Лиса и ястреб

Мерлин, как и всегда, смотрел сквозь очки, небрежно придерживая планшет подмышкой. Сложно было поверить, что этот джентльмен с шотландским акцентом, носящий армейские свитера и влегкую справляющийся с любой техникой, носил кодовое имя Мерлин. Когда он впервые представился, Эггзи практически услышал, как все остальные кандидаты поперхнулись, постаравшись сделать это максимально беззвучно. Мерлин тогда тонко, воистину по-слизерински, улыбнулся. — Как видите, бороды у меня нет, — сказал он, небрежно взмахнув планшетом. С волосами на голове у него вообще как-то не задалось. — И кальсоны я не ношу, если хотите знать. Как Эггзи в тот момент удержался от звучного «блядь», он и сам не знал. А Мерлин явно наслаждался произведенным эффектом. — Привыкайте материться по-маггловски, — посоветовал он, и после этого любое упоминание имени Мерлина всуе попало под жесточайшее табу. Хотя Эггзи вскоре понял, что дело было не в кодовом имени их ментора. Агент Кингсмэн, как настоящий шпион, должен будет работать преимущественно в маггловском мире, и тогда лучше поминать блядей, а не загадочного мифического персонажа. Мерлин этого не сказал, но сложно было не дойти до этого своим умом, когда тебя натаскивают одновременно на самые сложные заклятья и умение пробежать тяжелейший кросс в полной экипировке сценазовца с бронежилетом и винтовкой. Кингсмэн вообще был странным местом, рвущим Эггзи все шаблоны. Магия соседствовала тут с самыми передовыми технологиями, аристократический лоск влегкую уживался с какой-то завораживающей простотой. Шпионское агентство, в котором под кодовыми именами артурианских рыцарей работали волшебники из аристократических, но далеко не чистокровных семей. Сочетание самых изощренных заклинаний с приемами, не имеющими к магии никакого отношения. Лысый Мерлин в стильных очках и с электронным планшетом был не самым чудным элементом этой удивительной страны чудес. Но самым впечатляющим. Под его слегка насмешливым взглядом Эггзи всегда было как-то странно. Нет-нет, да и мелькала шальная мысль, что Мерлин — это вовсе не кодовое имя, и что за модными очками и шотландским акцентом скрывается тот, кто уже много веков считался самым великим волшебником всех времен и народов. И перед ним нельзя было облажаться. — Как я уже говорил, вызвать телесного Патронуса — чертовски непросто, — Мерлин осмотрел кандидатов одного за другим. — И это ключевой тест. Не потому, что агенту Кингсмэн так важно уметь надрать дементору задницу, сейчас этих дементоров, к счастью, трудно найти. Если вы вызовите телесного Патронуса, вы докажете, что отличаетесь большой магической силой и хорошим умением концентрироваться. Все просто. Эггзи был не согласен насчет простоты, но промолчал. Зато Чарли поднял руку. — Да? — Мерлин коротко кивнул. — Дементоров и правда сложно найти? — спросил Чарли. По нему было видно, как он отчаянно хорохорится, стараясь выглядеть самоуверенно и расслабленно. Однако его затаенный страх считывался по мелким, дерганым движениям, напряженным плечам и натянутой улыбке. — Да, Чарли, — Мерлин улыбался в своей загадочной слизеринской манере, — настоящего дементора я пока не притащил, хотя устроить тест в самых жестких условиях — не проблема. Но, надеюсь, до этого не дойдет. Пожалуйста, приступайте. Рокси, задашь нам нужный тон? Рокси коротко кивнула, расправила и так прямые плечи, легким жестом вскинула палочку. — Экспекто Патронум! Это было величайшей загадкой — как маленькая Рокси с такой простотой вызывала столь огромного, слепяще яркого Патронуса-дракона. Наверное, так же, как и делала все остальное — от тяжелейших физических упражнений до бесконечных тестов на интеллект и специфические знания. Рокси была очень крутой, и