Темное прошлое героя Мобиуса

Руж завороженно смотрела, как фонтан из основания кухонного крана собирается в ровную струю и зыбкой сферой окутывает бериллово-зеленый бриллиант, покоящийся на её ладонях. И лишь когда этот своеобразный фонтан иссяк, она смогла отвести взгляд. Ни одной капельки не оказалось ни на полу, ни на столешницах, ни в раковине. — Нашёл, — с облегчённым вздохом вылез из подвала Гроссмейстер и, подбежав к ней, настороженно покосился на бриллиант. Тот собрал последние жидкие капли влаги в ровные грани, сверкнул и увеличился — оказался заметно мельче, чем собранная вокруг него вода, но достаточно большим, чтобы не остаться незамеченным в кулаке. Чуткие уши летучей мыши вдруг уловили странный гул и Руж принялась оглядываться. — Ему всё мало! — Бежим к реке! — выдохнул Гроссмейстер и, в прихожей заметив своё отражение, поспешно смахнул с шерсти пыль и паутину. Провёл кратчайшим путём по переулкам, хотя Руж могла срезать и по прямой, но всё же предпочла следовать за ним. Едва они выбежали к берегу, бриллиант засиял, вырвался из рук летучей мыши и устремился к воде. Подхваченный небольшим водоворотом, он не ушёл на дно, а взлетел и уже спустя минуту достиг гигантских размеров. Гроссмейстер, даже не удосужившись закрыть рот, дрожащими руками вынул телефон и сфотографировал это чудо. Спустя ещё пару минут водоворот опал и река заструилась, как прежде, а сам бриллиант неспешно полетел к берегу, увлекая за собой тонкие водные струйки. Руж отступила в сторону берсерка, чтобы не задеть камень, и якобы случайно коснулась его плеча. Гроссмейстер отшатнулся и сквозь зубы проворчал: — Успокойся, больше бояться нечего. Он получил, что хотел. — Меня пугает, чего же он захочет теперь? — всхлипнул она. Черно-зелёный ёж пожал плечами и только открыл рот, чтобы что-то ответить, как вдруг земля содрогнулась. Остановившийся почти посередине между берегом и последним участком пригорода бриллиант вдруг взлетел, поднимая вслед за собой пласты земли и целый вихрь камней, и они уложились под ним в массивный шестнадцатиугольный алтарь, по диаметру уступающий площадке для дуэлей разве что на несколько метров. По его периметру возвышались семь колонн — на каждом втором углу, исключая три, обращённые к каменной лестнице. Гроссмейстер поспешно поднялся по ней и принялся внимательно осматриваться. Руж тоже последовала за ним, хотя её любопытство было по-прежнему приглушено страхом. — И здесь — шестнадцатиугольник, как я и думал, — улыбнулся берсерк и, не заметив ничего интересного в выгравированной на полу звезде, принялся рассматривать колонны. Каждая из них состояла из трёх одинаковых булыжников, аккуратно установленных друг на друга. На каждом из нижнего ряда был выгравирован магический знак. — Страх, — удивлённо хмыкнул он, узнав этот символ, — боль, мудрость, справедливость, смерть… — Умник, — перебила его Руж, — мудрость и мудрец пишутся чуть-чуть иначе. Гроссмейстер почесал затылок. — Напоминает имена Тьмы, только… Страх? И владыка? — Выше ещё есть. Покой, надежда и концентрация, — прочитала летучая мышь. — Не Тьмы, — сконфуженно фыркнул берсерк, когда понял, что те три знака находятся на тех же колоннах, что и справедливость, смерть и страх, — Алмазов. — Для чего на верхушках чаши? — мышка взлетела выше, осмотрелась и вернулась на землю, — Он ведь не для красоты их сделал? Этот бриллиант… — Адамантан, — поправил её берсерк, — лучше по имени называй, а то обидится ещё, и утопит весь город, а может, и не один. — Прощальный подарок Тьмы, — горько усмехнулась Руж, — и что мне делать теперь? — Для начала — я доложу Шквалу. А ты — расслабься, — Гроссмейстер огляделся ещё раз, — и подыщи себе новую квартиру. Там всё-таки жить небезопасно. Обнаружив у самого основания каждой колонны ещё по одному магическому знаку, берсерк угукнул самому себе и поспешил в город, на ходу набирая сообщение отцу. Лишь отправив его, ёж наконец поднял голову и, обнаружив себя на пороге пекарни, недоуменно повёл ушами. — И с чего бы мне это о еде беспокоиться, когда… — Нера, давай закрываться, всё равно никто больше не придёт! — донеслось из-за двери, и тут Гроссмейстера осенило: — Не о еде, — шепнул он себе под нос и, достав один кастет, вошёл в магазин. Алая ежиха за прилавком растерянно улыбнулась. — Пришёл! Надо же, — крикнула она в соседнюю комнату и виновато улыбнулась посетителю, — извините, из свежего остались только пирожки и булочки. Черно-зелёный ёж недовольно дёрнул ухом. — Пофиг. Позови её сюда, если не хочешь, чтобы я что-нибудь сломал. Девушка