Трудная задача

             С лёгким сердцем вышла я из чужого дома, забрала свои вещи и пошла по дороге в город. Снова в путь, Эйлина, как восемь лет назад. Ах да, чуть не забыла. Щёлкнула я пальцами, дом Микелая сложился, как игрушечный. Недаром я прошлой ночью по кустам шарилась, крапивой жгучей царапалась. Замкнула я там артефакт уменьшающий, но он медленно срабатывал, почти через день. Зато эффектно получилось, соседка любопытная из дома выскочила, так чуть в обморок не свалилась. Чужие вещи мне без надобности, перины да ложки тёткины остались валяться в пыли на земле. Я их брезгливо по дуге обошла. Домик сложила в шкатулку и бережно спрятала в рюкзак. Все же память.       Мягко мне светила луна, легкий ветерок заставлял качаться ветки деревьев, а я навсегда уходила из чужой деревни. Чтобы не вводить себя в искушение, не оглядываться, вдруг бегут за мной в слезах и в раскаянии, я смухлевала маленько. Понимала умом, что никто и с места не сдвинется, а сердечко всё одно надеялось, вдруг Лекс закричит-забьется, побежит за мной, на коленях поползет, рыдая, умоляя, чтобы к нему вернулась. Ага, спешит и падает. Чтобы ещё гаже на душе не стало, чтобы к тишине не прислушиваться, сняла с шеи неприметный кругляшок с цепочкой. Малый амулет переноса мне когда-то начальник подарил, а потом забыл забрать. Это после пещеры было, побоялся он, что меня снова где-нибудь завалит, а он не сможет меня найти. Так что я амулет каблуком раздавила и оказалась на ближайшей железнодорожной станции. Мне повезло, я вышла как из телепорта, никто и внимания не обратил. А я заселилась в гостиницу, решила с утра в храм наведаться, а потом изучить расписание поездов и решить куда ехать. Весь мир лежал передо мной, но мне ничего не было нужно.       Утром легче не стало. Наоборот, вся тяжесть мира навалилась на мои плечи. Вчерашнее выступление показалось жалким и неуместно патетическим. Ничего я не добилась, себя дурой выставила. Тётка прекрасно знала, кто деньги в дом приносит. Вот и не захотела такой тугой кошелек упускать. Если бы я замуж вышла, деньги бы себе в дом таскала, это же понятно. Тщеславную дурочку Каниру к Лексу подтолкнуть легче лёгкого было, сестрёнка с детства привыкла, что ей всё лучшее доставалось. Так и тут - захотела мужа, сразу получила. Как куклу новую отобрала. Дура я, дура, нужно было жениха на привороты проверить, еду, питье протестировать. Хотя на истинно любящего человека магия не действует. Значит - не любил меня Лекс по-настоящему. А раз не любил - пускай катится. Зря я на посмешище себя выставила, зря. Да ещё единственного родного человека оттолкнула, старшего брата. Струсила, что придётся когда-нибудь от него выслушивать, как счастлива Канира с мужем. Вот и отсекла всех скопом. Чтобы ни одной лазейки себе на возвращение не оставить. Ни единой. Гадко на душе, больно, аж не вздохнуть.       Никуда не пошла, весь день в номере просидела, пялилась в окошко и ревела тихонько. Обедать не выходила, сунула лишнюю монетку уборщице, она мне сама поднос принесла. Так три дня прошло. Окошко моё выходило аккурат на площадь перед вокзалом, справа храм Богини краешком виднелся, слева башенка Бога-отшельника серебром отливала, как всегда.       Каждый день я видела усталую молодую женщину, ровно в час дня бежала она через площадь к храму Богини, на лице у неё смешивалось выражение отчаянья и надежды, а спустя полчаса она брела обратно, опустив плечи. Каждый день всё меньше надежды было в ней, все больше тоски. Её горе нашло отклик в моём сердце. Ей было явно хуже чем мне, но мне казалось, что я её понимаю. Мне вдруг захотелось, чтобы искорка надежды на чудо в её душе не погасла. В конце концов, если я не могу помочь себе, это не значит, что я не могу помочь кому-то другому. На четвертый день своего пребывания в безымянном городишке я встала утром рано, тщательно умылась, расчесалась, выгладила свое приличное дорожное платье, рюкзак перетряхнула, компактно сложила пожитки, перехватила, как сумочку и спустилась вниз. Расплатилась за комнату, попросила до вечера её не сдавать, вдруг вернусь. Позавтракать я решила в привокзальной таверне, отличное место, чтобы выслушать местные новости и сплетни.       