После Тебя

…И я хожу от дома к дому, От одного хожу к другому, Сжигают сердце два пожара, Я их никак не потушу. И я хожу от дома к дому. От одного хожу к другому. Я так боюсь небесной кары, Грешу, и каюсь, и грешу!!! Всю ночь шёл дождь, к утру затих, Рассвет подкрался осторожно. А то, что я люблю двоих, Понять, наверно, невозможно. (Лариса Рубальская — «Двойная жизнь». Отрывок)

POV Юрий Плисецкий       Как часто сам себя не понимаю. Только что седовласка сказал слова, которые я так желал, хотя уже и не ждал услышать. Казалось бы, у меня радости должны быть полные штаны, но…       Бека поочередно смотрит на нас двоих. Мне хочется ему всё объяснить, но я сам в каком-то диком отупении. Кажется, он это видит. Ничего больше не сказав, лучший друг просто развернулся и ушел. Словно язык проглотив, еще минуту я сидел молча. Из напряженной тишины вырвал голос Виктора: — Как ни странно, могу его понять…       Не знаю, почему, но после этих слов всё внутри меня буквально закипело. Вскинувшись, я зыркнул на старикана: — Да неужели? Что ты можешь знать о его чувствах?       Он удивленно заморгал, хлопая ресницами, и явно не врубился, почему я так сказал. — Катаешься туда-сюда, как ебучая цыганка Аза, женишься, разводишься, в десны долбишься, бросаешься словами, которые много значат для тех, кому ты их говоришь, но ничего не значат для тебя! — Это не так!.. — А как?! — не могу, из меня прямо поперло то, что так долго копилось. — Для тебя всё просто: не устроил один — есть другой! И вот ты снова блестишь-сияешь, весь такой герой!       У меня не было сил смотреть на его охуевшую физиономию. Более важным в тот момент казалось другое. Точнее, другой. — Бека!       Застал его в спальне собирающим вещи. Услышав мой голос, он обернулся и посмотрел так, что я захотел провалиться сквозь все этажи дома и пропахать землю вниз еще на добрый километр. Нет, в том взгляде совсем не было зла. Только немой вопрос и что-то похожее на усталость, перемешанное с вселенской тоской. — Пожалуйста, не уходи! Я… Всё не так, как могло показаться поначалу!       Мой надеюсь пока еще друг медленно выпрямился, разворачиваясь всем телом. — Ты же обещал не сдаваться так просто! Обещал быть рядом! Почему же теперь бросаешь?!       Глубоко выдохнув, Бека закрыл глаза, склоняя голову и проводя по ней ладонью. Когда он снова посмотрел на меня, я почувствовал, как сердце сжали невидимые холодные пальцы. — Потому, что я тоже человек и не могу вечно ждать у моря хорошей погоды, которая может никогда не наступить…       Ебаное всё! Это не должно закончиться вот так, я не могу его потерять! — Да кто сказал тебе такое?! Всё, что ты слышал, говорил Виктор, а он не вправе решать за двоих!       Успел заметить, как сильно Бека сжал футболку, которую держал в руке. Он колеблется, это не скрыть. — Бека, пожалуйста! Останься хотя бы до возвращения в Питер?! Мы… Мы обязательно во всем разберемся. Я не хочу, чтобы ты исчез из моей жизни! — Такого и не произойдет, — он покачал головой. — Не имеет значения, в каком качестве — я всегда буду с тобой.       Блять. Какого хера?.. Слезы катятся по щекам, я не могу это остановить. Кинув футболку в чемодан, Бека подошел и, присев на корточки, протянул ладонь, бережно вытирая пальцами мое лицо. — Перестань. Время, когда ты был один, закончилось. Оно больше не вернётся.       Сука, всё, плотины прорвало нахрен! Я кинулся ему на шею, словно баба, и крепко прижал к себе. Оказывается, мой друг пахнет чем-то приятным, похожим на душистый чай. — Я бы не просил… не стал тебя мучить…!       Говорить почти не могу, хлюпаю носом, даже во рту уже соленый привкус. Мне было похер в тот момент, правильно это или нет, — сделал то, чего хотел.       Я целую его. Своего лучшего друга. Которому совсем не друг. А кто же он для меня? — Зачем?       Сердце колотится, я дышу учащенно, вцепившись в ключицы Беки, глядя в его глаза, хотя из-за слез вижу мутновато. — Зачем ты даешь мне ложную надежду?       Не спрашивай, я сам запутался! — Ты… Ты…       И что сказать на это? Он не только говорит «кратко и по делу», но еще умудряется одной фразой загнать меня в тупик! — Не знаю, почему, но чувствую, что только с тобой смогу понять, в чем смысл, почему не подох в тот день, кому действительно нужен! — Я не оставляю тебя насовсем, ведь друзья… — ДА НИХУЯ ТЫ МНЕ НЕ ДРУГ!       