вздрогнула и попятилась к двери, только теперь заметив кастет на его правой руке. — Это к тебе, — снова крикнула она и, шепнув «я сейчас», скрылась в соседней комнате. Спустя считанные секунды вышла синяя ежиха, недовольная сложившейся ситуацией, и только хотела наехать на, по её мнению, хулигана, как вдруг узнала ежа и испуганно поджала уши. — Ты извинилась перед Фиолетовым Алмазом? — Нет, я, — Нера принялась нервно теребить пальцами передник, — не придумала, как, и… зачем… Гроссмейстер перепрыгнул прилавок и с размаху ударил левым кулаком в стену рядом с её головой. Ежиха отшатнулась, но не стала убегать, сознавая свою вину. — За твой проступок кое-кто заплатил жизнью. И если не извинишься, то завтра умрёт ещё кто-то. И послезавтра, и далее каждый день, пока ты не соизволишь помириться с Фиолетовым Алмазом. Нера испуганно всхлипнула. — Но… Я не хочу, чтобы какая-то двуличная крольчиха втиралась в доверие к моим детям. Это уж слишком! — Алмаз — не крольчиха, — тихо прорычал Гроссмейстер, — не ёж, не птица, не какое-либо другое дитя Иблиса! Это — другая форма жизни, Фиолетовый Алмаз может принять какой угодно облик, но по твоей вине наш покровитель больше не захочет быть той милашкой-крольчишкой. И весь город будет жалеть об этом, я уверен. Хотя, как я вижу, не весь, — ёж поднёс кастет шипами к её подбородку, — хоть теперь до тебя дошло, какое преступление против клана ты совершила? — Как же так? — заплакала она, — Откуда мне было знать?! — Поэтому я и дал тебе время. Пошли. Пора платить по счетам. — Я всего лишь хотела защитить детей! Гроссмейстер раздражённо фыркнул, смерив пристальным взглядом рыдающую в голос ежиху. — Ты всего лишь поссорилась с покровителем нашего клана. Любой конфликт с ним может кончиться полным уничтожением всего города вместе с жителями. Конечно, твои дети стоят такой жертвы, — презрительно фыркнул берсерк и, снова перепрыгнув прилавок, направился к выходу, — даю время до рассвета. Придумай аргументы поубедительнее, а то вдруг Шквал захочет тебя исключить? Лишь услышав хлопок дверью, продавщица решилась высунуться и, обнаружив подругу рыдающей на полу, бросилась её успокаивать. Желаемого результата так и не добилась, но Нера хотя бы перестала поливать пол слезами, встала и послушно выпила стакан воды. — Вот так, — улыбнулась алая ежиха, — иди домой, я тут закрою. Выспись как следует! Но Нера всё равно проплакала полночи. Впрочем, не она одна мучилась бессонницей: Тень и Соник снова собрались на кухне, так и не сумев заснуть. — Почему ты не остановил их, когда змея двинулась в город? Соник скрипнул зубами. — Если бы я знал, как это сделать… Всё, что я смог — это отделиться… Сбежать. Тень ободряюще улыбнулся. — Даже берсерки не стыдятся бежать от превосходящего врага, расслабься! — Расслабишься тут, — фыркнул герой Мобиуса, — когда Голубой и не такое может. — Остаётся только надеяться, что он отличается от тебя меньше, чем Покой. Черно-синий ёжик покачал головой. — Если исходить из того, чего нет у Покоя, — Соник задумался и схватился за голову, — страшно даже представить, почему он может так опасаться собственного брата! Да и это имя… Тень поджал уши. — Ты хочешь помочь незнакомцу даже не зная, что для этого нужно, и не имея ни малейшего представления, как после этого выжить? — Конечно! — Соник скрипнул зубами, — А что ещё я могу, чтобы защитить Мобиус от Совершенства? Только помочь Алмазам. И Голубому нужна моя помощь, так что я не отступлюсь, даже если придётся поставить на кон свою жизнь. — Брат, у меня плохое предчувствие, — Тень зажмурился и помотал головой, — скажи, у меня есть хоть шанс отговорить тебя? Герой Мобиуса тяжело вздохнул. — Нет. Прости. Иначе зачем, думаешь, Меф сделал меня воином Тьмы? Явно не для того, чтобы спихивать защиту Мобиуса на Алмазов, тем более, что у них всё не так гладко, как должно было быть. — Мы должны были уничтожать созданные им искажения, — Тень поежился, — а не бросать вызов Богу, пусть и чужому, пусть и враждебному. — Алмазы справятся, — Соник ободряюще улыбнулся, — нужно только чуть-чуть им помочь. — Ничего себе «чуть-чуть», — черно-алый ёжик нервно сглотнул, — сколько ты помогал Фиолетовому, и он всё равно с катушек слетел! Почему ты уверен, что справишься с Голубым? Черно-синий стиснул зубы и хлопнул кулаком по столу. — Потому что я — его прототип. Больше некому. Если ему не смогу помочь даже я — Алмазам не слиться и ни за что не одолеть Совершенство. Тень опустил голову. — Теперь ясно, почему тебя называют героем Мобиуса… Слушай, уже давно за полночь, тебе