В рамках современности

Акт 1. Рилай надоело считать. Буквально дорожить каждой монетой, а в магазинах выбирать среди тысячи продуктов те, что нужнее всего. Никогда не покупать ничего лишнего, не тратиться на «ненужное», и всё равно, что она хочет. Нельзя. А всё это придумал единственный близкий ей в этом мире человек, по совместительству её муж — Абаддон. И сейчас, нависая над счетами за квартиру, воду и газ, она думала о нём. Свести в коем-то веке концы с концами было сложно. Ему платили мало, а Рилай не работала. Она набрала его номер ещё раз, но Абаддон не ответил. Она злобно поджала губы и поправила футболку. Первое, о чём они договорились, было всегда оставаться на связи. И вот, когда его нет уже довольно долго, она начинает волноваться. Он заходит в квартиру уже поздно-поздно ночью, чем будит Рилай. Она с трудом отрывает голову от стола, разлепляет ресницы и смотрит на любимого. Абаддон, уставший, сонный, обречённо вздыхает и опирается ладонями в стол. Рилай мгновенно реагирует и злобно говорит: — Я только вчера помыла полы, а ты зашёл в обуви. Мужчина качает головой и разувается. — Почему ты опоздал? Абаддон кладёт голову на руки и молчит. На нём тёмно-синий вязанный свитер — её работа. Ничем не привлекательный, но тёплый и красивый. Они смотрят друг другу в глаза, оба замученные и сломленные. — Из-за чего ты пришёл так поздно? — Вновь, уже более ласково шепчет Рилай. — Я ехал в метро, когда резко колёса затормозили и вагон остановился, — Абаддон нахмурил брови и повернул голову к окну. — Не люблю общественный транспорт. Рилай пару минут подумала, а потом задала следующий вопрос: — А почему не брал трубку? Мужчина встал и бесшумно зашёл в спальню. Вышел он уже с телефоном. — Я поставил на беззвучный и забыл его дома. Он смотрел на неё и удивлялся, как может быть она столь красива, оставаясь самой собой, домашней, сонной и растрёпанной. В многолетней растянутой футболке и коротких шортах, выбившаяся из сил, вялая и, в общем-то, разбитая. Она фыркнула и подвинулась к нему. Положила голову ему на руку и закрыла глаза. За окном стелилась мягкая тьма, и лишь в двухкомнатной квартирке горела настольная лампа. — Ты голоден? Абаддон зевнул, целуя Рилай в щёку. — Я сам возьму себе чего-нибудь. Спи. Он с трудом поднимается и идёт к холодильнику. В белом ящике аккуратно рядками уложены бутерброды. Их он тоже забыл. В голове стучит прошлонедельный диалог. «Ты постоянно всё забываешь, Абаддон! Как так можно? Он рассмеялся, потрепал её по волосам и произнёс: — Старею, как видишь». И верно, если бы у него были волосы не светло-серого цвета, то он давно покрылся бы сединой. Он вздохнул который раз за вечер и искоса глянул на жену. Та лежала поверх тонны неразобранных бумаг и спала. Он достал из холодильника бутерброд и вернулся на своё место. Перебрал все счета, перечитал все заметки Рилай и откинулся на спинку стула. Посидел так пару минут, а потом подошёл к балкону, распахнул его и вгляделся в ночь. Сквозь мрак изредка прорывался свет машинных фар и вновь угасал в дали. Абаддон потянулся к карману и достал сигареты. Курил он редко, потому что Рилай запрещала, и дорого. Но иногда, когда не хотелось спать, курение всё же помогало ему расслабится. Через две минуты он возвращается и берёт Рилай на руки. Уносит в спальню, укладывает и укрывает одеялом. — Ты скоро? — Сонно бормочет она. — Одну минуту. Он выключает лампу, перекрывает газ, переодевается и только открывает дверь в спальню, как слышится плач. Громкий, пронзительный детский плач. Рилай подхватывается, будто и не спала, и берёт ребёнка на руки. — Тише, моё солнышко, засыпай… — напевает