После Тебя

POV Юри Кацуки       Я сижу возле дома и смотрю на мутно-серое небо. Только что закончился дождь, и слышно, как одиночные капли падают с крыши на землю. Кап. Кап. Кап. Словно китайская пытка, разве что капают не на мой лоб. Впрочем…       Прошло уже две недели с тех пор, как Виктор сказал то, чего я так боялся услышать. Он бросил меня. Вот так легко и просто. Мне не хочется в это верить, ведь я видел в его глазах боль! Мой муж не хотел, не хотел говорить этого! Так почему же?! Неужели я настолько плох и даже не подозревал об этом?! Или же… это был всего лишь повод?..       Повод. Повод. Повод… Причина, чтобы уйти, сохранив достойное лицо. Потому что… он понял, что не любит меня.       Кап. Кап. Кап.       И никогда не любил.       Кап. Кап. Кап.       Это был самообман.       Кап. Кап. Кап.       Ошибка.       Кап. Кап. Кап.       Я — просто ошибка… *** — Юри?       Мама заглядывает в мою комнату осторожно, словно боясь, что сейчас сорвусь с места и отгрызу ей голову. Может, я и находился в подобном состоянии пару недель назад. Но теперь наступил другой этап — Апатия. Полная. Абсолютная. Непреодолимая. — Что? — смотрю на мать безразлично. Что на душе, то и на лице. Плевать я хотел. На всё и на всех. — К тебе пришли…       Безумная надежда на миг пронзает сердце, буквально чувствую, как загораются искры в глубине моих глаз. — Кто это? — голос срывается, превратившись почти в шепот уже после первого слова. Неужели?.. — Юко. Она ждет тебя в зале.       В голове так ясно, словно наяву, слышится шипение. Как будто кто-то плеснул ведро воды на те самые искры в глазах. А вместо огня и света теперь запах паленого, да серый дымок. Какой же я все-таки жалкий, тц…       Поднимаюсь неповоротливо, неохотно — кажется, набрал несколько килограмм, ведь от стресса опять начал жрать. Именно жрать. Даже не могу назвать это простым словом «есть», потому что ем все подряд в огромных количествах. И каждый раз до тех пор, пока не начнет тошнить. А самое идиотское во всем то, что я прекрасно понимаю, насколько это тупо и вредно для меня. Но после того, как попытался помириться с Виктором и был послан куда подальше (хотя никаких грубостей тогда мой пока еще супруг не сказал), понял, что больше нет смысла поддерживать фигуру, заниматься, думать о программе на новый сезон. У меня нет душевных сил, чтобы выходить на лед, пытаясь что-то показать даже случайно встретиться с Виктором где-нибудь в коридоре, увидеть мельком его на трибуне или возле бортика. Нечего и говорить о том, чтобы видеть его на льду, осознавая свою ничтожность по сравнению с ним? Что будет дальше со мной? — Какая разница?       Когда сел напротив Юко, она, явно испытывая дискомфорт и неловкость от смущения, взглянула на меня своими большими сияющими глазами. И я не в первый раз подумал о том, что было бы, если б Юри Кацуки интересовался противоположным полом? Обратил бы он в свое время внимание на верную милую подругу рядом со мной? Может, сейчас был бы… счастлив? Но эти мысли исчезают также быстро, как и возникли, потому что прекрасный образ мужчины с серебряными волосами вытесняет всё. Я не могу принять, что на свете может существовать кто-то более восхитительный, чем он… — Привет, Юри, — Юко начинает так тихо, будто я сплю, а она боится потревожить мой сон. О, если бы… — Спасибо, что согласился поговорить.       Пожалуй, надо хотя бы изобразить приветливость, а то мне и самому как-то не по себе от настороженности подруги. — Ну что ты, — пытаюсь улыбнуться. Выходит не очень, уверен. — Мы же все-таки друзья. — Да, я знаю, — она кивает, отводя взгляд в сторону. — Просто ты, наверное, никого не хочешь видеть сейчас. Но не смогла не прийти, — она снова смотрит мне в глаза. — Я очень переживаю за тебя, Юри. И, думаю, все остальные тоже!       И почему мне плевать? — Прости, не хотел быть причиной твоего… — Нет-нет, — Юко машет рукой, мотает головой, — я совсем не это хотела сказать, а пришла, чтобы поддержать тебя. Хочу, чтобы ты понял: уход Виктора — не конец света!       