Еternity

Время неисчислимо для тех, кто его не считает. Так было всегда, так и будет впредь. Люди умирают, империи рушатся, традиции предаются забвению, а что же до Богов, то они просто уходят. В мире, который не стоит на месте, нужно двигаться вперед, иначе тебя унесет течением и прибьет на ближайшей скале, в назидание тем, кто этого не делает. Поклонение сменяется уважением, а былая власть рассыпается песком унесенных времен. Папа сменяет соломенную шляпу и ломкую палку, на что-то более удобное. Заводит собаку и выгуливает ее рано утром по безлюдным улицам и паркам, пока город досыпает свой пьяный сон. Он открывает лавку пряностей и специй, на перекрестке двух улиц, где до сих пор царит дух тех времен, когда ему поклонялись. Впрочем, он по прежнему не принимает денег за свои услуги, лишь обменивает на то, что когда-то приносили ему в жертву. Мелочи: зерно, кофе, ром, табак и сигареты, маленькие игрушки, кокосовые орехи, сироп, коньяк, колу, орешки, сладости, мороженое, шоколад, леденцы, торты и пирожные. Он же появляется на пороге с живым петухом. Белоснежным и чистым как парное молоко. Он смеется, опуская полы цилиндра и его черные глаза горят. Легба принимает петуха и тот покорно садиться на жердочку, где когда-то стоял муляж мертвой птицы. Папа предлагает гостю сигары и ром, пока тот ставит свою трость с разинутой пастью черепа в угол. Ла Круа появляется в канун Дня Мертвых, улыбается-щерится белозубым ртом, поигрывает темными пальцами и смотрит призывно. Папа поджигает благовония в висячем котелке и у Самди трепещут ноздри, раздутые от знакомого запаха. Маман должно быть тоже неподалеку, или же он оставил ее, чтобы вернуться, как делал это всегда. Легбе становится чуть тяжелее дышать, но он не подает и вида. От Криминеля веет тягучим, сладким духом разврата и похоти. Папа садится напротив него, нервно стучит сухими пальцами по крышке чемоданчика с пряностями и ждет, пока тот, у кого много имен, покажет свое сегодняшнее лицо. - Что привело тебя ко мне, Симитьер? - Только ты, мон шер, это всегда лишь ты. Пол под ними дрожит, под ним воспоминания пляшут ногами Легбы, под поволокой вечности, где в воздухе витает дым сигар, а губы Симитьера пленят и отдают сладким ромом. Где земля сотрясается под стуком его костяной трости и мертвецы восстают из могил, а Барон смеется, смеется и танцует с ним, целует его, пьянит и барабаны заглушают сердечный стук. Барон Самди наклоняется, проводит теплой рукой по бледной, впалой щеке. Папа не смеет отклониться.