девушка. Абаддон становится позади неё и смотрит. Но едва ли Рилай прикладывает руку ко лбу, то отдёргивает, словно от огня. — У неё жар! Абаддон, очень сильный жар, нужно звонить врачу! Пока одной рукой Рилай роется в шкафу в поисках градусника, Абаддон набирает номер. Скорая приезжает через десять минут, а градусник показывает невозможную для ребёнка температуру — сорок градусов. Акт 2. Она несётся вдоль белых стен, расталкивая всех на своём пути. Её пытаются остановить, но Луна настолько зла, что её пропускают. Девушка всклоченная, ненакрашенная, встревоженная, готовая рвать и метать. И только он, назло ей, абсолютно спокоен. Весь переломанный, перевязанный, лежит на белой идеально заправленной кровати и улыбается, когда Луна вбегает в палату. Она тяжело дышит и подходит к нему настолько близко, что он чувствует запах её духов. Она что-то говорит, взмахивая руками, а он любуется. — Ты с ума сошёл? А если бы ты умер? Нессаж ехидно щурит глаза и насмехается. — Неужели ты забыла, что я фактически бессмертен? В комнату заходит медсестра: высокая женщина с седыми волосами. Луна смотрит прожигающим взглядом, и та выходит, закрыв дверь. Мужчина смеётся, а Луна с размаху бьёт его по щеке. — Сколько можно меня пугать? Ты вообще ничего не боишься? Нессаж единственной несломанной рукой потирает щёку и шёпотом говорит: — Кроме тебя — ничего. Луна всплёскивает руками и садится на край кровати. Не смотрит на него, а лишь рассматривает белый блестящий кафель. — Луна, — Нессаж говорит тихо и старается говорить ласково, — наклонись ко мне. Девушка оборачивается и глядит на него. Потом чуть пригибается и хмурит брови. Нессаж тянет руку к её светлому лицу и дотрагивается. Мгновенно Луна преображается — начинает всхлипывать, а потом и вовсе рыдает. — Чёрт тебя подери! — через силу бормочет она.— Ты хоть понимаешь, как я волновалась? Я чуть с ума не сошла, когда мне позвонили из больницы. Иногда мне кажется, что ты ненормальный. Ты хотя бы подумал обо мне? — Луна делает глубокий вздох и кладёт свою ладонь поверх его пальцев. — Ты ведь знаешь, как сильно я люблю тебя, правда? Не пугай меня так больше, хорошо? Нессаж не отвечал. Он вскользь провёл по растрёпанным серебристо-фиолетовым волосам и мысленно пообещал ей стать осторожнее. Из всего того, чем можно было промышлять в этом мире, он выбрал мотоспорт. Гонки, гонки, гонки — что может быть лучше? Падать, конечно, больно, но это не сложнее, чем оседлать коня. Самое ужасное даже не травмы, что он может получить, а протесты Луны. Она не работала, им хватало денег, но ужасно она тосковала по дому. Луна не хотела ездить на транспорте, пользоваться телефоном и компьютером — технологии её пугали. Жизнь в городе была для неё невыносима, и тогда им пришлось перебраться на окраину, ближе к природе. Она, к сожалению, утратила свои силы в новом мире. Богиня покинула её. А Нессаж остался при своём: практическом бессмертии и возможности уходить в свой «духовный мир». Сегодня он просто ездил по городу, без цели, катая бензин. На ярко-красном мотоцикле, в рогатом шлеме, он выглядел крайне странно. И пускай в вождении он почти достиг совершенства, от внезапностей не защищён никто. Тело смертное, а значит его можно сломать. Машина врезалась в мотоцикл на большой скорости, а Нессажа откинуло куда-то далеко. Очнулся он уже в больнице со сжигающей головной болью. А потом появилась Луна, и боль как рукой сняло. — Я тоже тебя люблю, — спокойно сказал Нессаж. — Сколько бы лет не прошло, и сколько бы всего не случилось. Люблю. А прошло действительно много. Пять с половиной лет. А она до сих пор не привыкла. Луна жалобно