Circumspice

Они идут по улицам, сворачивая то налево, то направо, разговаривая о студенческих стипендиях и общежитии, в который они благополучно не попали. Но иметь свои квартиры, конечно, более престижно, чем ютиться с иногда очень странными соседями. И Лидия не переносит шум, которого невозможно избежать в таком месте, как общежитие. Там уж точно не возьмёшься за учебу. Они делают последний поворот и оказываются у ее дома. Красный кирпич чернеет на фоне отбелённых соседских домов. Уже довольно темно, и можно увидеть россыпь блеклых звезд на спокойном городском небе, но Стайлзу не до них. В его голове только один вопрос: вы шутите? — Подожди, это твой дом? — Стилински озирается по сторонам, чтобы понять, на той ли улице они оказалась. Остановившись у подъезда, Лидия начинает копаться в своей сумочке и греметь связкой ключей: — Да, а что? Стайлз наблюдает за ее действиями, достаёт свои ключи из кармана джинс, поднимается быстрее Мартин по короткой лестнице, ведущей к входной двери в подъезд и прикладывает ключ к домофону. Раздаётся негромкий писк, оповещающий об открытии двери. Лидия стоит внизу, с руками, упёртыми в бока, и вопросительным взглядом. Похоже, на университете сюрпризы не закончились. — Ты... — Да! — Но как? Как такое возможно? Они живут в одном доме! И не просто в одном доме, на одном этаже! Это уже не совпадение, это — закономерность, как говорил шериф Стилински. Не может же все быть так прекрасно. Будучи ещё тринадцатилетней, Лидия мечтала поступить с Эллисон — своей лучшей подругой — в один колледж и снимать квартиру на двоих, как это делали подростки во всех фильмах, на которых блестел значок «Made in USA». Что скажешь — обычная американская мечта. Но какого же теперь ее удивление, когда на месте Эллисон она видит Стайлза с его как вещественным, так и духовным беспорядком. — И давно ты переехал? — Около двух недель назад. Остальные вещи завёз только вчера, — он опирается на колонну, стоящую на их четвёртом этаже, с которого уже можно видеть главную достопримечательность Чикаго — Уиллис Тауэр. — Это безумие! — Мартин ходит из стороны с сторону, пытаясь собраться с мыслями, но, в конечном счёте, у неё это не выходит. — Не находишь? — По-моему, самое странное то, что мы ни разу не пересеклись со времени нашего переезда. Вот это действительно безумие! — он усмехается, но быстро затыкается, когда видит ее прожигающий взгляд, направленный прямо на него. Так дело не пойдёт. — Да ладно тебе, Лидия. Это же невероятно круто! Мы сможем делать все, что угодно, можем даже вечеринку устроить... — ей кажется, или он действительно пытается применить на ней трюк с щенячьими глазами. — Ради Бога, никаких вечеринок! — Оу, ты похоже совсем не знакома с жизнью студентов и тем, как они развлекаются, Лидс, — он выстукивает ритм какой-то незнакомой для Лидии песни. — Надо это срочно исправить, — на его лице появляется дьявольская улыбка. Стилински отходит от колонны и медленным шагом направляется к одной из квартир, которая, по его предположению, является не ее. — Что ты... — до неё поздно доходит то, что он собирается сделать, и страх за свою безопасность медленно наплывает на неё. — Нет, Стайлз. Даже не думай, или я убью тебя! — Не сможешь, Мартин. Кто же тогда научит тебя жить по-настоящему, как ни я? Он оборачивается к ней лишь на долю секунды и неожиданно нажимает на дверной звонок сначала одной, потом другой, затем третьей квартиры на этом этаже, обходя каждую по очереди. После последней, четвёртой, Стилински пулей бежит к лестнице, попутно хватая Лидию за руку. Та стоит столбом, пока он не дотрагивается до нее, ей слабо верится происходящее. То же самое происходит на третьем этаже, только уже в более быстром темпе. На втором Мартин уже сама проводит данную операцию, обзванивая не четыре, а шесть квартир. На первом этаже она заливисто смеётся, заражая его своим смехом. Из подъезда они выбегают уже запыхавшиеся, за спиной слыша возгласы и матерные слова недовольных соседей. Когда Стайлз поворачивается к ней, он наконец-то видит тот огонёк, которого ему не хватало в кислой мине Мартин. — Наконец-то я смог тебя развеселить. — Ты придурок, слышишь? — она улыбается, упираясь руками о колени, восстанавливает сбившееся дыхание. Бегать на десятисантиметровых каблуках не так-то просто! Теперь соседи точно будут ненавидеть ее, по крайней мере, на порог к ним она уже не заявится. — Сколько раз ты обозвала меня только за этот вечер? — Не строй из себя жертву, Стилински. Будешь продолжать в том же духе, это число увеличится, — он смеётся, выдыхая пары воздуха и застёгивая куртку, потому что даже шарф не может согреть его под натиском холодного атлантического ветра. — Ладно, подождём минут пять и поднимемся, — Стайлз садится на скамейку и достаёт пачку сигарет, предлагает Лидии закурить. Веселье неожиданно испаряется. — Ты куришь? — Да. — С каких пор? — Просто ты не замечала. Впрочем, это не имеет значения, — он отводит взгляд в сторону, выдыхая дым в темноту городских улиц. Его волосы сейчас похожи на куриное