Он смотрит на широко распахнутыми глазами, проглотив все слова, что хотел произнести. Не позволю ему уйти вот так! Ничего не решено, слова Виктора — не истина в последней инстанции! Он не может говорить за меня! — Пожалуйста, Бека, пожалуйста… — Я уперся башкой в его левое плечо, закрыв глаза. — Дай мне время… Еще хотя бы немножко… чтобы понять…       Понять — я конченая мразь или просто запутался в себе? — Хорошо… ***        Ого, накатали целый роман. Эскулап вручил мне подробно расписанную программу лечения и список рекомендаций. Сижу перед доктором и киваю, как собака-болванчик в машине, пытаясь слушать, сосредоточиться и запомнить все, что он говорит. Меня выписывают из этой клиники, и теперь можно сваливать обратно в Россию. Но, к сожалению, для меня это еще даже не середина эпопеи о восстановлении прежних возможностей. Которое может и не наступить… Понимаю — то, что я вообще пришел в себя после комы, возвращение чувствительности ног — уже большая удача в моей ситуации, но… Сама мысль о том, что теперь еще долго или может, даже всегда, буду наблюдать за соревнованиями по фигурному катанию только со зрительской трибуны, болезненно бьет мне по черепу и ледяными тисками сжимает сердце. — Ну как, отпускают без проблем?       Витька вместе с Бекой ждет в коридоре. На его лице картонная улыбка, а взгляд какой-то стеклянный, давящий. Прошло два дня с тех пор, как мы «покурили», и за это время не обменялись ни словом. Он даже не приходил, я тоже не счел нужным светить перед ним рожей. Или просто не смог?.. Ведь нам, наверное, есть, что сказать друг другу. — Да, можно сваливать.       Бека молча кивнул, глядя на меня и держа руки в карманах куртки. Я по очереди посмотрел на него и Виктора — тот по-прежнему странно улыбался, как стукнутый маньяк. — Пойду куплю кофе в автомате, — с первого взгляда на Беку понятно, что в рог ему не уперся этот кофе. Просто поскольку мой друг не тупой, он просек эту напряженку между мной и Виктором, тактично сваливая, чтобы мы поговорили. — Мне тоже захвати.       Снова кивнув, он ушел. Я тут же уставился на Седовласку, и мы с минуту играли в молчаливые дебильные гляделки. — Ну скажи уже хоть что-нибудь, а то у меня сейчас геморрой вылезет от напряжения! — Хмм… — Виктор театрально потер подбородок двумя пальцами и отвел взгляд в сторону на пару секунд. — Может, лучше ты скажешь?       Я вроде бы понимаю, чего он от меня ждет, но вместе с тем в голове полная каша. Какого черта переводит стрелки на меня?! — Извиняться за то, что тогда говорил, не буду. У тебя, блять, семь пятниц на неделе. Сегодня — «люблю», завтра — «не люблю». Ты то ли шизофреник, то ли шлюха.       Его аж перекосило. Словно в замедленной съёмке вижу, как улыбка превращается в болезненную кривую ухмылку. — Что ж… интересная трактовка.       И это всё, что он может ответить?! — Скажи, Котенок… — помолчав, Седовласка слегка нахмурился, — тебя смущает только мое «непостоянство»? — В смысле?       Он шагнул вперед, чуть наклонившись над коляской, приближая свое лицо к моему, и, почти не моргая, продолжил: — Будь ты уверен, что я навсегда останусь с тобой и никогда не брошу, стена между нами… она бы исчезла?       Чувствую, как вдоль позвоночника сверху до самого копчика прошел холодок. Да что эти двое, сговорились ставить меня ебучими вопросами в тупик?! Ох… как бы я хотел сейчас телепортироваться домой и просто жрать пирожки, запивать их чаем, сидя за столом. Не думать ни о чем, ни о ком, а жрать и слушать про то, как барахлит карбюратор в дедовом «ведре на колесах». — Стена, говоришь… А что толку предполагать, Седовласка? Сначала спроси сам себя, сможешь ли быть постоянным? Я думал, что ненавижу тебя, но это не так. Ты притягиваешь к себе людей и об этом прекрасно знаешь. Но пойми — нельзя бесконечно перепрыгивать с места на место, попутно трахая другим мозги! Такого терпеть не станет никто, каким бы охуенным ты не был!       