Эггзи, вздохнув, прикрыл глаза и тоже поднял палочку. Круче того уверенного щита у него так ничего и не выходило, и поэтому сейчас Эггзи нервничал. Охуеть как нервничал. Если у него не выйдет воплотить этого блядского Патронуса в форму какого-нибудь животного, Эггзи вылетит из Кингсмэн. Вылетит, несмотря на все его достижения, на всю его упорную работу, на его прыжки выше головы. Сосредоточиться и успокоиться. Расправить плечи. Вздохнуть поглубже. Подумать о хорошем. О всем сразу. О маленькой Дейзи и о Джей Би, который обязательно понравится сестренке. О всех победах за всю жизнь. Об урванных у рутины моментах счастья, которых было так мало, и которые были отравлены печалью и потерями, но все же они были. Экспекто Патронум! Эггзи распахнул глаза. Его запястье крепко, но тепло сжимали чужие пальцы, и никакого заклинания не случилось. Эггзи так сильно отвлекся на необходимое состояние счастья, что не заметил, как к нему подкрался Чарли. Который теперь стоял перед ним, так близко и так горячо, что Эггзи чуть не захлебнулся воздухом и даже не смог дернуться назад, или попытаться вывернуться из хватки, или сказать что-нибудь. Потому что Чарли смотрел на него с рьяной решимостью, от которой захватило дух. Эггзи успел забыть, какие у Чарли чисто-голубые глаза. — Нахуй, — вдруг жестко бросил Чарли. И поцеловал Эггзи. Губы у Чарли были ровно такими, какими их помнил Эггзи. Наглыми, но мягкими, а еще горячими и на вкус как проклятый анис. Эггзи ненавидел — ненавидел! — все это, но блядь, как же ему этого не хватало. Чарли целовался все так же умопомрачительно, до дрожи в коленях. И все так же добирался до каких-то неизвестных Эггзи глубин одним своим близким присутствием — знакомый до мельчайших деталей, вроде завитков волос на затылке, раздражающий до дрожи своей манерой перехватывать инициативу в поцелуе и кусать Эггзи за язык, а еще упоительный. Просто упоительный. Эггзи закрыл глаза. Они с Чарли невзлюбили друг друга с первого взгляда — вместе ехали в лодке по Черному озеру во время первой поездки в Хогвартс. Умудрились поругаться из-за ерунды и чуть не перевернули лодку — вместе с Руфусом, который и спас их от незавидной судьбы попасться к гигантскому кальмару в первый день волшебной школы. С тех пор Чарли обожал доставать Эггзи самыми разными способами, хотя это было совершенно тупо. Потому что Чарли не мог похвастаться чистокровностью — его мать тоже была магглом, пусть и аристократического происхождения. Эггзи не был хуже, глупее, страшнее, учился совсем не плохо, его мама тогда еще не жалела денег на предметы для школы. А Слизерин переживал не лучшие времена и был в опале — все почему-то считали факультет змей местом, из которого выходят сплошь Пожиратели Смерти, хотя на курсе Эггзи не было ни единого родственника участников последней магической войны. И, как говорила Рокси, слизеринцам нужно было не ссориться друг с другом, а держаться вместе, чтобы выжить в этом вечном подозрении, неприязни и даже ненависти со стороны остальных факультетов. Но Чарли все это не останавливало. Он подначивал, оскорблял, провоцировал Эггзи на драки, и, признаться честно, Эггзи отвечал взаимностью — он терпеть не мог этого большеносого придурка, который возомнил себя лучшим нисхуя, да еще и выбрал хрен знает почему в качестве объекта особого презрения именно Эггзи. Впервые по-настоящему подрались они под Рождество на первом курсе и оба еще три месяца отбывали наказание за чудовищно нелепую магическую дуэль у Большого зала, которая сама собой перетекла в махание кулаками, потому что первокурсники ничего страшнее Левиосы не знали. Впервые поцеловались они на пятом курсе — тоже под Рождество. И снова у Большого зала. И снова все началось с драки. А закончилось под