А новости оказались удивительными. Год назад Богиня явила свой лик одновременно пяти настоятельницам её храмов в случайно выбранных городах и высказала свою волю. Она объявила беспрецедентную акцию "Подари детям жизнь". Любой желающий мог добровольно явиться в храм и отдать свою жизнь в обмен на жизнь неизлечимо больного ребенка до восемнадцати лет. Взамен давалась немедленная смерть, но при этом полное отпущение грехов и совершенная чистка кармы. Самопожертвование чужому ребенку искупало все. Близкие родственники детей к акции не допускались. Жертва могла быть адресной, лишь бы донор и реципиент в родстве не состояли. Главное условие - добрая воля донора. Сначала отдельные личности пытались мухлевать, силой заставляя идти в храм какого-нибудь бедолагу и отдавать себя в жертву, под угрозой убийства близких, чтобы вылечить больного ребенка из обеспеченной семьи, но Богиня карала жестоко. Заказчика шантажа и исполнителей моментально поражала падучая болезнь с параличом впоследствии. Хватило двух случаев, чтобы все все поняли. Установился даже ритуал: родители или опекуны размещали фотографии детей, ниже клали бумажку с написанными именами и контактными данными, перед каждой фотографией ставили свечу. Желающие очиститься от грехов проходили перед фотографиями, брали свечу и бумажку. Многие навещали выбранных детей, чтобы познакомиться, а потом шли в храм и отдавались на милость Богине. Тут нашлась маленькая лазейка для состоятельных людей. Давать деньги добровольно не возбранялось, а донор мог оставить деньги своим близким. Треугольник в кружке, нарисованный от руки на бумажке с контактами означал, что родители ребенка готовы заплатить за его исцеление. Но таких было не очень много, хотя выбирали такие бумажки охотнее. Богиня свое слово держала крепко: дети исцелялись, как по волшебству, а грешники пропадали навсегда. От них остались лишь имена на белой плите возле Первого храма Богини. Имена пополнялись сами по себе, плита росла, возле нее буйно цвели розы, любимые цветы Богини.       Надо же, уже год длятся такие страсти, а я ничего не знала. Ну да, меня это никак не касалось, я сражалась с нечистью на границе и млела в объятьях жениха. Чтобы снова не разреветься, решила пройтись до храма. Последний раз я туда заходила с Лексом, когда мы выбирали подходящий день для свадьбы. Нам его долго рассчитывали, исходя из наших данных. М-да, выбрали хороший день, ничего не скажешь. Ах, если бы я настояла на лечении Лекса в клинике, не повезла бы его домой, не уехала бы по вызову во дворец, если бы только... Я решительно вытерла глаза платком. Тогда было бы хуже. Он бы бросил меня позже, только и всего. Не мой человек оказался, чужой. Вру, вру! Мой, до кончиков пальцев чувствую, что мой. Дыра в сердце была такой огромной, что я никак не могла понять, как я ещё хожу, дышу. Как, почему, зачем? Я же внутри как пустыня. Что я в жизни видела? Ни друзей не завела, ни подруг. Даже поплакаться в жилетку некому. Никому в целом свете до меня дела нет, ни одной живой душе. Одна, совершенно одна во всем мире. Я всегда боролась. Шла пешком в город - боролась, училась и работала - боролась, в лесу одна летом мыкалась - боролась, попала на заставу - боролась, с монстрами - боролась, с безденежьем - боролась, с самой смертью за брата - боролась и выиграла. Может, это всё было зря? Осталась я опять одна-одинешенька, меня родные предали, любимый бросил, всего накопленного добра - рюкзак за плечами. Дома нет, семьи нет, любви нет. Деньги пока есть, если лицензию получу, то и дальше будут, но зачем? Мне двадцать пять лет, а я так устала.       Сначала направо повернула, зашла в строгую серебряную башенку, кинула монетку в бездонный колодец, как обычно, поклонилась белой мраморной фигуре Бога-отшельника, потрогала его лампу, несущую знания, но в этот раз облегчения не почувствовала. Решила зайти в храм Богини, туда та печальная женщина бегала, мне стало любопытно.       