Unmeisen

Яркий. Всё, о чём может подумать Джин, когда вновь видит Тэхёна, это: «Яркий». Он не замечает, как тянет руки вперёд, пальцами зарываясь в недавно перекрашенные волосы младшего. Это не просто рыжий, а с прядями огненно-красного. И это безумно идёт Киму. Волосы всё ещё мягкие на ощупь, и Сокджин думает, что это из-за способности гулей к регенерации. Ведь он сам зачастую перекрашивает свои волосы, и они стали сухими. Экстренная помощь в виде пакета с множеством различных масок, масел и бальзамов, притащенного Кимом, уже через две недели помогла восстановить их. Тэхён — точно так же — ладонями гладит старшего по волосам, пропуская пряди между пальцев, и, кажется, урчит от удовольствия. Сокджин слабо тянет, заставляя Тэхёна запрокинуть голову назад, и наклоняется, дышит быстро, а потом целует щёки и нос младшего. Тэхён скулит, негромко совсем, но Джин ощущает. Целует сначала осторожно, сминая чужие губы, а потом лижет языком — чувствует привкус крови. — Прости, — пожимает плечами Ким. — Я только с задания. Сокджин опускает руки, но лишь для того, чтобы сжать ладонями предплечья младшего. Он цепляется пальцами за ткань тонкого свитера и понимает, что гематомы — сжимает слишком сильно для человека, не гуля, — даже не появятся. Чем больше питается Тэхён — а у того ежедневные поиски очередного гуля для «сокрытия», — тем быстрее становится регенерация. И способность к распознаванию запахов. Старший встречался с Хёсаном вчера — кафе, немного алкоголя и воспоминаний, — но Тэхён хмурится, ведя носом по линии подбородка, и закрывает глаза. Ему плевать, что у Хёсана — парень и никаких намерений насчёт Сокджина, ведь ревность — одна из его слабых сторон, делающих его безумным. — Тэхён-а, — мягко говорит Сокджин, ладонями спускаясь к запястьям. — Ты единственный. Ты же знаешь, что я люблю тебя так сильно, что у меня никогда не было и не будет мыслей о других. — Знаю, — улыбается-скалится младший. — Но говори мне это чаще. Сокджин смеётся громко, а потом обещает, что напишет тысячи записок и заполнит ими комнату Кима-младшего. — Розовых? — гуль наклоняет голову набок, а потом прижимается к старшему, вдыхая его запах. — Я люблю тебя, хён. Они улыбаются друг другу, а в глазах плещется счастье, которое ничем не скрыть — ведь даже не замечающий ничего, кроме работы, Донхёк, понял, что между охотником и гулем намного больше, чем они показывают, — и Сокджин мягко убирает листок, упавший на голову младшего. В небольшой квартире, снятой старшим для таких встреч, довольно прохладно — парни не виделись уже две недели, а перед отъездом Джин выключил отопление. Поэтому сейчас выкручивает вентиль, вводит «82» в поле для желаемой температуры и скидывает с себя толстовку. Тэхён тем временем уже переключает каналы, сидя на полу перед плазменным экраном, и негромко ругается, когда не может выбрать между музыкой и дорамой. Сокджин усмехается — не удивится, если через пару минут младший решит, что, в общем-то, хочет смотреть трансляцию очередной серии аниме, и вновь переключит канал, — и ищет на полке в шкафу пачку какао и упаковку зефира. Горячее какао с зефиром — одна из слабостей Тэхёна. На первом месте, конечно, Сокджин. А вот за второе борются еда и какао, приготовленное старшим. Парни сидят на полу, завернувшись в пушистый — из искусственного меха — розовый плед, ладонями обхватив кружки, и смотрят шоу танцев. Тэхён кивает на одного из участников и громко шепчет, что тот гуль. «Видел его однажды», — добавляет, замечая вопросительный взгляд старшего. Сокджин кивает и расслабляется. У него два выходных, а младшему на работу через восемнадцать часов. Они обнимаются, не перебираясь на кровать. На экране титры дорамы, которую Тэхён назвал неплохой, но затянутой. И Джин знает, почему для младшего «два месяца спустя» кажутся долгим сроком. Тот слишком импульсивен, да и не привык скрывать что-либо — кроме сущности, — поэтому: «Два месяца, а он всё ещё не признался?!». Тэхён гладит бёдра старшего, нажимает пальцами и смотрит, как под кожей кровью наливаются красно-синие пятна. Сокджину не больно — если только чуть-чуть, — и младший продолжает, поднимаясь выше. На тазовых косточках кусает кожу, не до крови, до белых следов, а потом широко лижет, поднимаясь к груди. — Я так тебя люблю, — стонет Сокджин уже в губы. — Безумно. — Мы безумны, и наша любовь безумна, — Тэхён не уверен, что это его фраза, может, слышал где-то. У них ещё пара часов до рассвета. И им недостаточно. Тэхён двигается резко, а Сокджин едва вспоминает, что нужно дышать, и вдыхает нагретый воздух. У младшего слишком много слов, которые он произносит, не замолкая ни на мгновение — лишь стонет на вдохе, — а Джин способен лишь стонать имя гуля. У них общий секрет — их любовь. Им совершенно не требуется чьё-либо одобрение — их семьи мертвы, а друзья такие же безумцы, — и ничья помощь. У Тэхёна задания всё сложнее, а у Сокджина — дальше. Отряд существует лишь на бумаге, и парней объединяют трижды за этот год — и то потому, что целью были группировки гулей, а не одиночки. На рассвете они выходят из дома и идут к окраинам города. На входе их встречает высокий гуль и подозрительно смотрит, пока из-за двери не высовывается розововолосый парень. — Пропусти, — мотает головой тот и скрывается внутри. Дверь распахивается, и охранник подталкивает парней, подгоняя. Всё-таки, они — подпольное заведение. — Чонгук, — младший обнимает розововолосого и треплет пряди. — Вот уж удивил! — Ага, — морщится тот — у Тэхёна крепкие объятия даже для сородича. — Мастер сейчас подойдёт. Чонгук задирает футболку и показывает полузажившие буквы на боку — «Юнги». Сокджин смиряется с идеей Тэхёна и первым садится в кресло. Татуировщик — высокий и тонкий гуль с точно таким же именем, как и у Кима-младшего, — улыбается и смотрит на эскизы. — Где? Тэхён пальцем обводит небольшой участок кожи над тазобедренной косточкой Сокджина. Через полчаса у Джина «Ким Тэхён» хангылем — красным по коже, — а ещё через полчаса у Тэхёна «Ким Сокджин» так же и там же. У них нет времени думать о будущем. У них нет будущего. Только настоящее.