ебучей омелой. Это был первый поцелуй в жизни Эггзи — после которого он зарядил Чарли кулаком в челюсть, а потом поцеловал еще раз, и на вкус Чарли был как кровь, ненависть и тыквенный сок. И, черт возьми, это был самый классный на свете вкус. Рокси потом утверждала, что чуть ли не половина Хогвартс ждала этого момента. Безумие какое-то. Нет, Чарли и Эггзи не перестали ругаться, ссориться, лезть в драку, оскорблять друг друга самым изощренным образом, придумывать нелепые, но действенные и в чем-то хитрые подставы. Только все это стало перетекать в безумные поцелуи, от которых у Эггзи кружилась голова и подгибались колени. Лучший год в жизни Эггзи. А потом была та самая блядская Амортенция, и пахла она тальком, кондиционером для белья, дождем и сраным анисом. Это Чарли был на вкус и запах как анис, потому что вечно таскал с собой дурацкие леденцы, которые можно было горстями выгребать из-под его подушки. На том занятии продвинутого зельеварения они с Чарли посмотрели друг на друга поверх котлов и все поняли. Чарли не сказал этого прямо, но его зелье тоже пахло чем-то, связанным с Эггзи. И это была катастрофа. Чарли тогда было уже семнадцать, и он постепенно превращался из нескладного носатого подростка в статного красавца с дурацким характером, и Эггзи было хорошо с ним, несмотря на все их ссоры. Они яростно обжимались в каждом темном углу, какой только могли найти, а в Хогвартсе таких углов было полно. Чарли целовался как бог и забавно шутил, смешно изгибал брови, когда кривлялся, всегда разрешал отправлять письма с его совой и делился посылками с вкусностями из дома, а еще болел за Эггзи на каждом квиддичном матче так, словно от этого зависела его жизнь. Эггзи действительно было хорошо с этим идиотом. Только вот любовь… Любовь точно была лишней. Потому что Чарли с первого курса рассказывал всем, кто готов был слушать, какое блистательное будущее его ждет, и каких высот в какой-то там заковыристой карьере в Министерстве Магии он собирается добиться, и как он будет работать не покладая рук ради своего неминуемого величия. А у Эггзи были свои планы — аврорат и вытащить маму из Ист-Энда в магический мир. А еще Эггзи прекрасно знал,что семья Чарли будет не в восторге, если он приведет домой такого, как Эггзи. А Чарли понимал, что мама Эггзи не обрадуется аристократическому надменному магу на пороге маленькой квартирки на Александра Роад. И они разошлись. Поговорили, как нормальные люди, и разошлись — хотя это заняло чудовищно много времени, до самых каникул между шестым и седьмым курсами. Кажется, тогда уже весь Хогвартс наблюдал за тем, как они в очередной раз окончательно ссорятся, чтобы потом снова судорожно сжимать друг друга в ближайшем закоулке огромного замка. Это было больно, безумно, яростно и страстно, совершенно ужасно, но завораживающе правильно. То есть, совершенно неправильно, если так посмотреть, но Эггзи и Чарли было плевать. Зато следующий год для Эггзи превратился в пытку. Он сосредоточился на подготовке к Т.Р.И.Т.О.Н.ам, и это было настоящим адом. Не только попытки подтянуть знания и умения для того, чтобы получить нужные аврорату отметки. Но и то, что Чарли все еще был там, в поле зрения, рядом. Каждое утро Эггзи просыпался и видел этого ублюдка на противоположной кровати. Иногда по ночам Эггзи слышал долгий сладкий вздох Чарли после бесшумной быстрой дрочки под одеялом. Вечерами они сталкивались в ванной Слизерина и случайно задевали друг друга локтями, и это было невыносимо. Так же невыносимо, как видеть Чарли флиртующим с Матильдой Бэддок во время обеда. Или приобнимающим младшую Кристалл за талию на перемене. Или наблюдать за тем, как Чарли преображается, раздается в плечах, залихватски укладывает свои кудри в модную