поскребла носком сапога кафель и посмотрела на него сквозь слёзы. Он понял её без слов. Она хочет уединения от мира сего. И пусть его силы достаточно урезаны, редко, но он мог переносить их обоих в его мир за гранью космоса. Он закрывает глаза и медленно погружает комнату в небытие. — А если зайдут медсёстры? — Всё равно, — проносится ответ в её голове. Она открывает глаза и ощущает всем телом мягкость травы под спиной. Рядом раздаётся тяжёлое, уставшее родное дыхание. Луна поворачивается на бок и обнимает его. Целого, живого, любимого. Самого настоящего Нессажа. Он хрипит, пытается собраться с силами и обнять её тоже, но не может. Тогда просто закрывает глаза и разрешает северному ветру играть с её волосами. В его мире нет животных, птиц и людей, нет рыб и жуков — ничего, кроме ветра, короткой травы и серо-бурого замка с высокими окнами. Но есть Нессаж — её личный рыцарь и этого вполне достаточно. — Я буду вечно любить тебя, честно, чтобы не случилось. Просто будь осторожнее. Он целует её в лоб, и на пару минут оба расслабляются и отдыхают. Акт 3. Он с шумом распахнул скрипящую дверь в трёхкомнатную квартиру. В коридоре стояла кромешная тьма, и лишь из кухни лился едва заметный свет. — Селеста, я дома, — крикнул мужчина, развязывая порядком натёрший галстук. Никто не откликнулся. Разор обречённо вздохнул, ожидая разборок и сбросил с ног ботинки. Необычайно высокому, ему приходилось наклонять голову в дверных проёмах. Одной рукой он пригладил назад непослушные иссиня-чёрные волосы, поднося ладонь к лицу. Костлявые длинные пальцы, как у мертвеца. Бледная кожа цвета мела и острые, некрасивые ногти. И что заставляет его в испуге замереть перед зеркалом — неясно. В темноте он просто высокая худощавая фигура с голубыми блестящими глазами. Он зашёл на кухню и уставился в бывшую принцессу. Она сидела с крайне серьёзным видом, попивая чай. Лампа над столом мерцала жёлтым светом, а из окна лился шум проезжавших машин. Они жили на первом этаже в самом центре города, где тишина не наступала никогда. — Ты опоздал на целых два часа. Разор мысленно выругался и сделал пару шагов к ней. — Где ты был всё это время? — продолжила свой выговор девушка. Селеста подняла на него яростный взгляд. Он уже тысячу раз пожалел, что взял её к себе на работу. Пять лет тому назад, он стал директором электрических сетей всего города. А как оказывается легко добиться власти. Обещаешь встречу с давно утерянным родственником, и люди готовы падать тебе в ноги. Старый босс, мужчина лет шестидесяти, отдал ему своё место за встречу с духом жены. Та его совершенно не помнила, но уговор есть уговор. А еще Разор умел и любил манипулировать и подчинять. А его девушка работу не могла найти долго. Если и находила, её сразу выгоняли. И он, проявив немыслимое джентельменство, взял её к себе в офис секретарём. Первые недели три всё шло как по маслу. А потом стало проблематично. Её рабочий день кончается в пять, а его в семь. Она уезжала на такси, редко ждала его. А Разор взял за привычку задерживаться. — У меня была лишняя работа, Селеста. Успокойся, пожалуйста. Девушка сделала еще один глоток и посмотрела на часы. Они показывали пятнадцать минут десятого. — Мне кажется у тебя появилась другая. Ты ведь сам себе берёшь работу, сам её делаешь… Хочешь — уходишь, не ври мне в глаза, подлец. Селеста с гордым видом выпрямила спину и отвернула от него лицо. Забавно, что у неё никогда не дрожит голос, и она всегда уверена в себе на все сто. Разор фыркнул, вновь поправляя волосы. — Бесишь ты меня со своими истериками. Всё время одно и тоже. Кожа на щеках у принцессы покраснела. Она