Give Me Your Freedom

      Джерард Уэй никогда не прекращал восхищаться морем, словно море было глазами любви всей его жизни. К тому же, в этот момент, когда солнце едва скользнуло краснотой заката по голубой поверхности воды, он мог поклясться, в мире не было ничего более прекрасного. Более того, он полагал, что в мире просто не могло быть ничего настолько прекрасного. С этой картиной перед глазами мир казался бесконечным и принадлежащим ему. Полностью и только ему.       Море, в конце концов, было единственным миром, который не отказался от него. Это был договор, заключенный между капитаном судна и волнами, сквозь которые он пробирался, договор на всю жизнь.       «Дай мне свою свободу, а я отдам тебе свою душу»       Краткий, но мощный порыв ветра заставил штурвал выскользнуть из рассеянных рук капитана, и ему почудилось, что это была прихоть его Морского Гнезда: корабль хотел напомнить, что в мире было еще кое-что прекрасное. Он.       Капитан Уэй провел руками — покрытыми шрамами и уродливыми — по дереву штурвала, словно это было живое существо, нуждающееся во внимании. Он никогда не поглаживал и не ласкал никого так, даже тех, кто был любим им на протяжении всей ночи. Без своего корабля он не смог бы жить так, как хотел, он не получил бы эту соленую и душную свободу, которую сейчас глубоко вдыхал.       — Ветер сегодня довольно благоприятный, — послышалось замечание первого помощника, потрясшее капитана, который даже не слышал его шагов. Джерард был умный и осторожный мужчина, но, когда он погружался в свои мысли, спрятанные глубоко внутри и неизвестные никому, то переставал слышать внешний мир.       — Ты говоришь так, словно день уже кончился.       — До прибытия осталось совсем немного, верно?       Джерард усмехнулся сам себе. Не важно, сколько лет прошло, серьезный и невероятно выдающийся первый помощник оставался все тем же молокососом, который не мог сдержать своего нетерпения увидеть новые места, парень, с которым он боролся в грязи, будучи ребенком, человек, который желал называться более впечатляюще и устрашающе, чем просто «Майки». Джерард никогда не прекратит называть его так и не перестанет видеть зеленого юнца в свирепых и настороженных глаза брата.       — Ночью, — сказал он, наслаждаясь огнями, яркими, как две новорожденные звезды, которые пылали во взоре Майки.       Джерард хорошо помнил время, когда, еще в их родном городе, люди постоянно твердили им: «Вы одинаковые, словно двойняшки». Взрослея, они стали различаться: лицо Майки становилось длиннее и угловатее, в то время как у Джерарда оно округлялось и все более сглаживалось. Глаза Майки были спокойные и задумчивые, глаза же Джерарда вечно находились в поиске чего-то. Даже их души изменились, принимая разные формы, несмотря на то, что они разделяли одну жизнь. Не было сомнений в том, что Джерард взял на себя заботу о безопасности и благополучии Майки, теперь же, как бы парадоксально это ни было, теперь о нем заботился младший парень, более осторожный и прагматичный — но, нет, не «ответственный», потому что пират не может быть ответственным. Младший брат имел обыкновение думать об материальной выгоде в жизни, в то время как старший любил мечтать о том развлечении, которое жизнь могла даровать.       Кое-что, тем не менее, не изменилось. На протяжении всей их жизни они продолжали вытаскивать друг друга из неприятностей.       — Скажи команде, что если они хотят что-нибудь сожрать, у них есть ровно час на это, — сказал Джерард Майки, — после этого, я хочу видеть всех на палубе, чтобы обсудить план действий на сегодняшний вечер. Мне нужно, чтобы каждый из них знал, что ему полагается делать…       Майки вздохнул — взгляд капитана снова обратился к линии горизонта — и двинулся, чтобы уйти.       — Ах, да, скажи Морису, чтобы сменил меня за штурвалом, пока я объясняю план.       — Да, сэр…       — Погоди, — снова остановил его Джерард, — скажи ему прийти сейчас. Я отвлекаюсь, будучи здесь, а мне нужно сосредоточиться.       Майки наклонил свою голову и вопросительно взглянул на него.       — И..?       — И тогда я смогу продумать план.       Майки закатил глаза, удивляясь, почему он вечно тратит время, задавая Джерарду эти вопросы. Он знал его всю жизнь и знал лучше кого бы то ни было о том, как бесполезно пытаться раскопать что-нибудь в его голове.

