но парень понимает, что должен ответить сейчас, пока Сокджин не воспринял его молчание неправильно.       — Хосок лишь бил меня, — гуль видит, как темнеют глаза старшего, а в запахе начинают главенствовать ярость и злость, и спешит объяснить: — Он бил меня, когда поймал. Я же не горел желанием сдаться. И потом здесь, когда я укусил Чимина, — он замолкает, обдумывая следующие слова. — Думаю, он не знает, что именно происходило в том кабинете.       Сокджин накрывает его ладони своими — Тэхён не может вспомнить, в какой момент поднял руки и сжал пальцами ткань рубашки старшего, — молчит и неотрывно смотрит на младшего. Гуль внезапно замечает, как злость исчезает — не полностью, но по большей части, — из запаха охотника, и сменяется нежностью. Тэхён широко открывает глаза и не верит. Боится поверить, а потом понять, что ошибся. Парень опускает голову и закрывает глаза. Он много раз за эти дни обдумывал и представлял их разговор, но в реальности все совершенно по-другому. Он чувствует, как ладонь Сокджина ласково касается его щеки, и пугается. Вдруг это всё иллюзия, галлюцинация, и он просто сошёл с ума от беспрерывного нахождения в этом сером помещении.       — Тэхён-а, — зовёт его Сокджин.       Младший распознаёт в его голосе нежность — нежность? — и сдаётся. Поднимает голову и открывает глаза.       — Прости меня, — шепчет старший и целует.