ведь надо выспаться, так? Есть у меня кое-какие таблетки… — Что за таблетки? — настороженно покосился на него Соник. — Алая Вспышка дала, — Тень вынул из шкафчика маленькую баночку из тёмного стекла и поставил на стол, — я плохо сплю в последние дни, сказала, что должно помочь, только каждый день пить запретила. Выпей две, одной даже мне маловато, а она говорит, что стражам нужна доза побольше. Спокойной ночи. — Спокойной ночи! — Затмение проводил его настороженным взглядом, доел остатки пиццы и, придирчиво рассмотрев надписи на баночке, выпил три таблетки. Как ни странно, помогло — уже спустя полчаса его потянуло в сон, а утром он проснулся непривычно бодрым и отдохнувшим. Не дожидаясь пробуждения брата и даже не позавтракав Соник решил найти Синий Алмаз, но даже обежав весь город снизу доверху, так его и не встретил. Зато увиделся с Надеждой, и она отвела его к пьедесталу. — Этот камень, — она вынула кристалл из трещины, и в её руках он вспыхнул фиолетовым, — служит нам средством связи. Не пугайся, это — всего лишь иллюзии. Лиловая ежиха нашла в неполном списке Алмазов Синего и отправила ему вызов. — Братик, доброе утро! — улыбнулась она Покою и, услышав в ответ лишь «угу», наклонила камень, чтобы Соник тоже попал в зону голограммы, — Нам на поверхность подняться или ты придёшь сюда? До сих пор равнодушно смотревший куда-то в сторону иссиня-черный ёж наконец повернулся к ним. — Ах да, точно, поднимайтесь. Я буду ждать у фонтана. Фиолетовая деактивировала кристалл, спрятала обратно и вприпрыжку двинулась к ближайшему дому. Соник последовал за ней. — Надежда, как думаешь, чем я могу помочь Голубому? — Откуда мне знать? — усмехнулась ежиха, — Ты ведь его прототип, а не я. Конечно, я чувствую, что он что-то лихорадочно ищет и всё никак не может найти… Только совсем не могу представить, что изменится, когда он это что-то найдёт. Мы в хороших отношениях, насколько вообще отношения могут быть хорошими с Болью, они дают ему надежду, но даже она в последнее время стала иссякать. И с каждым разом мне всё труднее понимать братишку. Понимаю, ему плохо, но он даже более непредсказуем, чем я! Так не должно быть. Он создан, чтобы другие Алмазы не ссорились, он не должен собственные прихоти ставить выше, чем отношения между братьями. Но вот они вышли на поверхность и Фиолетовая, переполняемая радостью, бросилась в объятия Покоя. — Братик, заходи в город почаще, я соскучилась! — Не выйдет, — иссиня-черный ёж отодвинул её и перевёл хмурый взгляд на Соника, — Затмение… Скорее всего моя помощь не будет достаточной. Помни, что ты не один, даже если меня не будет рядом. — Конечно! Можешь рассчитывать на мою поддержку, — подмигнула полосатому ёжику Надежда. Покой шикнул на неё. — Ты останешься здесь. Ты нужна им, забыла? — Да ладно тебе, не пойду, — усмехнулась Фиолетовая и чмокнула Соника в лоб, — мне не нужно присутствовать, чтобы помогать. Одного поцелуя хватает почти на сутки, можешь не сомневаться. Герой Мобиуса раскрыл рот от изумления — весь мир стал чуточку ярче, громче и как будто бы медленнее, даже дышать стало легче. — Спасибо, — изумлённо выдохнул он, так и не привыкнув к новым ощущениям. — Ты уверен, что готов? — Покой присел, чтобы разглядеть прототип повнимательнее. Соник покачал головой. — Как помочь Голубому? Что ему вообще нужно? — Избавиться от боли, — вздохнул Синий, — вообще оптимальный вариант — сразиться с Совершенством, но ни один Алмаз пока ещё не готов к слиянию с Голубым, так что придётся это отложить. Он может уменьшить боль лишь одним способом: разделить с кем-то ещё. Так что придётся искать либо добровольцев, либо другие варианты. — Понял, — герой Мобиуса опустил уши, — да… Думаю, готов. — Надя, отойди, — скомандовал Покой и окружил себя и прототип узорчатым кругом. Соник настороженно огляделся, снова оказавшись в мире Тьмы — с недавних пор это уже стало привычкой. Внешность ярко сияющего голубым дикобраза с шипами, часть которых спадала на лицо, скрывая глаза, не смогла его обмануть: герой Мобиуса прекрасно знал, перед кем они оказались. — Брат? — удивился Голубой, впервые увидев живого мобианца,— Что это? Ответ на мой вопрос? — Отчасти, — Синий опустил уши, — я вернулся не потому, что нашёл его. — Скучал по мне? — настороженно покосился на него дикобраз. — Пожалуй, — иссиня-черный ёж пожал плечами, — ты же знаешь, как мне трудно рассуждать об эмоциях. — Тогда чего ты хочешь? Синий Алмаз горько вздохнул. — Он очень хочет с тобой познакомиться. Это — Затмение, наш прототип. — Прототип? — Голубой раскрыл рот