злобно сверкнула в его сторону глазами. Разор напрягся и сжал кулаки. — Серьёзно. Я работаю каждый день, зарабатываю деньги, стараюсь для нас… А что ты делаешь? Просто закатываешь мне чуть ли не ежедневно истерики. Селеста подпрыгнула с кресла и мягко цокнула голыми ступнями об плитку. Напряжение достигло своего предела. Разногласия начались сразу после того, как принцесса застала босса ничего не делающим. А потом он заметил, как она подмигнула новенькому на кафедре… А потом на собрании Разор улыбнулся заместителю директора, которая является молодой незамужней девушкой… И вообще Селесте порой казалось, что слишком много они общаются. И слишком ласково, непрофессионально. А Разор думал, что помогать с работой обычному практиканту не имеет смысла, но, когда он сказал об этом принцессе, та отмахнулась, кинув что-то вроде: «я сама решаю, что мне делать и кому помогать». Разор отворачивается и нарочно неторопливым шагом ступает в гостиную. Потом едва звучно ноготь Селесты царапает фарфор чашки, и та падает вниз. Чашка летит медленно, касается пола и со звоном разлетается. Осколки бьют Разора по стопам и воцаряется полная тишина. Девушка смотрит, как в желтоватом свете поднимаются его плечи. Он вздыхает долго и протяжно, будто устал на десять лет вперёд. Потом плечи опускаются вниз, всё так же медленно, и он оборачивается. Он разжимает кулаки и как будто расслабляется всем телом. У него лицо острое, с высокими скулами и горбатым носом. А глаза как у орла: прищуренные и умные. А ещё ярко-голубые с белыми прорезями в виде молний. Но Разор закрывает их и прикладывает руку к стене. Поначалу ничего не происходит. А потом по длинным пальцам бегут нитки молний и во всём городе гаснет свет. Мирана чувствует, как от испуга дрожат руки. Она хочет закричать его или побить, но не может. — Что ты сделал? — темнота словно заглушила не только свет, но и голос. — То, что мне полагалось сделать, — спокойно ответил он, — дал нам время побыть в тишине. Акт 4. Спустя десять минут они ехали машине скорой помощи. Рилай нетвёрдо стояла на ногах, заглядывая через плечо медсестры. Абаддон сидел на сидении, чуть придерживая молодую маму за локоть. Она же безостановочно металась, что-то говорила доктору и никак не могла успокоиться. И так продолжалось ещё много минут, как показалось Абаддону. Больница — матово-серое старое здание, словно из прошлого века, нависло угрюмой темницей. Доктор, медсестра и Рилай с ребёнком на руках метнулись сквозь двойные двери. Мужчина поплёлся следом за ними. Больницы он чертовски не любил. Вся их идеальная чистота, эти люди в белых халатах и масках, вся это затхлость и запах лекарств были ему чужды. Его попросили подождать в коридоре, Рилай же прошла следом за доктором. Ребёнок, что странно, притих. Абаддон, одновременно взволнованный и сонный, хотел курить. Он упёрся взглядом в белую табличку с перечёркнутой сигаретой и вздохнул. Он сел на лавку и стал прислушиваться к звукам из кабинета. Позже Рилай вышла одна. С красными глазами и припухшим носом. Она прижалась к Абаддону и положила голову ему на плечо. — Всё в порядке? — он осторожно приобнял её. Рилай медленно кивнула, выпрямляя спину и отстраняясь от мужчины. Она провела рукой по волосам и утёрла слёзы с щёк. — Она абсолютно здорова. Полностью. Просто у неё температура под сорок градусов. У Абаддона в голове зародилась мысль. Странное такое совпадение. Делиться мыслями с Рилай ему не хотелось, она и так вся извелась. Но чтобы знать наверняка, ему надо чуть больше узнать о её семье… Может попозже. Если всё нормально, значит, можно выйти подышать свежим воздухом. — Я отойду, ты