Gallavich mpreg

Образ кормящего Микки становится наваждением. Йен до недавнего времени даже не знал, что мужчины способны кормить грудью, и чего уж он точно не ожидал, что это может показаться ему сексуальным. У него во рту скапливается слюна, при одной мысли о Микки, с груди которого капает молоко. За последние три дня, он подрочил раз семь, представляя Микки, лежащего на кровати с чуть полной грудью и такой соблазнительной задницей. Руки так и чешутся пройтись по опухшим соскам; и это не то, о чем Йен должен думать в воскресный день. Чувство вины также периодически дает о себе знать, но собственный член, каждый раз предательски встает при одном только упоминании бывшего парня. Наконец, Йен решает сделать то, что должен, еще тогда, когда только вся эта каша заварилась. Он идет к Адаму, его брутальному парню и жестко трахает на кровати, стараясь ни на секунду не отключаться, чтобы случайно не произнести другое имя. Эти ощущения совсем не сравняться с божественной еблей с Микки, когда тот еще испытывал проблемы с принятием своей гомосексуальности, но уже хорошо знал потребности своего тела, и умел им правильно пользоваться, чтобы принести удовольствие себе и партнеру. Адам неплох, правда хороший парень и Йену не хочется его обидеть. Он обязан доказать окружающим и в первую очередь самому себе, что способен взять ситуацию под контроль и завести нормальные, здоровые отношения. Он не должен цепляться за гопника, чертова преступника, даже если тот отец его ребенка. Однако разум Йена ненавидит все это, и в этом отрицании нет ничего нового, да Йен последние годы только и делал, что боролся со своим пиздецким разумом, который на данный момент вдвойне помешался на Микки. Чаще всего он просыпается ночью весь мокрый от пота и с пятнами спермы на трусах. Он может затрахать Адама, делать с ним, все что заблагорассудится, но никакого удовольствия при этом не получает. Он наскоро подрочил, перед тем как пойти и забрать Томми на выходные. Йен старается не делать лишний телодвижений, пытаясь справится со своим навязчивым состоянием, особенно когда Микки открывает дверь в белой майке с небольшим темным пятном рядом с соском. Он возвращается на кухню, где стоят баночки с грудным молоком. — Я только что закончил с обедом, так что тебе следует быть осторожным, Томми вот-вот уснет. Йен делает глубокий вдох, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Он разглядывает плечи и руки Микки его новые татуировки, которые тот скрывал, но его глаза вновь цепляются за пятно от молока, оставшееся на майке. Йен сам того не понимая прижимается к спине Микки, вцепляясь в его майку. Треск ткани, он дергает ее вниз с плеч, а разум затуманен настолько, что он ничего не замечает. Йен чувствует, как по телу прошла дрожь, когда он касается упругой соблазнительной груди Микки, чуть сжимая ее, вызывая вздох Микки. Йен даже может разглядеть каплю молока на кончике соска, но этого не достаточно. Он переворачивает Микки, мгновенно обхватывая губами сосок, посасывая и чувствуя вкус молока во рту. Практически сразу Микки со всей дури ударяет его в пах, отталкивая к шкафу. — Ебать, — корчась от боли, произносит сквозь зубы Йен, хватаясь за пах. Его мозг начинает потихоньку приходить в себя, переключаясь на боль, особенно когда Микки до крови царапает его шею, пытаясь убежать. Он выпрямляется, пытаясь поймать взгляд Микки, но видит лишь в них презрение и злость. — Какого хуя, Йен? — Ты пиздец какой сексуальный с такой маленькой сочной грудью, — шепчет Йен, вновь хватая руку. — Я уже до мозолей стер ладонь, думая о них. — Тогда бы лучше трахнул своего парня, — усмехается Микки, вновь отталкивая Йена, и тот упирается боком в стол. — Ты горячая сучка, Микки, — Йен потирает рукой член, демонстрируя твердость и размер. — Отлично. Я горячая сучка, — горько смеясь, как бы подытоживает Микки и Йен запоздало понимает, что сделал что-то не так. — А теперь убирайся. — Я… Я просто заберу Томми… — Нет. Уходи по хорошему, иначе я вызову копов. — Ты не можешь запретить мне видеться с моим сыном! — Могу и сделаю это, если ты не уйдешь. Уебывай и не возвращайся раньше чем через неделю, когда в мозгах хоть немного прояснится. Я не твоя личная сучка.  — Микки, извини… — Вон! — Микки швыряет в его сторону стакан, и только тогда Йен осознает, что вряд ли сможет что-то поменять и сгладить момент. Он с трудом заставляет себя покинуть дом, пытаясь не переступить крошечную, опасную черту. Его эрекция, наконец, спадает, подобно лопнувшему на морозе воздушному шару. Он направляется прямо в Алиби и впервые за год, Йен хорошенько надирается дешевой водкой вперемешку с текилой. Он одинаково не любит оба этих напитка, презирает самого себя, но сейчас они кажутся правильным выбором. В пьяном угаре, он вызванивает Липа, заставляя брата притащиться за ним в бар и забрать, да Йен уже в том состоянии, чтобы более менее соображать и держать себя на ногах. — Но это не его вина, — бормочет Йен в окно автомобиля, прижимаясь лбом к прохладному стеклу. — Зато, он выглядит втройне горячо. Меня ведет от одного вида. — Пора бы тебе начать отвечать за свои действия, бля, или как?! Повзрослей, еблан. Да, мы знаем, что ты болен, и сочувствуем тебе, но это не дает тебе право портить жизнь окружающим, — руки Липа дрожат от раздражения, когда тот закуривает сигарету. — Ты мой брат, и я всегда буду любить тебя, но ты не можешь быть вечно эгоистичным пиздюком. Не слишком ли жирно для тебя? На хуй! Они едва не врезались в фонарный столб, но Лип успел вовремя, в самую последнюю секунду, свернуть налево. Неважно как чувствует себя Йен или как такое вообще могло произойти.