Спаситель

Верили в любовь, в любовь навеки.

Святослав спал, и Никита совершенно не хотел его будить. Наоборот же, он хотел часами наблюдать эту непорочность в сопении парня и милость редких светлых ресниц, которые сейчас совсем-совсем не моргали. Хотелось рассматривать каждый сантиметр лица голубоглазого, пока есть такая заманчивая возможность. Лёгкая тишина в комнате, прерываемая лишь длинными вдохами и выдохами Степанова, который сейчас и не мог подразумевать, кто сидит рядом и так пристально следит за каждым его действием. Никита со взглядом увлечённого ребёнка сидел и рассматривал каждую клеточку лица светловолосого. Слегка пухлые губы, выгибающиеся изящной полоской, были немного приоткрыты, пропуская воздух, выходящий из лёгких. Нельзя и подумать, что этот парень когда-либо сквернословил! Пушистые светлые волосы, немного выжженные краской — совсем немного, только чёлка — были совсем неопрятны, но ничуть не портили образ такого сейчас очаровательного Свята. Несколько прядей спадали на бледный лоб, ещё и прикрывая правый глаз блондина. Одна рука Святослава была под подушкой, в то время, когда другая лежала на одеяле, совсем рядом с рукой Никиты. Мальчик осмелился через пару мгновений взять руку светловолосого, подумав, что от этого тот не проснётся. Так и получилось. Свят мирно спал, видя цветные сны. Никита так и сидел, любуясь красотой парня, скрепив свою руку с рукой Свята, который изредка хотел перевернуться, но что-то его постоянно останавливало. Киоссе рукой поправил прядь спадающих на глаза волос голубоглазого и слегка этому улыбнулся. Какой дурак, что пытался сбежать от такого счастья. Этой картине можно было только умиляться: Никита как маленький зажимает руку Свята между своих рук, никак не хотя отпускать. Будто бы потеряет его навсегда, если хоть раз отведёт взгляд в сторону. Так всегда и получается, что мы боимся потерять, обещаем себе никогда не предавать, но совершаем самые страшные ошибки, которые только можно — нагло врем, предаем и бросаем. Странно сейчас ощущает себя Никита. Непривычно смотреть на Святослава, глаза которого не сверкают дерзким блеском и губы не расплываются в наглой ухмылке. Ему так хорошо с ним. Вот так вот, просто. Сидеть рядом и просто наслаждаться моментом. Понимать, насколько нужен тебе человек. Вот так вот, как воздух. Достаточно Киоссе насмотрелся дешевых драм о любви, чтобы осознавать, что между ними со Святом не просто дружба. Влюбился. А он и не отрицал. Наоборот же, готов кричать о своей любви и клясться, что постарается всегда быть рядом. Как жаль, что многим плевать на это. Но самое важное для него — чтобы этому голубоглазому задире было не всё равно. Часто бывает, что важно мнение и отношение к себе единственного, определённого человека. И так мы разбиваемся, когда встречаем с его стороны равнодушие и безразличие. Никита так задумался, что совсем не замечал, что Степанов уже проснулся. Уже голубоглазый лежит и рассматривает шатена, хитро прищуривая глаза. Любуется задумчивым мальчиком, крепко сжимающим его худую руку с тонкими пальцами. А Киоссе только смотрел в окно, ещё крепче сжимая руку Свята. Так, для перестраховки. Он просто жил этими моментами. Так просто за короткое время стали друг другу близкими людьми. Казалось, что нельзя доверять людям, с которыми познакомился несколько месяцев назад. Но…во-первых, из любого правила можно сделать исключение…во-вторых, они сейчас об этом не думали, слишком зелёные ещё, не хлебнувшие жизни. — Это я тебя разбудил? — проговорил Киоссе, заметив тень улыбки на устах Степанова. — Знаю же, что не спишь. — Нет, я сам проснулся, — отвечает Свят, запуская руку в свои растрёпанные волосы. — И знаешь, пиздец как рад тебя