от изумления, — Не может быть… Хватит врать. Ты снова затеял какую-то безумную игру и прекрасно знаешь, что меня она только разозлит. — Вообще-то, — возразил Соник, — он не врёт и действительно хочет тебе помочь, правда, не знает, как. — Помочь? Мне? — оскалился Боль и указал пальцем на ёжика в чёрную полоску, — Вот этим?! Чем мне может помочь эта дефектная Иблисова тварь?! Соник поднял растерянный взгляд на Синего. — Это он о чём? — Понятия не имею, — снова вздохнул Покой и перевёл взгляд на ощетинившегося брата, — эта Иблисова тварь поможет нам в борьбе с Совершенством, но не только. Этот мобианец — единственный, кто способен вернуть тебя к норме. — Норме?! — дикобраз не выдержал и закричал на него, — Ты ЭТО называешь нормой?! Конечно, тебе легко говорить — ты совсем ничего не чувствуешь! Боль для тебя просто не существует. — Существует, — раздражённо выдохнул Синий, — просто я воспринимаю её не так, как ты. — Только не ссорьтесь, пожалуйста! — Соник выскочил вперёд и остановился между Алмазами. Голубой усмехнулся — из-за разницы в размерах это показалось ему забавным. — Прототип… Да, некоторое сходство я начал замечать, но… Мобианец против Совершенства?! — дикобраз рассмеялся, — Вот этот?! Да ему даже взгляда этого монстра не пережить! Соник нервно сглотнул и оглянулся на Синего. — Что, правда? — Не отвлекайся. — Это ведь про тебя говорил Фиолетовый? Затмение, — Голубой мечтательно закатил глаза, — как же мало времени ты уделяешь самому могущественному из твоих друзей! Он по тебе скучал. Говорил бы ты с ним почаще — знал бы, на что способен Совершенство. Соник опустил уши. — У меня действительно совсем не было времени… — Оставь свои жалкие оправдания таким же мобианцам, как и ты, — дикобраз оскалился, — никто не может заставить тебя выбрать между дружбой и долгом, никто не может заставить тебя вообще какой-либо выбор делать, кроме тебя самого. Ну или Белого, если вдруг он пожелает вмешаться. — Хватит, — Синий сделал шаг вперёд, — сейчас не время для игр. Пожалуйста, давай обойдёмся без твоих уловок. — Просишь! — сипло воскликнул Боль, и на его щеках заблестели слезинки, — Не ты ли обещал не донимать меня просьбами?! Не желаю тебя видеть, предатель, — Голубой всхлипнул и взмахнул рукой, направляя голубой сгусток сияющей энергии ему в грудь. Синий уклонился и схватил его за руку. — Уж если играешь, так играй по-крупному. — Спокойной ночи, — оскалился ему в ответ Боль и Покой взорвался облачком тьмы. Иссиня-черный бриллиант упал к его ногам, дикобраз отшвырнул его ударом ноги и вздохнул с облегчением, — так-то лучше. Соник нервно сглотнул, осознав, что остался с монстром один на один. К счастью, Голубой был рад сложившейся ситуации и продолжать эту «игру» не захотел. — Эй, — обратился он к застывшему в панике черно-синему ёжику, — ты ведь ничего обо мне не знаешь, так? — Самую малость, — Соник настороженно уставился на присевшего на пустоту рядом с ним гиганта. — А я вот — тоже, — горько вздохнул Алмаз и размазал слезинки по щекам, — я даже не знаю, зачем отец меня создал. Пусть последним, пусть в спешке, пусть даже с ошибками, но — зачем?! Все мои братья, и даже не-алмазы, знают своё предназначение. И это больнее всего. Это хуже, чем вся та боль, что заперта внутри меня: её я хоть как-то могу уменьшить. Может, хотя бы ты, мой прототип, знаешь, для чего мне эта жизнь? Неужели для того, чтобы ублажать братьев или быть между ними посредником?! Не верю, не желаю верить, что я нужен только для того, чтобы спаять их всех воедино. Порой закрадываются такие страшные мысли… Неужели я действительно ненавижу их так сильно, что готов уничтожить каждого без исключения? А ведь ненависть — даже не мой конёк, стоит мне на ней зациклиться — и тут же появляется эмоция поинтереснее. — Например, жалость? — Соник поднял изумлённый взгляд на голубые глаза, тускло сияющие сквозь «чёлку», узнав в нём себя — герой Мобиуса так ни разу и не причинил серьёзных ран Эггману, как бы сильно его ни ненавидел за роботизацию ни в чем не повинных мобианцев. Единственное не только в своём виде, но и роде существо вызывало у него лишь безграничную жалость, даже после всех его преступлений. — Не только, но — да, — со вздохом ответил Алмаз. Черно-синий ёжик насторожился — заметил, что ответ должен был быть другим, но в последний момент Боль передумал. — Что такого сделали Алмазы, что ты ненавидишь каждого из них? Дикобраз скрипнул зубами и зажмурился. На его щеках снова заблестели слёзы. — Им всем только и нужно, чтобы я утешал, развлекал и примирял их. До моих