Почти ничего не видела, слёзы застилали глаза, в ушах шумело, так что добралась я до входа, нырнула в прохладу большого зала и присела за колонной. Тихо журчала вода из многочисленных фонтанчиков, негромко пел невидимый хор, вполголоса переговаривались люди. Я постепенно успокоилась и стала понемногу прислушиваться к разговорам. Оказалось, что сегодня выходной - праздник в честь рождения долгожданного наследника престола. Ой, и это пропустила. Король наш, да славится имя его, ещё же недавно вдовцом ходил, и когда только успел жениться и обзавестись очередным потомством, ума не приложу. Наконец-то мальчик, прости Богиня, а не двенадцатая принцесса. Ну да неважно. Главное - служба сегодня во всех храмах, и уже вот-вот начнется. Что же, глупо уходить. Большой зал быстро заполнялся людьми, неожиданно я заметила знакомую мне женщину, сегодня она вкатила в зал инвалидную коляску на больших колесиках. В коляске сидел худенький мальчик, его ноги были укрыты пледом, в руках малыш держал тряпочную игрушку. У меня упало сердце. Вот почему она бегает в храм. Наверняка его фото есть на специальной дощечке. И бумажка с именем. Бедная женщина, у нее болен ребенок. Это всё объясняет. Женщина беспокойно оглянулась, все сидячие места были уже заняты. Она потопталась и повезла коляску в угол, решив удобно пристроить хотя бы малыша. Около меня недавно плюхнулись две кумушки, бесцеремонно плюхнув здоровую корзину на мой рюкзак. Вещи занимали целое место, но они так зыркали на всех, что никто не решился сдвинуть пожитки. Я моментально замахала руками, привлекая внимание женщины: — Сюда, сюда, а я место заняла, жду...       Она удивленно встрепенулась, но заметив свободное сидение, резво развернулась в мою сторону. Я ее дождалась, сунула соседке ее корзину, сама ловко скользнула на соседнее место, а женщине похлопала по удобному угловому стулу: — Садитесь. Здесь вам будет удобно.       Она коротко кивнула, потому что уже началась речь настоятельницы. Красивая была служба, хор пел особенно воодушевленно, речи поражали мудростью и глубиной. Время пролетело совершенно незаметно. Когда все стали расходиться, женщина повернулась ко мне и улыбнулась: — Позвольте вас поблагодарить. Если бы мне пришлось простоять всё это время, я бы сильно устала, а так мы с сыном еще прогуляемся по центру города. Там сегодня ярмарка. Спасибо вам, добрая госпожа.       Мальчик мне смущённо улыбнулся, я улыбнулась в ответ. Такой славный мальчуган, как жаль, что болен. Они пошли к выходу, а я решила еще немного посидеть в тишине. Пусть толпа рассосется, не хочу толкаться. Да и спешить мне некуда. Соседка с корзиной тоже осталась на месте. Глядя вслед моей знакомой, она жалостливо вздохнула: — Жалко Марту, верно? Такая семья была дружная, крепко друг за друга держались. Всех в одночасье потеряла. Пожар случился, только она и спаслась. Успела сына вытащить, хоть он дымом надышался и ноги ему перебило. А муж с родителями так и сгорели. Живут теперь во времянке на пепелище, да мальчишке хуже становится. Все деньги она на лекарей истратила, а все одно, пацан - не жилец. Когда его потеряет, сломается. Как одна будет, непонятно. Как бы руки на себя не наложила.       Баба поднялась, кряхтя. Я её окликнула и выспросила, где дом этой Марты. Оказалось, что недалеко. Три квартала я прошла быстро. Не соврала соседка, участок большой, от старого дома и остова не осталось, а в углу притулилась времянка, пара комнат, максимум. Хотя бы забор хороший остался. Жаль дом, а ведь и зима придет, мальчишке больному нельзя в холоде. Тут я поняла, что знаю решение. Эти двое нужны друг другу. У них есть место для дома, их двое, и им куда хуже чем мне. Марта - портниха, ей нужно место для мастерской, мальчику нужна теплая комната, а самое главное - здоровье. И я могу помочь!       Я развернулась и пошла обратно в храм. К настоятельнице меня пропустили сразу же. Мы разговаривали около часа. Большую часть времени заняли инструкции, как правильно развернуть дом из моей шкатулки. Я написала завещание и отписала все свои небольшие деньги мальчику Пэри Эдикатус, тринадцати лет от роду. Он их получит немедленно, сможет поступить в хорошее учебное заведение. На имя Марты Эдикатус я написала дарственную на дом, а также шубу, золотые серьги и кольцо. Больше у меня ничего не было. Попросив разрешения у настоятельницы, переоделась в форму стражей Границы со всеми боевыми наградами, на которую имела полное право, но редко носила, поправила брюки, затянула ремень, вычистила сапоги, лихо заломила берет, закинула на спину похудевший рюкзак и пошла в Малый зал, отдаваться на милость Богине. Я верно всё решила. Пусть моя следующая жизнь будет счастливее, мой уход подарит радость двум хорошим людям. Они очень нуждаются в чуде. Я им его дарю. Мне это чудо нужно едва ли не больше, чем им.