гнездо, которое только что было разрушено, а кеды испачканы в грязи сентябрьских дорог. Между ними повисает молчание. Оба погружаются в свои мысли. Лидия слишком потрясена всеми событиями, ей просто хочется завалиться в кровать и не вставать ещё лет так десять. Она понимает, что не уделяла Стилински даже капельки своего внимания. Они слишком отдалились друг от друга, чтобы сейчас спокойно курить одну сигарету на двоих и заламываться друг к другу в гости без особого приглашения. Стайлз не понимает, почему она не может все просто забыть и жить одним днём. Ему хочется хорошенько встряхнуть ее, сказать «Проснись!» по-испански и наконец-таки начать веселиться. Почему надо ворошить прошлое, которое он безуспешно пытается забыть? Зачем пытаться быть недотрогой, когда он знает, что именно скрывается внутри неё? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Нет, он не отчаивается, его просто коробит от того, что она не живет. — Всё, пошли, — он выкидывает докуренную сигарету в урну и встаёт, подавая ей руку, как истинный джентельмен. — С удовольствием. Вопрос: к кому? // Дома у Лидии пахнет приторными духами со вкусом рождественского печенья, те, что Стайлз откровенно не переносит. Но больше, конечно, книгами, которыми усеяны многочисленные полки ее квартиры. Мартин никогда не скрывала своей любви к чтению. Еще с десяти лет она читала все книги подряд, начиная с лирики, заканчивая прозой. Однажды, в пятом классе, она даже прогуляла уроки (вы скажите, невозможно, она ведь отличница, но факт остаётся фактом) из-за того, что хотела закончить захватывающую книгу Эрнеста Хемингуэя. — Ты знала, что я подрабатываю в книжном магазине? Тот, на углу Маркет и Гарден стрит, — он легко проходится пальцами по книжным переплетам, стирая с них сыпучую пыль. Похоже, она не дотрагивалась до этой полки уже давно. Мартин на кухне наливает воду в чайник и ставит на стол чашки, звенящие в ее руках. — Да? Поздравляю, у тебя только что появился постоянный посетитель. Может что-нибудь посоветуешь? Не могу выбрать новую книгу, — кричит она ему с кухни. — Я не очень-то в этом разбираюсь, но книга «Американский психопат» расходится довольно быстро. Похоже, насилие вошло в моду, — он кривится от осознания того, что эти слова слишком правдивы для этого мира. Она же воспринимает эту реплику не всерьёз. — Где-то о ней слышала. В любом случае, спасибо. Возможно, почитаю, — она хочет ещё что-то крикнуть, но слышит, как Стайлз входит на кухню. — У тебя тут мило. Я пока ещё даже коробки не разобрал, — он садится на стул, прислоняется макушкой к стене, выдыхает через рот. В его голосе присутствует усталость, будто его тяготит все, что с ним происходит, но в то же время он радуется переменам. Стайлз чувствует что-то противоречивое, но отгоняет это прочь. Нельзя вспоминать прошлое. Нельзя о нем думать. Только вперед. Помнишь правила? Он пьёт крепкий чёрный. Она зелёный с жасмином. Их разговоры виляют с одной темы на другую, будто они могут разговаривать вечность, ведь тем для обсуждения, оказывается, довольно много. — Я совсем забыл спросить, на кого ты учишься? Хотя, мне кажется, я знаю ответ, — он улыбается, делая новый глоток горячего чая. — Искусствовед. Ты знаешь про мою любовь к художеству, это и вывело меня к такой профессии. Почему бы и нет? Хотя я всю жизнь думала, что стану физиком или хуже того — преподавателем физики, — она смотрит в одну точку, но потом резко переводит взгляд на него. Улыбка расплывается на ее лице. — Про тебя я даже не стану спрашивать. Программист? — одобрительный кивок. — Так и знала, — все-таки некоторое факты о нём она не забыла. Они вспоминают про Скотта, которого оставили на произвол судьбы в другом родном городе. У Мартин возникает чувство ностальгии по прошлым временам, когда все они были вместе. Когда Эллисон все ещё была жива и не было ни одного дня, когда они бы не разговаривали. Но листья уже давно запорошили ее могилу, а ветер разгладил недавно вскопанную землю. А рана у Лидии никогда не сможет стать хотя бы «ровной», это не почва, это не поддаётся времени. И Стайлз понимает ее. Даже очень, по его мнению. Когда большая стрелка часов указывает на цифру десять, Стилински понимает, что пора домой, в соседнюю квартиру. Он благодарит Лидию за вечер, встаёт из-за стола и идёт к выходу, Мартин следом. Уже на пороге он оборачивается к ней, чтобы сказать: — Лидия, ты знаешь, что я рядом. Можешь звать, если тебе это понадобится. Мартин лишь нервно поджимает губы и кивает. Она слишком растрогана беседой с ним и его словами; ее глаза начинают слезиться. Лидия не может удержаться, поэтому обнимает его. Она так давно не чувствовала простого человеческого тепла и ей это необходимо прямо сейчас, в данный момент. — Знаю. Спасибо... — И не вздумай расслабляться. С завтрашнего дня в силу вступает план «Студенческая жизнь и ее прелести». Встретимся после пар, или я позвоню тебе, — он в последний раз улыбается ей и, звякнув ключами, исчезает за дверью своей квартиры. Мартин ещё пять минут стоит на пороге с глупой улыбкой на лице.