же эмоций не было дела никому. Мне казалось, со временем боль утихнет, но в день, когда отец погрузился в сон, она стала нестерпимой. Я не могу ничего до тех пор, пока не разделю её хоть с кем-нибудь. Теперь же, когда я освободился от трёх четвертей этого груза, я наконец начал понимать, что происходит. Я им нужен — точно так же, как Умнику нужны его устройства. Не более. И они за это заплатят. Синий избегал контактов с большинством братьев именно для того, чтобы у них было меньше причин обратиться ко мне за помощью, и даже он не сдержал слово… Даже Фиолетовый, как бы мы ни были близки, не в силах меня понять. Его ощущения совсем на другом уровне, он не способен засечь и пятой части спектра, который доступен мне. И ещё хвастается, сколько у него друзей, будто бы я просил его расстроить меня ещё сильнее! Я, конечно, рад, что хоть одного из братьев я мог бы назвать другом, но нет. Не могу. Да что ты никак не успокоишься? — снисходительно усмехнулся Алмаз и пальцем растрепал иглы у Соника на затылке, — Я и вправду такой страшный? — Вообще-то нет, — герой Мобиуса пожал плечами, — и я вполне спокоен, ты чего-то путаешь. — Вообще-то нет, — передразнил его дикобраз, — теперь-то я убедился в своей правоте. Ты — дефектный. Потому и неудивительно, что на основе твоего генотипа получилось то, что получилось, — Голубой одной рукой указал на себя, а второй — на тускло поблескивающий в голубом свете бриллиант, что валялся чуть поодаль. Соник выбрал место, из которого было видно сквозь неровную чёлку голубые глаза, и спросил: — А с чего ты взял, что я — дефектный? Не хочешь объяснить? Ты вообще хоть знаешь, что мобианцы от вас отличаются, и причем очень сильно? — Знаю, — отмахнулся Алмаз, так и не удосужившись сфокусировать взгляд на прототипе, — уже устал от Фиолетового выслушивать, какие вы удивительные. Вот только ни одно существо, каким бы ни было оно совершенным, не способно одновременно испытывать чувства, которые не совместимы между собой. Нельзя одновременно испытывать любовь и презрение, в один и тот же момент жалеть кого-то и ненавидеть его же, — Соник вздрогнул, наконец ощутив на себе пронизывающий взгляд голубых глаз, — нельзя панически, вплоть до отчаяния бояться кого-то и в этот же момент испытывать к нему сострадание и нестерпимое желание помочь. Это просто невозможно, даже для меня. Алмаз снова уставился в пустоту, и черно-синий ёжик облегчённо выдохнул. — И всё-таки страшный, — горько усмехнулся Алмаз и продолжил, — надо будет попросить Фиолетового научить меня корректировать форму. Эта мне совсем не подходит. — Кстати, раз уж я ваш прототип, разве ты не должен быть похож на меня и Синего? Хоть немного, — Соник опустил уши. Голубой горько усмехнулся в ответ: — Был. Изменился, едва потерял последнюю надежду найти друга среди братьев. Я думал о том, чтобы попытаться поискать друзей среди мобианцев или других Самоцветов, но вот он ты, и я отчётливо чувствую: это — совсем не то. Нет никого, кто был бы мне ближе, чем Алмазы, даже после всего, что они натворили. Даже собственный прототип… Ошибка. Таких, как ты, не должно существовать, даже если ты — слияние, этим не объяснить подобную аномалию. Слияние не может продолжать существовать, если его компоненты испытывают несовместимые чувства. Иначе мы с Красным продержались бы хоть полминуты. Этот трус не дал мне и шанса изучить себя изнутри. Черно-синий ёжик вздохнул, вспомнив о ястребе. — Похоже, ему по-прежнему трудно справляться с чувствами, но у него уже получается отвлечься от них. — Так вы знакомы? — удивлённо хмыкнул Голубой. — Да, — натянуто улыбнулся Соник, — но зачем тебе изучать его изнутри, если ты так легко воспринимаешь чужие эмоции? Боль усмехнулся. — Чужие… Звучит так, будто он мне не брат. Мы действительно в чём-то похожи, вот только нет такого Алмаза, который был бы похож на меня больше, чем на любой другой. У нас даже форма огранки отличается. Слияние — единственная для меня возможность прочувствовать все различия, ощутить, каково жить «в их шкуре». Красному в моей, мягко говоря, не понравилось. А я даже распробовать не успел! Но ему оказалось важнее сбежать. Похоже, ни один из братьев так мне никогда и не доверится… И я никогда не получу возможность понять, почему они в упор не видят таких очевидных вещей? Почему не замечают, как сильно они ранят друг друга? Неужели так сложно взять и представить, как отреагирует брат, если все они так похожи? Никогда не поверю, что они критикуют друг друга так жестоко и унижают искренне и вполне осознанно! Не может быть, чтобы