Хэйлбэк, Ямайка.

      Шаги коммодора Гамильтона эхом отражались от мраморного пола, возвещая солдатам, стоящим по стенам коридора, о его появлении. Его походка всегда была гладкой и элегантной, даже высокомерной. Спина прямая, голова всегда смотрит вперед, плечи отведены назад, расслабленная рука лежит на рукояти меча — безопасного внутри ножен, висящих на его поясе.       Было забавным то, как весь его вид кричал: «я солдат!». Не столько осанка придавала ему такой вид, сколько уверенная бледная голубизна его глаз, добрая улыбка и светлые, всегда аккуратно подстриженные волосы.       Гамильтон достиг конца коридора, встав перед дверью в свой кабинет, и рассеянно огляделся.       — Он уже ожидает Вас внутри, — поспешил объяснить один из стражей у двери.       — Я уже догадался, спасибо, — вздохнул коммодор.       Зайдя в кабинет, он увидел солдата, стоящего у стены и рассматривающего висящий на ней сертификат, обрамленный рамкой. Это был документ, который сделал официальным звание коммодора для мистера Сайруса Гамильтона.       Как только парень услышал звук открывающейся двери, он развернулся на носках и вытянулся в струну.       — Вольно, Фрэнк, — Гамильтон слегка улыбнулся, удивленный выправкой Айеро, которого коммодор знал с младых лет. Он никогда не умалял подлинности звания, которое носил парень, но считал, что все эти формальности ни к чему, когда они находятся наедине. Одни, они были просто Сайрус и Фрэнк, два очень близких друга еще до военной службы.       — Вы хотели видеть меня, сэр?       Сайрус вздохнул: Фрэнк опять принялся за свое. Он обошел стол и тяжело опустился в кресло, элегантность его движений сошла на нет — он мог себе это позволить перед лицом старого друга.       — Ну, вообще-то, я хотел видеть того странного паренька, который однажды уронил на себя целый мешок муки на кухне моей матери, ему еще было семь лет. Так что, если ты видел его, пожалуйста, отправь его в мой офис.       — Если это не официальное приглашение, ты мог бы позвать меня сам, — Фрэнк пожал плечами и положил руки на бедра.       — Это официальное приглашение, но это не значит, что ты должен быть куском дерева, когда никто не видит тебя.       — Мой коммодор видит меня.       — Тогда твой коммодор велит тебе расслабиться! — легко засмеялся Сайрус.       — Как пожелаете; за каким хером ты позвал меня? — лицо Фрэнка исказила гримаса смирения.       Гамильтон разразился смехом, звук которого заполнил все нутро младшего, позволившего себе ощущать, как смех коммодора полностью охватывает его; он нашел его близким к ангельскому хору. В конце концов, он и сам присоединился к нему, отмечая, что его смех чертовски заразителен.       После минуты веселья они успокоились, и тишина медленно вернулась на свое место.       — Я был у доктора Гримберта сегодня…       — Тебе нехорошо? — спросил Фрэнк, внутренне ощущая тревогу.       — Не мне; твоим собратьям по оружию. Осужденный страдал от туберкулеза, и теперь у всей гвардии северной тюрьмы наблюдаются симптомы этой болезни. К счастью, смена караула не требуется, по крайней мере, до завтрашнего утра, все уже было организовано. Но есть одна проблема…       — Дай-ка мне угадать; я — решение этой самой проблемы, верно?       — Джефферсон заразился от брата, одного из уже инфицированных гвардейцев. Мне нужно, чтобы ты заменил его завтра ночью, — вздохнул Сайрус.       Ночная смена — именно та вещь, которую Фрэнк всегда так старался избегать. Но, в отличии от той преданности, которую он испытывал к коммодору, и долга перед начальством, для Сайруса он пошел бы на все.       