Gallavich mpreg

Прошло почти пять лет, но Микки Милкович не сильно изменился. Во всяком случае, сейчас он выглядит лучше, чем, когда ему было двадцать и пусть в его внешнем виде осталась небрежность и манеры типичного жителя Саутсайда. Теперь в двадцать шесть, он стал достаточно красив, чтобы у Йена при его виде перехватило дыхание. Он пристально смотрит на парня, разглядывая острые скулы, гладкую бледную кожу и яркие голубые глаза. Микки не обращает никакого внимания, будучи полностью поглощенным своим мобильным. Прошло пять лет, после того как Йен увидел его впервые, но сердце все еще учащенно бьется при его виде. Также из памяти воскрешаются болезненные воспоминания, боль и разочарование, которые он испытал, когда однажды он постучал в дверь квартиры Микки, и обнаружил, что тот сбежал ничего никому не сказав. Йену тогда было только шестнадцать и Микки был его первой настоящей любовью. До встречи с ним он считал себя одиночкой, но после побега Микки — все будто накрыла тьма. Ну, на самом деле жизнь не закончилась, но иногда Йену кажется, что многие вещи перестали иметь значение. Он думал, что с этими чувствами покончено, но, похоже, нет. Он все еще чувствует злость и любовь, когда разглядывает дурацкую смазливую мордашку Микки. Нет смысла приближаться к парню, по крайней мере, так он думает до того момента, пока не появляется ребенок, не старше пяти лет, который бежит к Микки, крича: «Папа!». В любом другом случае, он бы порадовался, что у него все хорошо. Они не виделись много лет и Микки имел право завести собственную семью. За исключением того случая, что малыш выглядит в точности, как Йен, будучи в его возрасте. Это определенно не совпадение. Ярко-рыжие волосы, россыпь веснушек на пухленьких щечках… и яркие голубые глаза точно, как у Микки. Йен приближается к своему бывшему, стараясь не слишком пялиться. Это трудно, но он держит себя в руках, особенно когда оказывается достаточно близко, что с легкостью чувствует запах Микки. Аромат омеги все еще способен сбить его с ног. Ему хочется оставаться спокойным, чтобы не испугать ребенка, но все равно его фраза больше похожа на рык: — Какого хуя, Микки? — Йен?.. — А кто еще, — кричит тот. Он знает, что люди пялятся на них, явно задаваясь вопросом, а не стоит ли им вмешаться и спасти несчастного омегу от сумасшедшего альфы. Такое иногда случается. На самом деле, такое случается постоянно. Но Йен, как бы ни был зол, никогда не напал на другого человека. — Чего ты хочешь?  — Чего я хочу?! Ты что издеваешься надо мной? Я хочу узнать, какого хрена за тобой прячется моя мини-копия?! — Не… не здесь, хорошо? — по крайней мере, Микки не пытается выставить его идиотом и не отрицает ничего. — Я дам тебе свой номер, и мы поговорим. Йену хочется дотронуться до парня. Хочется, как следует понюхать его. Но вместо этого он сжимает кулаки и уходит так быстро, насколько вообще способен. Ему не спится всю неделю перед запланированной встречей. Он старается сконцентрироваться на делах, а не на том что Микки работает бухгалтером на полный день и возится с ребенком, так что свободное время у него было только выходные. Йен также ждет момента встречи с сыном, и когда Микки впускает его в субботу днем к себе домой, то Йен нигде не замечает ребенка. — Томми с Мэнди, — сообщает Микки. Йен смутно припоминает младшую немного более взрывную сестру Микки. В то время она жила с каким-то парнем, поэтому они редко пересекались. — Значит Томми, хм… Он мой сын, — он не спрашивает, он уже точно уверен, что Томми его малыш. Ему просто хочется знать почему. — Тебе было шестнадцать. Слишком молодой. Я не должен был спать с тобой, но гребанные феромоны, — Микки пожимает плечами, будто между ними не было другой связи. Это была не просто похоть, которая могла возникнуть между омегой-Микки и альфой-Йеном. Они могли стать друзьями. — Я говорил с твоей семьей. Йен понимает, что под «семьей» подразумевается Лип и Фиона, его брат и сестра. Они были единственными, кто заботился о нем, и они были достаточно взрослыми, чтобы принимать важные решения за него. Но теперь уже нет, не после того, что случилось.  — Ты поговорил с ними, но не поговорил со мной? — Тебе было шестнадцать, ты был еще ребенком. Мне было двадцать и я залетел, и был безработным. Они сказали, что я разрушу твое будущее и были бы правы. Взгляни на себя, ты учишься на фельдшера, ты думаешь, что смог бы достичь этого, если бы я потащил тебя в неизвестность? — Мне было плевать, я ведь любил тебя! — Трудное решение, — Микки не отступает, хотя его инстинкты омеги, должно быть, кричали и заставляли уступить. — Ты не представляешь насколько тяжело мне было. — Нет! Это ты не понимаешь! — Йену не хочется переходить на крик, но тон голоса становится резче. Хоть бы стены оказались достаточно толстыми, чтобы заглушить их разговор. — Через несколько месяцев после твоего побега мне поставили диагноз биполярное расстройство. — Йен… — Я полгода провел в больнице, — говорит он Микки. — Ты хоть представляешь, что они со мной сделали? Ты хоть догадываешься, что они делают с психически нестабильными альфами, чтобы они не размножали испорченные гены? Они, блядь, стерилизовали меня, как собаку, чтобы я не размножался. Для некоторых подобные процедуры не проблема. Не все хотят иметь детей, и многие люди были бы рады усыновлению. Но никто бы не позволил ему усыновить ребенка. После освобождения Йен провел почти четыре месяца, плача каждую ночь в подушку и размышляя о том, что он все потерял. Фиона и Лип списывали это на расстройство, полностью отметая тот факт, что все, о чем он когда-либо мечтал, все этого отобрали у него. Только Дебби и Карл проявили к нему капельку сострадания, которые помогли ему пережить этот период. Ему стало легче, потому что ничего уже не поменять. Либо так, либо смерть, но в глубине души он всегда надеялся снова встретится с Микки. — Ты даже не представляешь, как сильно я бы хотел возненавидеть тебя за то, что ты ушел, — наконец произносит Йен, срываясь. — Но я не могу, потому что у тебя был мой ребенок и я не могу не любить тебя за то, что ты его оставил. Йен все это время пялиться на собственные руки, не замечая движения Микки. Он чувствует, как сильные руки обнимают его плечи, притягивая ближе. — Оставить тебя было самым трудным решением в моей жизни, и если бы я знал… не имеет значения, как бы все сложилось, ведь я ничего не могу поменять. Ты отец Томми, Йен, так что если хочешь стать частью его жизни, ты имеешь право. Вне зависимости от того, биполярный ты или нет, мне плевать. Злость Йена улетучивается, и он зарывается носом в темные волосы Микки. Ему хочется перестать плакать, альфы не должны пускать слезы, но они никогда не чувствовал такого облегчения. Он знает, что им многое еще предстоит пережить, но сейчас это ничего не значит, потому что он — отец и его омега не думает, что он не достоин этого, потому что больше не может осуществить сцепку.