отец так и задумал — сотворить всех нас врагами. Если, — Алмаз всхлипнул, — если так и есть, то мне плевать, что произойдёт. Я избавлюсь от любого, кто причинит мне боль. И плевать, что это — моё оружие! Оно причиняет мне боль — я и от него избавлюсь. Соник изумлённо заглянул в голубые глаза. — Избавишься от оружия? Как? А как же Совершенство? — Ах да, совсем забыл, — хохотнул Голубой, — Фиолетовый сказал, что его аура чем-то напоминает мою. А раз наши ауры схожи, то вряд ли я способен причинить ему вред, скорее он преобразует её в более удобоваримый вид и использует против меня же. Конечно, я могу сконцентрировать половину боли, что есть во мне, в одном ударе, я думал о подобном варианте. Но я же хочу избавиться от братьев, так что Совершенству придётся довольствоваться тем, что останется. Соник настороженно оглянулся на иссиня-черный бриллиант, подошёл к нему и хотел взять в руки, но пальцы отчего-то дрожали, и камень то и дело выскальзывал. — Ты хочешь сделать с каждым из Алмазов то же, что и с ним? — спросил герой Мобиуса, бросив эту затею и оглянувшись на Голубого. Дикобраз опустил уши. — Всё ещё не уверен насчёт Жёлтого и Фиолетового, но с остальными — почему бы и нет? Они вредят и мне, и друг другу, прототип, ты же должен понимать! Почему ты против?! Соник оробел под пристальным взглядом Боли. — Каждый заслуживает шанс исправить ошибку, что бы он ни совершил. Ты прав: они не видят и не чувствуют того, что можешь видеть и чувствовать ты. Может, для того тебя Мефилес и создал — чтобы их научить? — И снова всё сводится к этому, — всхлипнул Алмаз и закрыл лицо ладонями, — я нужен ДЛЯ них. — А может, и нет, откуда мне знать? — виновато улыбнулся черно-синий ёжик и нервно потёр нос, — Не отчаивайся, я найду способ тебе помочь. — Не надо, — выдохнул Боль, — хотя бы ты не лги мне. Ты хочешь помочь остальным. Меня же ты всего лишь боишься. — Да не боюсь я! — не выдержал Соник и встал в боевую стойку, — Думай, что хочешь, но так я тебя не брошу. Я здесь не для того, чтобы с тобой ссориться, я и вправду хочу тебе помочь! — Не боишься? — усмехнулся Голубой и протянул руку к прототипу. Соник неожиданно для самого себя отшатнулся, тем самым избежав прикосновения, — Серьёзно? Тогда почему бежишь? — Погоди-ка, — черно-синий ёжик взмахнул руками и отвернулся, — дай мне минуту. — И всё-таки тебя двое, — хохотнул Алмаз и проводил пристальным взглядом отступающего к лежащему на пустоте собрату ежа, — мне уже не терпится познакомиться со вторым, так что давай быстрей. Соник тяжело вздохнул и обратился к берсерку, который за все эти дни так и не смог обрести покой. — Дейв? Что происходит? — Он жаждет твоей смерти, — сдавленно прошипел тот, — и его следующее прикосновение станет для нас последним. Помнишь метки Смерти? Мне они недоступны, но кое-что наподобие я могу уловить даже сейчас. Он убьёт нас прикосновением. — Он? — Соник оглянулся на Голубого — тот как ни в чём не бывало сидел, опустив голову, и будто бы рассматривал свои руки. — Даже не сомневайся. Финал этого спектакля начнётся уже сейчас. Герой Мобиуса наклонился и протянул руку к лежащему у его ног бриллианту, но отчего-то содрогнулся и отступил. — Дейв? — черно-синий ёжик растерянно опустил уши. — Пожалуйста, не трогай, я не хочу знать, какие муки он сейчас испытывает. — Но… Да, я понял, — вздохнул Соник, — слушай, если у меня не останется выбора… Ты сможешь меня простить? — Ты чего, конечно! — раздражённо выдохнул берсерк, — Это — единственный способ заслужить покой, я с радостью за тебя умру, только… Позаботься об Алой Вспышке. Не разрешай ей оставаться в одиночестве. — Постараюсь, — пожал плечами черно-синий ёжик, — насколько она мне позволит. — Дурак! — вздохнул Дейв, — Я же не прошу тебя стать её телохранителем. Уговори Тень, или пусть она найдёт себе другого парня, или живёт с подругой, или к матери вернётся, в конце концов. Но больше я про Тень, конечно. Она влюблена в него без памяти. И когда она узнает, что я всё-таки умер, ей будет очень тяжело справиться с этим самой. Соник задумался. — И тебе не пофиг? — Конечно, я ж её брат! Хоть и троюродный. Тебе не понять. — Затмение! — тихо, нараспев позвал дикобраз, — Долго мне ещё ждать? — Всё, дождался, расслабься, — черно-синий ёжик взмахнул рукой и приблизился к Алмазу, — я сделаю всё, что в моих силах, чтобы облегчить твои страдания, но если бы я только знал, откуда и почему это всё началось — нашёл бы решение чуточку быстрее. — Я отвечу на твой вопрос, — Алмаз почему-то вдруг уменьшился в размерах, а когда поднялся