не против? — Абаддон искоса взглянул на жену. — Нет, только давай быстро, — Рилай достала из сумочки клубок зелёных ниток и спицы. — Удивительно. У ребёнка опасная для жизни температура, а всё нормально. Она продолжает бормотать себе что-то под нос, перебирая спицами, а её муж удаляется. Ботинки тяжело стучат по ступеням, а свежий воздух приятно ерошит волосы. Абаддон курил как можно дольше, оттягивал встречу с больницей вновь. Запах лекарств нагонял сонливость. А где-то на четвёртом этаже Рилай вяжет ярко-зелёные носки. Сигарета вздрогнула в пальцах, и на секунду Абаддон задумался. Если его догадка верна, а, скорее всего, так и есть, то что будет дальше? Завтра утром их, наверное, выпишут, и они поедут на первом автобусе домой. А потом будет сложно. Конечно, они не отдадут ребёнка в детдом. Конечно, они будут любить дочь, как и прежде. Он поднимается обратно, зачем-то пытаясь разгладить складки на свитере. Абаддон подсаживается к Рилай и смотрит на часы. Девушка прикладывает ладонь ко рту и зевает. — Я очень за неё волнуюсь. Абаддон кивает и гладит её по светлым волосам. Она в его куртке, не по размеру длинной. Из рукавов торчат лишь кончики пальцев. — Ты очень молчалив. Тоже переживаешь? — Рилай гладит его по щеке нежной рукой. Он кивает в ответ и слова смотрит на часы. — Ты голодна? — Немного. Он секунду думает и отвечает: — Я бы мог сходить в магазин. Рилай закрывает глаза и обнимает себя за плечи. И Абаддону неважно, сколько сейчас придётся потратить денег — лишь бы сделать её чуть-чуть счастливее. Улицы блаженно пусты и спокойны. Он идёт через поросший травой парк к круглосуточному магазину. Он замирает перед прилавками, выгребая из карманов мелочь. А хватит ли?.. Кассирша не смотрит на него, не отрываясь от журнала. Пробивает шоколадку и забирает деньги. Абаддон благодарит её, пожалуй, слишком жизнерадостно, и выходит. Девушка смотрит удивлённым взглядом из-под фиолетовых век. Что-то в жизни определённо стоит менять. Он шагает быстро — ему хочется удивить Рилай, обрадовать, взбодрить. Он взлетает на второй этаж, почти достигает третьего… И свет, мигая, гаснет. Абаддон застывает на месте и роется в карманах. Телефон он, как всегда, забыл дома. Акт 5. Луна помогает сдирать с него гипс и постоянно хмыкает. Думает о том, какой он неразумный и неуравновешенный. Поломал себе всё, что только мог поломать, но всё равно сидит и улыбается, изредка гладя её по спине. В последнюю очередь она развязывает ему голову. Под повязкой колются рыжеватые короткие волосы. Луна рукой приглаживает их и смотрит в янтарные глаза. Они у него счастливые и уставшие. Блестят, как у победителя, будто он и не попадал в больницу. Девушка ложится поперёк кровати, укладывая голову ему на живот. Нессаж щекочет её под рёбрами, и Луна не выдерживает и смеётся. Нападает на него, пытается схватить за руки, но проигрывает, и мужчина заваливает её на себя. Она жмётся щекой к его щеке и невнятно спрашивает: — Сколько дней ты не брился? Колючий, как ёж. Он целует её, царапая щетиной. Луна отпихивает его и щурится. На больничной кровати неудобно лежать в обнимку, а выпишут его только завтра. И то, если повезёт. — А что ты скажешь докторам на то, что кости срослись за ночь? Нессаж пожимает плечами и свешивает ноги с кровати. Луна обеспокоено качает головой. У него голый торс, от которого веет жаром, и Луна непроизвольно прижимается. Он обнимает её одной рукой и запрокидывает голову. У него широкий шрам на носу и ещё один на шее. Ей нравились шрамы Нессажа. Она притрагивалась к ним, гладила прохладными пальцами и целовала. А больше всего ей нравилось то, что он не пытался