прическу, задумчиво покусывает кончик пера, пока пишет эссе у камина в гостиной Слизерина. Эггзи так ненавидел это. Все это. Свою беспомощность, грядущие экзамены, необходимость учить просто чудовищное количество всего, свое изголодавшееся по чужому теплу тело, и особенно сильно — ебаного Чарли, который, казалось, совсем не переживал их с Эггзи разрыв. Продолжал жить, готовился к экзаменам, встречался с девчонками, водил их в Хогсмид, дурачился с Руфусом, рассказывал очередные забавные истории по вечерам в спальне мальчиков Слизерина. И лишь иногда снисходил до Эггзи — ради очередной подъебки или ссоры, которые так напоминали их первые курсы. Сплошь ненависть, не находящая выхода — ненависть уставшая, злая, но знакомая до дрожи. И Эггзи ведь отвечал. Клял себя за это, но все равно отвечал, не желая признавать того, как страстно это делает и как яростно хочет, чтобы ссора переросла в драку. Но они держались — стоически держались! — до самых экзаменов, и Эггзи так и не знал, как у них вышло вытерпеть целый учебный год. Как же Эггзи тогда ненавидел Чарли, кто бы знал. Зато после ужасно сложного экзамена по Трансфигурации они снова поссорились, и это было феерично. Началось все с какой-то дебильной мелочи, а дошло до взаимных оскорблений семей и планов на жизнь друг друга, бьющих по самому больному. И закончилось такой желанной дракой, совершенно маггловской, грязной, физической дракой без капли магии, во время которой они нехило друг друга отмутузили. А потом трахнулись. Это был первый настоящий секс Эггзи, и это было ужасно нелепо, сумбурно, больно, слишком быстро, заполошно, по-идиотски глупо. А еще ужасно горячо, страстно и классно. До умопомрачения нужно. От долгих сдавленных стонов Чарли до его соленых на вкус поцелуев. «Мы больше никогда не встретимся», — думал Эггзи, когда они в последний раз уезжали из Хогвартса. Эггзи еще успел увидеть Чарли на платформе 9 и ¾ на Кинг-Кросс. Они поймали взгляды друг друга поверх разношерстной толпы, а потом Чарли отвернулся к своей Кристалл, а Эггзи пошел прочь, левитируя за собой чемодан. Дома его ждали заплаканная мама и пригласительное письмо из аврората. Чем дальше шла жизнь Эггзи, тем сильнее становилась его уверенность, что с Чарли они больше не увидятся. Сначала Эггзи проебал аврорат, а потом и свой шанс стать нормальным членом магического общества. Чарли остался где-то там — наверняка стоящий свою блистательную карьеру одаренный волшебник, модник, любитель ярких мантий и анисовых леденцов. И Эггзи ненавидел, ненавидел, ненавидел все это так сильно, что даже смирился со своим вылетом из волшебного мира. Кингсмэн все решил иначе. И великолепный волшебник в маггловском костюме Гарри Харт перевернул жизнь Эггзи с ног на голову. Когда Эггзи впервые зашел в казарму и увидел сплошь знакомые лица (кроме Натаниэля и Пирса), ему дурно стало. Ладно, ему стало дурно в первую очередь потому, что в самом центре этой компании стоял Чарли ебаный Хескет. Маггловские шмотки сидели на нем просто как влитые. И он действительно стал красавцем — как Эггзи и думал. Подкачался, возмужал, и даже его в детстве ужасно нелепый огромный нос стал, как и он сам, длинным и статным. И по Чарли было видно, что все это время после выпуска из Хогвартса он даром не терял и действительно работал над собой, как и собирался. Разве что не женился на хорошей девушке из какой-нибудь магической семьи, это Чарли любил повторять во время вечерних посиделок рекрутов Кингсмэн у телевизора. Проклятье. Как же Эггзи все это ненавидел. И с какой же яростью он держался. Боролся. Вкалывал как проклятый. Воевал за это сраное место в Кингсмэн, старательно игнорируя Чарли — который стал намного спокойнее и сдержаннее со времен Хогвартса, но все