Виктор молчит долго, глядя куда-то в пол, но не фокусируясь на определенной точке. Понимаю, он пытается переварить то, что услышал. Хотя, наверняка и так все знал, просто сейчас ему это озвучили. — Что имеем — не храним, да?.. — и почему слова звучат с такой усталостью, печально? — А мы с тобой похожи. Оба учимся на своих ошибках…       Не зная, что ответить, просто пялюсь на него. Наверное, он прав. Мы действительно два дебила, которые косячат, а только потом пытаются все осознать и сделать выводы. — Может, в этом суть? — То, что не замечает один, видит другой? И это наша связующая нить?       Я не хочу быть здесь. Хочу, чтобы этого разговора не было. Хочу пиздеж про пирожки и карбюратор. Блять… — Не отворачивайся от меня, Котенок… Мы сможем спасти друг друга… *** — Ну что, Йозеф, надеюсь, мы еще встретимся, только при более веселых обстоятельствах.       Пожимаю ему руку, улыбаясь. Немного грустно расставаться — привык я к этому мужику, чего уж там. Он пришел в аэропорт проводить нас. Мы сваливаем на родину. — Будем верить в лучшее, — он кивает, улыбаясь уголками губ. — Береги себя.       Беречь… Не могу не думать, что вся эта история произошла из-за моей тупости и слабости. Я сам виноват. Но больше не совершу такой ошибки. — И тебе не болеть, хех.       Бека и Виктор немного дежурно попрощались с моим «нянем». Впрочем, это можно понять — они не проводили с ним такое количество времени, как я.       До рейса совсем немного. И в груди у меня немного учащенно колотится сердце. Как будто начинается новый этап жизни. Новое соревнование, в котором я обязательно выйду победителем. — Ну как тебе кадр?       Какого хера?! Седовласый, сидя слева в такси, весело тычет локтем в мое предплечье. Чемпион-мудозвон успел сфоткать меня спящего в самолете со своей улыбающейся рожэй рядом, а после приземления слил это дерьмо в Инстаграм, подписав: «Русская фея» приземлилась в Петербурге». Вот же кусок дебила, да у меня там слева слюна с губы подтекает! — Удали. — Да ты что, там же столько лайков! А комментарии какие!       Ну точно — дебил. Бека покосился на нас с переднего сидения, но ничего не сказал и отвернулся обратно. Седовласка же цветет и пахнет, как актер на «Оскаре». — Не доводи меня… — Котенок, почитай, что люди пишут! По тебе скучали, ждали!       Мельком гляжу на экран Витькиного телефона. А этот придурок с хитрой улыбкой медленно прокручивает комментарии под постом, следя за моей реакцией. «Юрочка вернулся!», «Мое сердечко упало в желудок =0 Жаль, не смогла встретить его в аэропорту!». «А что, он уже ходит?», «Конечно, прямо бегает хD», «Ого, и в Гран-при участвовать будет?!»…       Мдам… то ли они тупые, то ли слишком верят в меня. И почему так стыдно? — Ах, да, я же неудачник-суицидник… — Что такое, Котенок? — улыбка медленно сползает с Витькиной рожи. — Если так сильно огорчился, давай удалю?.. — Похеру. Оставь.       Ни к чему им с Бекой знать о тараканах под моей черепушкой. Я должен с этим справиться сам. *** — Деда…       Он обнимает меня даже слишком крепко — на секунду показалось, услышал хруст собственных костей, хах. Но, черт возьми, так этому рад. После всего, что я выкинул, он не отвернулся от меня. — Ну наконец-то. А то уж подумал, ты под теплым иностранным солнцем пригрелся и домой не собираешься!       В чем-то он прав — туман за окном теперь кажется немного непривычным, а воздух тяжелым. Зато дома всё так, словно я и не уезжал. — Всего надо понемногу. Погрелся там — вернулся в холодрыгу к вам.       Дед смеется, выпрямляясь, и оглядывает меня с головы до ног. И не надо ничего говорить — понятное дело, ему горько видеть внука в этой долбаной коляске. Сделаю, как Бека сказал — когда поправлюсь, оболью эту хрень бензином и с ритуальными танцами сожгу.       После приземления в Питере, мы трое разъехались в разные стороны: я — домой, Седовласка — к себе на квартиру, Бек — в гостиницу. Звал друга остаться у нас с дедом, но он почему-то отказался. Виктор, услышав это, молчал и улыбался, но готов поспорить, рад был бы в тот момент оторвать Беку что-нибудь необходимое.       Как ни странно, единственное, что я действительно понимаю четко — мы все запутались, заблудились в самих себе. А кто и как выведет нас из этих дебрей — черт его знает…