на ноги, то оказался одного роста с прототипом, — если ты пожмешь мне руку. Соник с сомнением уставился на протянутую ему ладонь — царапина на предплечье тускло мерцала, голубым светом привлекая внимание к этому маленькому изъяну, до сих пор совершенно незаметному. Будь перед ним мобианец — решил бы, что это шрам от когда-то перерезанных вен, но с Алмазом эта картина никак не вязалась. — Это — обязательное условие? — Да, — без колебаний ответил Боль, — ты ведь не возьмёшь свои слова обратно только потому, что я сотворён Мефилесом? Ты боишься обмана, и справедливо, надо заметить, но я тоже хочу знать, насколько ты серьёзен. Один уже наобещал мне с три короба, — Голубой зыркнул на иссиня-черный бриллиант, — а ещё двое дружбе со мной предпочли Мобиус. Проверим, в ладах ли со справедливостью ты. — Справедливость — моё второе имя! — Соник решительно заглянул в голубые глаза и только коснулся ладони, как вдруг его оглушила навалившаяся сразу отовсюду нестерпимая боль. Ёжик захлебнулся собственным криком и упал без сознания. Алмаз нахмурился и принялся рассматривать неподвижное тело. — Значит, Фиолетовый прав — этих ничтожных смертных может убить даже такая мелочь. Погодите-ка, а вот и второй, — дикобраз широко улыбнулся, увидев, как полосатая тушка начала мелко подрагивать, — эй, тебя как зовут? Ответом ему был истошный, полный отчаяния вопль. Ёж одновременно кричал, рыдал и бился в судорогах, совершенно не замечая подсевшего к нему ближе дикобраза. Спустя несколько долгих минут несчастный охрип и принялся слизывать скопившиеся на незримом полу капельки слёз и слюны, не прекращая рыдать. Голубой изумлённо следил за телом прототипа и что-то шептал про себя. Лишь когда хриплые вопли прекратились и тушка распласталась на полу без движения, дикобраз испуганно ахнул. — Нет… Что я наделал?! Тело оставалось недвижимым и бесчувственным, сколько Алмаз ни теребил его, сколько ни уговаривал прийти в себя, даже когда вытянул из него всю свою ауру. — Бесполезные ничтожества! — зарыдал отчаявшийся привести в чувство свой прототип Боль, — Совсем ни на что не годятся! Даже восьмая часть того, что я испытываю… Отец, за что ты обрёк меня на жизнь?! Голубой мог бы оплакивать смерть своего прототипа вечно, если бы вдруг не ощутил в его теле одновременно страх, гнев и чувство вины. Дикобраз поспешно вытер слёзы и принялся рассматривать мелко трясущуюся тушку. Соник хрипло застонал и дрожащими ладонями коснулся своей шеи. — Надо же, ты всё ещё жив! Жалкий смертный, который посмел возомнить себя равным нам… Ты жалеешь о том, что говорил со мной? — Нет, — еле слышно просипел Соник. Боль удивлённо хмыкнул и повернул на спину трясущуюся сине-черную ежиную тушку, чтобы заглянуть в зелёные глаза. — И что ты хочешь сделать со мной теперь? — Спасти, — из последних сил прохрипел герой Мобиуса и, сжав зубами свою руку, принялся жадно слизывать выступившие капли крови. Алмаз оскалился, услышав его ответ. — Не смей лгать мне! Всё, чего ты хочешь — спасти собственную шкуру! — Хочу помочь друзьям и спасти тебя! — Соник зашелся жутким скрипящим кашлем, просипев это, и зубами вырвал кусок плоти из своей руки, чтобы хотя бы кровью смочить пылающее адским пламенем горло. — А вот в это уже трудно не поверить, — проворчал себе под нос Голубой, — ты так уверен, что справишься, даже после того, как я едва не убил тебя… Что ж, слушай внимательно, повторять я не собираюсь. Если не найдёшь способ помочь мне — я сведу тебя с ума. И не надейся, что это будет всего лишь боль, есть много способов. Но ты поплатишься за то, что посмел дать мне надежду и не оправдать её. Эта боль была во мне с самого момента сотворения, отец заключил её в меня вместе с эмоциями, которыми он мог управлять. Он сказал, что именно боль станет моим оружием. Поначалу я справлялся, рядом с ним мне всегда было легче, но как только он уснул — боль стала невыносимой. Братья начали донимать меня постоянно, совершенно не обращая внимания на то, как я страдаю. Потому я и решил избавиться от неё. И от них. И ещё от тебя, но… Я едва не совершил непоправимую ошибку, и смог осознать это только после того, как поделился половиной боли в третий раз. Оказалось, ты — обычный мобианец, просто в твоём теле был заперт кто-то ещё. — Дейв, — прохрипел герой Мобиуса сквозь слёзы, — прости. — Ты имеешь полное право злиться на меня и даже ненавидеть, — усмехнулся Боль, — ещё полчаса назад я и вообразить не мог, что захочу стать твоим другом… Сейчас не время и не место, понимаю. Поэтому с нетерпением буду ждать твоего