равно не мог удержаться от того, чтобы подколоть Эггзи. Эггзи тоже вырос и научился не реагировать на это — понимал, что реагировать нельзя. И вот теперь Чарли стоял перед ним, близкий и такой прекрасно, знакомо горячий, и целовал его именно так, как целовал всегда. И все остальное ушло на задний план — Эггзи вообще забыл про то, что находится в зале тренировок заклинаний в особняке безумной секретной организации Кингсмэн, и что вокруг них с Чарли не какой-то закоулок бесконечных коридоров Хогвартса, и что тут есть и Мерлин, и Рокси, Руфус, Дигби, Хьюго, Пирс… И что вообще-то они должны вызвать проклятых телесных Патронусов, и от этого зависит их дальнейшая судьба. Эггзи думал, что так бывает только в дебильных романтических книжках, но он действительно забыл про все на свете, кроме вот этого поцелуя, этих сильных пальцев Чарли на своих плечах, этого полузабытого вкуса аниса (и как только?), этого… Этого. Чарли отстранился первым, придерживая Эггзи за лацканы форменного комбинезона Кингсмэн. Губы Чарли раскраснелись, и сам он дышал чаще обычного и смотрел таким шальным взглядом, что Эггзи захотелось поцеловать его снова. А потом ударить. А потом опять поцеловать. — И почему ты — лучшее, что было в моей чертовой жизни? — как-то обреченно спросил Чарли, отстранился и вскинул волшебную палочку. «И правда», — горько подумал Эггзи и тоже поднял палочку. — Экспекто Патронум! — в унисон воскликнули они, словно торопились поймать это ускользающее, но прекрасное, яркое, живое и самое чудесное на свете чувство, разлившееся в груди. Никакого льющегося с кончика волшебной палочки серебряного дыма. Никаких щитов, раскрывающихся огромными трепещущими цветками. Это была яркая, но совсем не слепящая вспышка, которая словно наконец-то вырвалась из долгого заточения на свободу. И заскакала по воздуху, облачившись в легкий, стремительный силуэт. Эггзи смотрел на игриво взмахивающую густым хвостом серебряную лисицу и вспоминал ту, что привела его в Кингсмэн. Обычного вредителя, как сказал тогда Джамаль. Городского вредителя, разоряющего помойки и бросившегося под колеса угнанной Эггзи тачки, спровоцировав дурацкую аварию. Лисица, которая изменила его жизнь. Она — Эггзи ни секунды не сомневался в том, что именно она — снова взмахнула сияющим хвостом и скользнула к Эггзи, глядя яркими серебром глазами. Эггзи, очарованный, протянул руку, и лиса подставила лоб под пальцы. Невесомое прикосновение тепла — Эггзи словно гладил собственное сердце, смотрящее на него глазами нематериального зверя, и от этого сердце пело, звенело сладко и правильно, так хорошо, так спокойно. — Красавица, — прошептал завороженный Эггзи, даже не смея верить в то, что защитник его души воплотился в такую чудесную форму. Лисица вскинула уши, словно услышала Эггзи, а потом вдруг припала на передние лапы и широко взмахнула хвостом, глядя куда-то вверх. Под потолком зала заклинаний медленно и степенно делал круг сверкающий серебром ястреб. Его острые крылья беззвучно разрезали воздух, оставляя еле заметный след из мелких искр, которые медленно гасли, словно предрассветные звезды. Эггзи не мог оторвать глаз от птицы — ястреб сделал еще один круг, поменьше, а потом вдруг спикировал вниз и сел на протянутую руку Чарли, чуть не задев кончиком крыла лоб Эггзи. Полупрозрачные когтистые пальцы обхватили предплечье Чарли почти ласково, чарующе медленно. Идеальное воплощение. Чарли, будто не дыша, рассматривал ястреба, и свет Патронуса отражался в его глазах двумя яркими огнями. А потом Чарли повернулся к Эггзи, и они пересеклись взглядами так, что стало больно. Ястреб снова расправил бледнеющие с каждым мгновением крылья, немо распахнув загнутый клюв, а лисица подпрыгнула и стремительно пробежала