Да что она может знать об этом?! — Я понимаю, он был для тебя всем, и ты любишь его. Но… — Она тяжело вздыхает, закрывает глаза. Ощущаю легкое раздражение и хочу уйти. Не могу терпеть, когда мне лезут под кожу, думая при этом, что разбираются в ситуации лучше, чем я сам. — Ты ведь ничем не хуже Виктора! Не забывай про самого себя, Юри! — Чего ты хочешь от меня? — Как же я устал… — Хочу, чтобы вернулся прежний Юри! Тот, который падает, но поднимается, не боится трудностей, преодолевает их, идет вперед!       А это точно про меня? — Того Юри больше нет. Забудь.       Юко смотрит испуганно, словно я сказал нечто ужасное или застрелился из пальца у нее на глазах. Брось, ты же и так это знала! Я не из тех, кто привык пробиваться на вершину, не такой, как…       Вот оно. Всё оказалось так просто, лежало на поверхности, прямо под моими ногами, а я не замечал… Или, скорее, не хотел замечать! Плисецкий, чёртов Плисецкий, это всё он! Он! Он! Это он из тех, кто идет напролом, преодолевая препятствия! И этим мальчишка привлек Виктора! Вот почему… — Юри? Что с тобой, Юри?       Осторожно касаясь плеча, Юко слабо потрясывает меня. Что? Наверное, я слишком погрузился в свои размышления и «залип». — Да-да, я… в порядке…       Какое там!.. — Пожалуйста, не сердись на меня. Я искренне желаю добра, ведь ты очень дорогой мне человек, и не хочу, чтобы отправил свою жизнь, всё, чего добился, в Тартар! Юри Кацуки должен выйти и показать всем, что способен на многое!       Показать, что я могу, и лучше, чем Плисецкий. Чтобы Виктор пожалел о сделанном выборе… и вернулся ко мне. — А знаешь, в этом что-то есть…       Я смотрю на Юко в упор. Кажется, она ожидала совсем другого от меня. Наверняка думала, что буду противиться, продолжая вести апатичный образ жизни. Я бы решил так буквально пару минут назад. А сейчас меня как будто подменили, и понимаю, что просто обязан доказать Виктору, что я и только я достоин быть рядом с ним!       Внутренний огонь растекается по моим венам, артериям, капиллярам. Я чувствую что-то странное и никак не могу понять, что. Перед мысленным взором то и дело возникает Виктор, и когда это происходит, меня накрывает… ярость? — Нет, такое абсолютно исключено, ведь я люблю его! И ради него готов, наконец, подняться. — Ты правда согласен со мной?       Какое недоверие во взгляде. Никогда раньше не видел Юко такой. — Я… да, мне нужно готовиться к сезону. — Времени так мало, — подруга закусывает губу и опять смотрит в сторону. — У тебя уже есть какие-то наметки программы? Да и тренер…       Чёрт, а ведь и вправду! — Сам справлюсь.       Я сказал это вслух прежде, чем успел осознать. Что?! Готовиться без тренера? — Какой беспросветный идиотизм. — Н-но!..       О, прекрасно понимаю твои чувства. Твой друг только что ляпнул какой-то бред, кто же тут не растеряется? — Не смотри так. Я, по факту, буду не один. Ведь ты и Минако, вы поможете мне? — Я… да, конечно, я всегда готова, ты знаешь… Мы обязательно тебе поможем!       Наверное, по-своему я всё же люблю ее. Ведь она никогда не сомневалась во мне. ***       Верю с трудом и все больше волнуюсь с каждой секундой, но просто смотрю, не моргая, на экран телефона, где отображается номер входящего звонка. Такой знакомый, с веселой фотографией к нему. Виктор… — Д-да?       Решимость, возникшая после разговора с Юко, улетучилась в мгновенье, как унесенная порывом ураганного ветра. Внутри всё дрожит. Ну же, соберись, тряпка! — Здравствуй, Юри. Я хотел бы кое-что обсудить. Надеюсь, ты не против?       Его голос такой мягкий, бархатистый. Но он говорит с какой-то осторожностью. Да что вы все, сговорились?! Я не зверь, а человек! Че-ло-век! — Конечно. О чем ты хочешь поговорить?       Надо же, у меня даже получилось изобразить спокойствие и уверенность. Хотя на самом деле всё прямо противоположно сейчас. Я в панике. — Кхм… По поводу нашего развода… Ты готов добровольно подписать бумаги?       