усмирить её характер, а наоборот, разжигал в ней костёр чувств и эмоций, никогда не давая ему потухнуть. И имя у него было чарующее — Нессаж. Мягкое и короткое, словно одна из молитв Селемене. Скажи Луна ему об этом, он бы просто улыбнулся. Что он вечно прячет за своими немыми улыбками, она угадывает через раз. И эта загадочность ей тоже нравится. Луна встаёт с кровати и смотрится в зеркало над умывальником. Она достаёт из сумки расчёску и зачёсывает серебряные волосы назад. Ловит в зеркале его смущённый взгляд и удивляется. Он чувствует это и бормочет: — Красивая ты очень… Он необычайно скромен в проявлении нежности и ласки, но любит её по-настоящему крепко. Часто целует, пожалуй, даже чаще, чем вынуждает волноваться. Редко делает ей подарки, но даёт столько денег, сколько ей нужно. Не спорит с ней, если Луна не настаивает на споре, и вообще ведёт себя почти идеально. Только, чёрт его подери, не бережёт себя. — Правда? — Луна проводит алой помадой по губам. — Спасибо за комплимент. Она заканчивает прихорашиваться и выходит за дверь. В пол оборота кидает Нессажу: — Тебе что-нибудь нужно? Я за кофе. Он машет головой и отворачивается. Луна вешает сумку на плечо и выходит. Больница — это длинные коридоры с запахом смерти. Об этом она ему не говорит, да и с ним, наедине, гораздо уютнее и спокойнее. Она бредёт, а за дверями скрипят кроватями и стонут. Лестница словно переход между двумя разными мирами больных. Тут, на втором этаже, кашляют и чихают, разносят неизвестные, да и ненужные Луне болезни. На первом этаже полная тишина. Холодные вымытые кабинеты ждут с утра новых больных. Тут и стоит автомат с кофе, к которому она добиралась. Собирает мелочь по сумке, покупает напиток в пластиковом стаканчике и старается дышать лишь этим запахом. Выпивает всё прямо там, короткими глотками, обжигая горло. Спать не хочется, но хочется домой. Луна возвращается на второй этаж и перестаёт дышать. Она делает первый шаг, и лампа над её головой тухнет. Луна чертыхается и за секунды привыкает к темноте. После, держась за поручни, подымается наверх. Медленно, почти спотыкаясь, она достигает площадки. Ещё девять ступеней, и она по прямому коридору уж точно найдёт нужную дверь. На второй ступени она замирает. Впереди чьё-то тихое, спокойное дыхание. Она тихим голосом спрашивает: — Вам нужна помощь? Дыхание на миг замирает, и невидимый собеседник оборачивается. Абаддону кажется знакомым этот голос. Даже сейчас, тихий, он звучит непоколебимо и властно. — Мне кажется, мы знакомы. И да, мне нужна помощь. Я ничего не вижу. Дальше они идут вдвоём. Луна придерживает мужчину за локоть и ведёт. У Нессажа горит фонарик на телефоне. В потёмках он узнаёт старого брата по оружию. Как ни странно, он возмущается, а не радуется. Вечер продолжается. Акт 6. Дыхание Селесты сбилось впервые за пять лет. Она стояла в кромешной темноте и смотрела перед собой, туда, где стоит Разор. Она подошла к нему вплотную и прижалась к его худой фигуре. Он положил руку ей на голову и наклонился, чтобы шепнуть на ухо. — Ты успокоилась? Принцесса кивнула. Одной рукой он отодвинул серебристую штору. За окном жёлтыми окошками сверкала больница. Свечи и фонари, может, автономное питание? Разор задумался. А может, они тысячами жгут спички? Мужчина улыбнулся и наклонил голову. Селеста не двигалась. Словно прикованная, она оплела его поясницу руками и молчала. — Что же ты притихла? Девушка становится на носочки и целует влажными губами его шею. Он улыбается еще шире и берёт её руки в свои. Она отступает на шаг назад и смотрит на его лицо в лунном свете. Он необыкновенен. Высок, умён и красив. И