вокруг Эггзи и Чарли, прямо на глазах рассыпаясь в мелкую сияющую пыль. Патронусы растаяли в воздухе, оставив после себя ощущение тепла, свернувшееся клубком в солнечном сплетении, и какое-то всеобъемлющее чувство умиротворения, защищенности, абсолютной свободы дышать, быть, смотреть в будущее. Эггзи и не знал, что на душе может быть так легко и спокойно. Так правильно. — Что ж, это было… эффектно, — разрушил замершее очарование момента голос Мерлина — в этом он был мастер, конечно. Эггзи вздрогнул и отвернулся от Чарли, неожиданно вспомнив о том, где они находятся, и что вокруг столько людей. Мерлин смотрел без издевки, покачивая в пальцах карандаш, словно раздумывал о чем-то. Рокси сложила руки на груди, и Эггзи даже не нужно было всматриваться, чтобы почувствовать ее самодовольство. Она курса с третьего Хогвартса твердила Эггзи, что они с Чарли идеальная парочка, ужасно расстроилась, когда они разошлись, и кажется, до сих пор думала, что они, два придурка, предназначены друг для друга. Может, она была права? В конце концов, она, при всей ее суровой практичности, была гениальна в прорицаниях. Остальные рекруты застыли каждый в дурацкой позе со вскинутыми палочками — кажется, устроенное Эггзи и Чарли представление отвлекло их от попыток создать собственных Патронусов. Это было даже мило. — Надеюсь, что вам не потребуется повторять все эти эффектные действия всякий раз, когда возникнет нужда в заклинании Патронуса, — после паузы продолжил свою мысль Мерлин и что-то отметил в планшете. — Я засчитываю тест вам обоим, но будьте готовы вызвать Патронуса в любой момент по моему приказу. В отдельности друг от друга. Эггзи кинул, скорее зная, чем чувствуя, что Чарли кивнул тоже. Замечание Мерлина было справедливым. — Да, сэр, — за них двоих согласился Чарли, и Эггзи мог почувствовать тепло его плеча плечом, хотя они не касались друг друга. — Господа, советую вам перестать отвлекаться и вернуться к выполнению задания, — обратился Мерлин к остальным. И когда Руфус, Дигби, Хьюго и Пирс начали по очереди пытаться вызвать Патронуса, Чарли положил свою тяжелую горячую руку Эггзи на плечо. Эггзи совсем не удивился — он даже ждал этого. Того, как Чарли снова встанет напротив, привлечет к себе и поцелует так, словно от этого зависела жизнь их обоих. Если это не сделал бы Чарли, то Эггзи сам бы так поступил. Эггзи позволил себе насладиться этим безумным, восхитительным, невероятным поцелуем семь секунд, а потом мягко оттолкнул Чарли, отступил на шаг, убирая волшебную палочку в карман на груди. Они больше не в Хогвартсе, где самым страшным были финальные экзамены и смутные перспективы будущего. Они больше не однокурсники, повязанные одним факультетом и ненавистью на двоих. Они были в Кингсмэн, и агентом Ланселотом станет только один. И это было посерьезнее Т.Р.И.Т.О.Н.ов, будущей карьеры и даже планов на женитьбу. Эггзи знал, что Чарли тоже это осознавал. Поэтому у него была такая улыбка — такая горькая и такая потерянная. Такая понимающая. Эггзи улыбнулся в ответ, коротко кивнул. Не здесь и не сейчас. Ты, сволочь такая, и правда лучшее, что было в моей жизни, и я совершенно не понимаю, как это получилось, но пора признать и принять это. Может, нам и не суждено… быть вместе, может, мы никогда не сумеем сойтись нормально, и вообще Ме… хуй знает, что ждет нас впереди, но главное ведь совсем не это. И Эггзи больше не было страшно, как тогда, давным-давно, на шестом курсе, когда Амортенция, сваренная под чутким руководством Чарли, расцвела запахом ебучего аниса. И теперь Эггзи был уверен — он сможет вызвать свою прекрасную серебряную лисицу в любой момент. Достаточно было просто. Ну. Представить привкус анисовых леденцов на своих губах. И ничего не бояться.