Еternity

Легба вдыхает холодный воздух. Он морозит кончики пальцев и кусает за нос мелкими острыми зубами. Папа лениво отмахивается от него, выпуская струйку дыма. Зима нынче выдалась удивительно холодная, а потому господину всех дорог перепадало много работенки. Со всех сторон доносились до него стенания и прошения. "Papa Legba ouvre baye poumwen, Agoeh!". Он усмехается. Все просили о спасении урожая, который гибнет, о долгожданном тепле, о милости богов. Легба открывал им дороги, но они никуда не приводили, а лишь водили жаждущих кругами. Никто из богов не отвечал за холод, он приходил сам, когда ему вздумается и уходил так же сам только тогда, когда ему захочется. И лишь Барону были на руку скитания холода. Люди искали тепло друг в друге, все чаще предаваясь плотским утехам, и восхваляли Симитьера и его жену. Глаза его всегда горели самым жарким пламенем и ни один смертный не мог устоять перед соблазном поддаться примитивнейшему из желаний. Барона согревал ром, жгучий как преисподняя и раскуренный табак. Его тело всегда было жарким от диких плясок и если коснуться его смуглой кожи, можно обжечь пальцы. Когда приходил холод, Легба тоже искал тепла у Симитьера. Весь мир замирал и даже холод отступал ненадолго, стоило им придаться любимейшему из занятий Барона. Жар окутывал даже смертных. Гремели барабаны, кровь кипела, оседая алмазной крошкой пота на распаленных телах, и выступала каплями на искусанных губах. Жар их тел осыпался на промерзлую землю капелью. И начиналась весна.