возвращения. Может, когда-нибудь мы и подружимся — например, когда уничтожим Совершенство или незадолго до этого… Но я буду ненавидеть тебя до тех пор, пока мне не станет легче. Ведь это из-за тебя отец создал меня именно таким, будь мой прототип каким угодно другим — я был бы менее чувствительным или менее сочувствующим, в любом случае мне было бы легче переносить эту пытку. Убирайся в свой мир, — всхлипнул Алмаз, — видеть тебя не желаю. Соник со стоном перевернулся на бок — боль всё ещё блуждала по телу, отзываясь на каждое его движение. — Как? — хрипло выдохнул несчастный. Дикобраз оскалился. — Не можешь? До чего же твари Иблиса убогие, — Голубой вытер выступившие снова слезинки, вырос до привычного размера и, бросив сочувствующий взгляд на Соника, поднял с незримого пола иссиня-черный бриллиант. — Любимчик отца… Никогда тебя не прощу! Гигант с размаху швырнул кристал об пол, но он завис в воздухе и вспыхнул голубым светом, отражённым от брата, не долетев какого-то сантиметра до невидимой поверхности. Преобразившись в иссиня-черного ежа, он отступил к Сонику и поднял его на руки, будто младенца. — Но что такого он сделал? — полосатый ёжик попытался разглядеть голубые глаза под чёлкой, но безуспешно. — Из-за этой стекляшки отец отвлёкся и не сказал мне что-то важное. И потом, сколько я ни спрашивал, он всё никак не мог вспомнить. Синий отнял у меня единственную возможность узнать, зачем я создан! — Ты узнаешь, — произнёс Покой, виновато поджав уши, — для того я и привел к тебе Затмение. Просто… Не сегодня. — Из-за тебя мне придётся ждать пробуждения отца, чтобы получить ответ! Голубая аура устремилась к ним, но Синий Алмаз был наготове и переместил их с Соником на Мобиус. Услышав журчание воды, бережно опущенный на землю черно-синий ёжик бросился к реке и только хотел окунуться в неё всей мордой, как вдруг Покой поймал его за иглу. — Успокойся. Боль скоро утихнет, а шерсть останется мокрой. Соник принялся черпать воду ладонями и жадно пить, роняя капли на грудь. Когда жжение в горле совсем утихло, герой Мобиуса перевёл взгляд на истерзанную руку. — Какая жуткая жажда… Это ведь то, что испытывает Голубой? Откуда у Алмаза такая невыносимая жажда? — От Совершенства, — вздохнул Покой, — потому их ауры и имеют некое сходство. — Ты ведь испытывал то же самое, только вдвое сильнее, верно? Алмаз пожал плечами. — Я ощущаю это не так, как ты. И уж тем более не как жажду. — Ты ведь знал, что он это сделает, так? — Соник поднял на него сочувствующий взгляд. Но Синий не выглядел не только измученным, но даже расстроенным. — Я знал, что есть в тебе нечто необъяснимое, и оно бесит Голубого, но не даст ему убить тебя. Даже когда он устранил меня — ты всё ещё оставался не один. Да, больше Голубой не хочет тебя убивать, но помни, что его игры могут зайти слишком далеко, он совсем не ощущает никаких границ из-за боли. Будь предельно внимателен. Соник опустил уши. — Не увиливай от ответа. Ты знал, что он с тобой сделает, ты совсем не боишься боли? Алмаз отрицательно покачал головой. — Это не совсем так, просто я знаю, что его аура — не то, чего стоит бояться. Для Алмазов она почти безвредна, разве что даёт представление о воздействии ауры Совершенства. Весьма смутное представление, надо сказать, но лично мне этого достаточно, так что жертва окупилась многократно. — Он сделал это в третий раз — со мной, — Соник указал рукой на себя, а затем на Алмаз, — с тобой, и… Он куда-то дел ещё половину. — Это тебя и спасло, — снова вздохнул Покой и опустил уши, — немногие, очень немногие мобианцы способны выдержать одну восьмую того, чем наделил его отец. А некоторым и одна шестнадцатая не по зубам. Герой Мобиуса со стоном сел, рывком поднялся и на дрожащих ногах сделал несколько шагов в сторону города. Покой подхватил его, едва тот споткнулся и потерял равновесие. — Тебе ещё рано так напрягать тело. Отнести тебя к Наде? — Я сам, — отстранился Соник и, пошатываясь, побрёл дальше. Алмаз чуть заметно ухмыльнулся, и у черно-синего ёжика перед носом вдруг оказалась маленькая тонкая кристаллическая колонна — как раз подходящего размера, чтобы тот мог на неё опереться. — Она тебя встретит. И снова спасибо за помощь — хоть результат и не виден, ты уже сильно помог Голубому. — Рад, если это так, — облегчённо вздохнул Соник, улыбнулся Алмазу и показал ему большой палец, — всегда пожалуйста! Покой исчез в облачке тьмы, и лишь когда оно развеялось, герой Мобиуса сжал зубы и побрёл домой, так и не заметив возвышающийся в каких-то ста метрах от него алтарь Адамантана.