Он звонит мне ради этого. Просто уточнить, не возникнет ли у него проблем, или придется ждать дольше, чтобы стать свободным. Освободиться от меня…       Дыхание ускоряется, воздуха в легких не хватает, и, не контролируя себя, я начинаю смеяться. Смеяться и плакать одновременно, ощущая кожей, как по щекам катятся слезы, а некоторые из них капают на стекла очков. В трубке молчание, но слышно, как Виктор дышит. Абсолютно уверен, сейчас он не понимает ничего. — Ты звонишь мне только за этим? Правда?       О, Будда, как же больно… — С тобой всё в порядке, Юри?       Неужели это беспокойство? — Со мной? — Новый приступ хохота заставляет продолжить фразу через добрых полминуты. — Конечно, у меня всё отлично! Всё просто супер!       Уже почти ничего не вижу из-за слез, мне становится жарко, но не могу успокоиться. — Я не верю тебе…       Ах, вот оно как?! — Ну да-да, ничего удивительного! Ты же сам говорил, что я — лгун! Так и есть! Я первый лгун на всей земле! Двуличная сволочь! — Юри, прекрати, прошу тебя!       Мне уже хочется кричать. — Просишь? А когда я просил? Когда валялся у тебя в ногах, умоляя не оставлять меня? Что ты сказал тогда, помнишь?       В трубке снова тишина, и она так давит на меня. Как будто мой череп зажали в тисках, и постепенно они все сильнее сжимаются. Я уже и сам не понимаю до конца, почему так говорю с тем, кого люблю и хочу вернуть, но слова сами льются потоком, а вместе с болью внутри меня бушует безумная радость. Чувствую, знаю — она вскоре исчезнет, оставив только мучительное одиночество. Но не могу, а сейчас и не хочу останавливаться, снова выливая грязь на своего Бога… — Теперь скажу тебе то же самое: я позволил себя обмануть, но больше такого не повторится! — Что ты?.. — Ненавижу тебя. И его.       Не дожидаясь ответа, скидываю звонок. А через мгновение меня буквально прорвало. Весь вечер и почти всю ночь я плакал, сотрясаясь в рыданиях, прогоняя всех, кто пытался меня успокоить. И понимая, что больше всех на свете я ненавижу себя. ***       Ужасно болит голова. Пошатываясь и приложив ладонь ко лбу, выхожу из комнаты. Сейчас утро или день? Не помню, как уснул, когда закончилась моя истерика. Даже странно — родные не вызвали врачей, решив, что у меня поехала крыша. В доме пусто и необычно тихо. Иду на улицу, почти сразу нахожу взглядом Мари. Она молча курит, стоя в пол-оборота, пока не замечает меня. С тех пор, как я накричал на нее, мы не разговаривали и вообще старались не находиться в одном помещении долго. Уверен, мама и папа замечают это, судя по их огорченным лицам в такие моменты. Но я не хочу отказываться от своих слов, сказанных в тот день. Да, грубо, может, даже жестоко всё, что тогда говорил, но это было искренне. Я всегда так думал о Мари, просто до того дня не решался сформулировать это даже в собственной голове. Но вместе с тем мне всё же немного жаль её.       Наверное, услышав шаги, сестра повернула голову и, наконец, увидела меня. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Она просто приложила в очередной раз сигарету к губам и, затянувшись, с шумом выдохнула дым. Может, стоит развернуться и уйти обратно в дом? Я уже почти сделал это, как услышал за спиной: — Доброе утро.       Немного оторопев, всё же повернулся и посмотрел на нее. — Доброе.       Потушив сигарету о каменный столб рядом, Мари долго молчала. Но я не уходил и ждал. Как ни странно, хотелось услышать то, что она мне скажет. Хотя ни малейшего понятия не имел, что это будет. — Тут подумала… — Она потерла шею ладонью и тяжело выдохнула. — Ты знаешь, я не люблю такие разговоры и все эти сопли. Но, как бы ни было, мне придется признать, что в тех твоих словах слишком много правды. И… в общем, многое по делу…       Кажется, у меня слуховые галлюцинации. — Прости? — Да нет, прощать друг друга нам как раз не за что, — наши взгляды пересекаются. — Кажется, мы оба вели себя хреново. И пора бы что-то менять уже… Как ты думаешь?       Не уверен, что понимаю ее правильно. Но всё-таки в переменах, наверное, мы нуждаемся. И я, и она. Еще не известно, кому это больше требуется. — Да, пожалуй.       Какой-то странный разговор. — Мне Юко сказала, ты решил сам готовиться к сезону. И, в общем… Я знаю, толку от меня никакого в плане катания. Но если какая-то другая помощь понадобится — ты говори…       А может, не так уж я и одинок?