Он вздохнул, прикрывая веки и пряча глаза неопределенного цвета.       — Завтра я дам тебе более детальные инструкции, — заключил Гамильтон, — к черту. Не хочешь присоединиться к нам с Изабель за ужином?       — Я не знаю… Я не хотел бы… Я не хочу мешать вам… — криво, но благодарно улыбнулся молодой солдат.       — Вот уж новости! Бэлль будет рада.       Изабель Клюзе была молодая и привлекательная француженка, на которой Сайрус женился год назад. Фрэнк до сих пор вспоминал тот день, когда Сайрус примчался к нему, разглагольствуя что-то о сестрах по духу, судьбе, стрелах Купидона и прочем дерьме. И сердце Фрэнка упало, услышав то, с каким энтузиазмом эти губы произносили слова… о ком-то другом.       Изабель была милой, вежливой и — с тех пор, как он женился на ней — идеальной домохозяйкой. Однако, Фрэнк ничего не мог поделать с тем, что ненавидел ее. Он привык скрывать это, потому что не мог бы быть грубым с леди, даже если бы захотел, а еще он совсем не хотел заставлять Сайруса стыдиться его. Тем не менее, кипящий вулкан ревности, скрытый за невинной улыбкой парня, всегда был близок к тому, чтобы взорваться.       — Тогда я был бы рад тоже, — в конце концов согласился Фрэнк, — спасибо.       — За что? — Сайрус подмигнул парню со своей самой ослепительной улыбкой, и Фрэнк был готов в этот момент просто упасть в обморок.

***

      — Так, Фрэнк, был ли мой Сайрус паинькой или уже пристрелил какого-нибудь испанского корсара?       Изабель пыталась пошутить, но смех, даже фальшивый, умер в горле Фрэнка, когда она назвала Сайруса своим.       Он прочистил горло, и улыбнулся, прислоняясь губами к бокалу красного вина.       — Могу заверить Вас, если мы встретим испанских пиратов, случится и то, и другое, мадам.       — Хорошо сказано, — прошептал Сайрус с другого конца стола, краем глаза смотря на Фрэнка.       Какое-то время в зале слышалось лишь позвякивание столовых приборов о посуду, но Фрэнк мог легко видеть, с каким волнением метались глаза Изабель, которая пыталась что-нибудь сказать.       — А как насчет тебя? Как твоя жизнь? — наконец произнесла она.       — Я, эм. Я не уверен, что мне есть о чем рассказать. Мне жаль, я не самый интересный собеседник… — Фрэнк попытался сдержать раздраженный вздох.       — Не будь тупицей, Фрэнк! — оборвал его Гамильтон с властными нотками в голосе, — твое присутствие само по себе интересно, всегда было! Помнишь? Ты всегда был молчаливым, а я болтал без умолку.       От представленной картины Изабель прикрыла рот ладошкой, мелодично смеясь, пока Фрэнк отчаянно пытался не покраснеть.       — Мы были друзьями всю свою жизнь. Именно поэтому мне никогда не надоест твоя компания, так ведь?       Фрэнк улыбнулся, вспоминая — с тем же удовольствием и нежностью, как всегда — те времена, когда они дрались на деревянных мечах, гоняли кур, носили короткие штанишки безо всякого стеснения или неловкости. В его воспоминаниях не было ни одного дня, проведенного порознь, их просто не существовало, словно все это было одной большой вселенной бесконечного счастья. Он не помнил точно, когда понял, что влюблен в Сайруса. Он знал только, что ощущал это еще в детстве, знал так ясно, как и то, что эта любовь теперь — часть его самого. Это не было похоже на то, что его друг, словно подлый преступник, ворвался в его сердце и захватил его, нет, это было так, будто в его сердце всегда было место для него. Он всегда любил Сайруса. Просто в детстве он был еще слишком мал и наивен, чтобы понимать это, но именно по этому он скучал больше всего, вспоминая детство; быть беззаботно счастливым, не думая обо всех страданиях, которые принесла взрослая жизнь. Не задумываясь о том, что значит безответная любовь. И, что хуже всего, он скучал по тому Сайрусу, который был полностью предоставлен ему, такому же холостяку, как и он сам, парню, которому не нужно было ничего, кроме времени, проведенного со своим лучшим другом.       — Говоря о компании, — снова заговорила Изабель, — почему я никогда не видела рядом никакой милой девушки?       Фрэнк подавился куском мяса. Он громко закашлялся и ударил себя в грудь кулаком.       — Эм…       — Ты привлекательный молодой человек. И ты солдат… Женщинам очень нравятся мужчины в форме, знаешь ли.       Сказав это, Изабель задержалась глазами на своем муже, беря его за руку, лежащую на столе, и поглаживая ее пальцами. И Фрэнк не знал, что он ненавидел больше: то, что видел или то, что жена мужчины, которого он любит, смеет расспрашивать о его похождениях.       Изабель снова взглянула на него, ожидая ответа, и Фрэнк принялся лихорадочно соображать в поисках более-менее убедительного объяснения, нежели «это потому, что я люблю лишь твоего мужа».       — Я, эм… — начал он, но странный и тревожный звук прервал его. Звук взрыва где-то далеко. И он исходил от форта.       Изабель хотела было спросить, что происходит, но, стоило ей взглянуть на Сайруса и Фрэнка, кровь застыла в ее жилах — так потрясла ее внезапная догадка.       — Пушки, — выдохнул, усмехаясь, Фрэнк.       — За мной, — сухо бросил Сайрус, быстро поднимаясь из-за стола.       Молодой солдат последовал за ним обратно в коридор дома, где, спрятанная от посторонних глаз за дверью кладовой, находилась небольшая оружейная, увешанная орудиями, словно вешалка шарфами. Сайрус дал Фрэнку пистолет, который сразу же отправился за его пояс, и ружье, которое парень держал твердо, словно это была часть его собственной руки.       — Не знал, что у тебя есть собственная коллекция.       Гамильтон взял себе то же оружие, закрывая кладовую ключом, зажатым между двух пальцев.       — Ты знаешь, почему они сделали меня коммодором?       — Потому что ты хорошо смотришься с головными уборами?       — Нет, потому что я всегда готов ко всему, — коротко засмеялся Сайрус нервным и рубленым смехом.       Затем он обернулся, уверенный, что жена неотступно следует за ним; едва увидев ее лицо, искаженное волнением, его сердце замедлило свое биение. Они какое-то время смотрели друг другу в глаза, общаясь только взглядами, не имея времени на то, чтобы говорить вслух. В конце концов, Сайрус отдал ключ ей в руки с тем же серьезным выражением лица, с каким давал оружие солдату Айеро.       — Если они достигнут дома, ты знаешь, что делать.       Изабель неистово выдохнула, стискивая ключ в своих ладонях. На секунду Фрэнку даже стало жалко женщину, такой испуганной и растерянной она выглядела, но, когда Сайрус поцеловал ее в щеку, Фрэнк снова ощутил приступ ненависти.       Он открыл входную дверь, побуждая коммодора идти следом.       Люди повсюду на улицах бежали кто куда в попытках спастись от неминуемого. Сайрус Гамильтон знал, что делать: солдат должен был идти туда, откуда все бегут.       Пробираясь сквозь толпы гражданских, которые узнавали мужчин и в штатском, они неоднократно слышали: «Они здесь, они в порту! Помогите!», словно эти крики помогали им чувствовать себя чуть более в безопасности.       Фрэнк встретился взглядом с Джошуа, одним из солдат, с которым ему предстояло исполнить свой долг этой ночью.       — Сэр, — сказал он, поворачиваясь к Сайрусу и продолжая путь вместе с ним, — начальство послало меня к Вам немедленно.       — Что за черт происходит? — спросил коммодор.       — Пираты, сэр.