может он немного постарел, она будет любить его во что бы то ни стало. Так уж заведено. Они так и покидают квартиру, как дети, держась за руки. И как только они пролетают в тьме лестничные пролёты, не спотыкаясь, не тормозя — непонятно. Селеста хочет сказать что-то тёплое и красивое, но не получается. Они выходят из пропахшего канализацией подъезда и останавливаются перед дорогой. Город хранит ужасающее безмолвие. Прохладный ветер скользит по плечам, укрытым тонкой тканью домашней кофты. Девушка смотрит в небо и улыбается. Миллионы звёзд, сокрытые вечным светом, сейчас показались. Они рассыпались по чёрному полотну неба, загорелись беловато-жёлтыми огоньками. Она чувствует, как рука любимого разжимается, и смотрит на него своими серыми глазами. — Может мы посидим в парке за больницей? — Разор взглянул на серое здание. Селеста пошла вперёд, обходя любимого и вдыхая запах ночного города полной грудью. Она быстро шагает по сухому асфальту через немую дорогу, а мужчина спешит за ней. Они двумя тенями проскальзывают под потухшими фонарями и занимают место в сухой траве. Она кладёт голову ему на плечо, держит за длинную ладонь и наслаждается тихими, полными спокойствия мгновениями. — А с чего ты решила, что я тебе изменяю? — почти беззвучно шепчет Разор. Селеста передёрнула плечами и провела указательным пальцем по его подбородку. — Я очень боюсь тебя потерять, — вдумчиво отвечает девушка, — ты — единственный, кто у меня есть, кого я когда-либо любила. Можешь думать о себе что хочешь, честно, — она делает короткую паузу. — Я без тебя никто. — Громкое заявление. — Наверное. Ты словно… Усмирил меня? — Селеста улыбнулась, но глаза по-прежнему грустно блестели. Разор напряжённо почесал щёку и отвёл взгляд. Селеста поджимает под себя замёрзшие колени и вздыхает. — Вот за это я тебя и люблю, принцесса, — подбадривающим тоном говорит мужчина, — в этой преданности и есть твоя прелесть. Вот кто, скажи мне, — он подхватывает её лицо в ладони и поворачивает к себе. — Кто бы стал кричать и бить посуду из-за самой настоящей любви? Она не отвечает. Утыкается носом в его шею и дышит спокойно-спокойно, будто спит. Разор гладит её по озябшему плечу и смотрит сквозь листву деревьев на луну. Дома у него разрываются оба телефона, и, наверняка, переполнена почта. Городу нужно электричество. Забрать у всех сетей мощь — дело сложное. Но не рассказывать же ей об этом?.. Неприятно печёт в горле, наверное, простудился. Может, с завтрашнего дня взять больничный? Косит голубыми глазами на спящую девушку. А может взять больничный на двоих? И он по кускам собирает последние пять с половиной лет в целую картину. И только сейчас он оценил их ситуацию полностью. Что лучше: вечная война или семейная жизнь в тихом мире? Селеста поднимает голову и зевает. — Я скучаю по Сагану, — невпопад говорит она. — А я по Некро`Лику, — ласково отвечает Разор, трепля её по волосам. Девушка хмурит брови и легонько толкает его в грудь. — Я серьёзно. — Я тоже. После они молчат. Акт 7. — Так и будешь на меня пялится? Отвернись, — Нессаж сделал замечание Абаддону и натянул через голову толстовку. — Может мне еще выйти, стеснительный ты наш? — передразнил его Абаддон. Луна ушла пару минут назад, чтобы разыскать Рилай. И пусть где-то в глубине души Нессаж был рад встрече со старым другом, по нему никогда нельзя сказать наверняка. Тем не менее, Абаддон отворачивается, показательно зевая от скуки. — Ну что, дружище, — делает ударение на последнее слово Нессаж. — Пойдём искать наших дам? Луна не видела Рилай очень давно. Они никогда не общались и вообще не были товарищами. Забавно видеть её такой — такой же маленькой, со спицами в руках и возле кабинета педиатра. А Луне не хотелось детей. Вот так сидеть круглую ночь, плакать и волноваться. Рилай её не замечает. Сидит себе, вяжет, что-то бормочет под нос. Лунная наездница касается её плеча, и девушка вздрагивает. — Вы кто? — спросонья не узнаёт Рилай. — Что вы хотите? Луна закатывает глаза. Неужели всё придётся рассказывать с самого начала? Поэтому она просто кидает что-то вроде: «Абаддон там внизу, потом объясню» и тянет девчушку за собой. Рилай поддаётся, но не охотно. Ей слабо верится подозрительной спутнице. Она в темноте стаскивает её по ступеням, благо, можно подсветить телефоном, и на лестнице встречает их. Странно, но Нессажа она узнала. Наверное дело в том, что у него черты лица хорошо запали ей в голову. А за ним, как за стеной, стоит Абаддон. Муж ласково улыбается и забирает её у Луны. Кто предложил прогуляться, и кто именно предложил пойти в парк, уже забыли. Вахтёрша, видимо, запомнила Нессажа, ибо от испуга чуть не завалилась со стула. Мужчина усмехнулся, помахав ей рукой. Девушки шли позади и молчали, а Абаддон и Нессаж в полголоса переговаривались. Луне было скучно. Её спутница, казалось, вообще отсутствует. Рилай шла, понурив голову и подтягивая сумку на плече. Селеста вздрогнула и подтянула под себя ноги. — Что-то случилось? — Разор вытянул шею и огляделся. — К нам приближаются люди, — девушка покачала головой и прислушалась. — У тебя слух как у кошки, — подмечает Разор. — А ты уверена? В ответ он слышит громкий мужской смех. Теперь сомнений не осталось. Оба вздыхают. Прятаться, как дети, не хочется. Может, пройдут мимо и можно будет дальше наслаждаться вечером?.. У Луны свой неповторимый голос. Селеста трепещет, заслышав его. Тянет за руку Разора, чтобы тот шёл за ней. Она вылетает навстречу старой подруге и кидается на шею. Так они и стоят, плача, а вокруг них стоят все остальные. Озадаченные стечением обстоятельств, удивлённые ночной встречей и немного счастливые. Больница за их спинами блестела холодными окнами. А впереди, сквозь деревья, сверкала полная луна. Они сидели парами, прижавшись друг к другу замёрзшими боками. Почти всё время молчали и лишь изредка перекидывались парой фраз. — Слушай, Рилай, — обращается к ней Селеста. — Как зовут твоего ребёнка? Та поднимает голову и тихо отвечает: — Лина. Все, кроме Абаддона, замирают. Рилай и Лина чуть ли глотки друг другу не перегрызли на Битве Древних, а тут в честь своего главного врага Рилай называет дитя… — Если бы твоя сестра знала, думаю, ей бы понравилось, — как можно нежнее говорит Луна. — А ты не думала, что дочь могла унаследовать силы Лины? По материнской линии, к примеру? Абаддон громко чихнул. Рилай покачала головой и восторженно заморгала. — Ты гений! Как я сама не догадалась! Как мы могли не додуматься, а, Абаддон? — девушка ласково обнимает его со спины. — Я догадался. Не хотел тебя шокировать. — Не робей, Рилай, — подхватывает беседу Нессаж. — Она будет первой колдуньей огня в этом мире. Если, конечно, среди бетонных зданий не затерялась её сестра. Встречать рассвет в городской черте непривычно. У всех сложилось твёрдая уверенность в будущем, каким бы оно ни было. Пускай у Рилай и Абаддона мало денег, а Селеста и Разор вечно ссорятся — это же не повод опускать руки, в конце-то концов? *** — Я в ваших этих общественных мероприятиях словно лишний, — недовольно пробурчал Разор, собираясь в ресторан. — Может, я останусь дома? Скажешь, что я заболел. Селеста встала перед ним на носочки и поправила галстук. — Не вредничай. И так всю неделю «проболели». И едва коснулась губами кончика его носа.