видеть. — Здорово, — говорит Ник, после чего смело гладит светлые волосы. Теперь можно не бояться, что потревожит. Пусть Свят видит, как он, Никита, заботится. Через несколько часов они решили поехать в город. Никто не смел им запрещать выходить за ограду, у них же выходной. А они были только рады. Ещё сегодня и завтра — итого почти целые сутки, — они могут валять дурака и наслаждаться друг другом. Москвичи куда-то спешили, не замечая ничего вокруг. Солнце скрывалось за томными облаками, не желая греть своим теплом прохожих. Через некоторое время, совсем незаметно начал накрапывать дождь, с каждой секундой усиливаясь. Знаете, что прекрасно в дожде да и вообще в любой непогоде? Отсутствие людей на улицах. Теперь эти двое шли и могли, не боясь, держаться за руки, не переживая, что кто-то их осудит. Мы противоречим сами себе. Порой хочется, чтобы люди исчезли, но в то же время начинаем угасать, когда пребываем в одиночестве. И вроде тянет убежать от безразличных существ, но потом приходит осознание того, что ты без этого не можешь. Не можешь уйти только потому, что чувствуешь себя комфортно среди тварей, которые и плевать на тебя хотели. По сути, ты такой же. Все одинаковые: только кто-то это выпячивает наружу, а кто-то — прячет в глубине сознания, скрывая за тёмные шторы души и не желая никому показывать, ибо кому хочется показываться тварью перед кем-то? Конечно, есть и индивидуумы, которым нравится демонстрировать свои безнравственные поступки, но сейчас не об этом совсем. Им просто хорошо вместе. Хорошо идти, стискивая пальцы другого. Приятно ловить на себе заинтересованный взгляд, одаряя улыбкой шедшего рядом парня и получая её в ответ. По правде говоря, они гуляли без цели. Просто так. Чтобы разбавить скучные часы этого дня. И нет, Никита совсем не устал. Наоборот, его всегда поражало, как много можно успеть за какие-то ничтожные двадцать четыре часа. Можно проснуться в одном городе, а заснуть — совершенно в другом. Можно встретиться за день с сотней людей, но заснуть в полном одиночестве. Они шли по парку, всё так же держась за руки. Чего бояться, если всем плевать? Святослав скромно улыбался, изредка поправляя свободной левой рукой свою чёлку, и, смотря на Никиту, улыбался ещё шире. Киоссе заметил, что пока светловолосый улыбается, проглядывают слабые лучи солнца через ватные облака. Его персональное солнце. В один момент шатен понял, что хочет всегда видеть эту беспечную улыбку на столь серьёзном лице Свята. И, наверное, это осознание дороже всех признаний. Уже больше двух месяцев они не вспоминают о своей прошлой жизни, к которой так не хочется возвращаться. Заменили друг другу всё, что раньше, когда-то казалось таким важным и дорогим. Можно сказать, потеряли прошлое, но обрели счастливое настоящее и, возможно, будущее. Спасли друг друга от серых драматичных мыслей, которые иногда закрадываются в самый уголок их сознаний, но оба гонят их прочь, подальше от себя. Никита сейчас совсем не был похож на взрослого парня. Да и вообще, какая к чёрту взрослость, если ему шестнадцать лет? Тем не менее, он выглядел даже младше, чем было ему на самом деле. Он был мальчиком со счастливыми карими глазами медового оттенка, что так нравилось светловолосому. Ни у кого он не видел таких глаз, сколько не встречал людей. Весёлая мысль в голове шатена и он бежит сломя голову вперёд, оставляя блондина позади. Прыгает из стороны в сторону и поёт: «Не надо стесняться», горланя её во всю глотку. Позже останавливается и поднимает лицо к нему, с которого падают капли дождя, приземляясь на лицо мальчика и скатываясь с него. Свят идёт поодаль и наблюдает за этой картиной радости и счастья. И приятно осознавать, что это ты подарил человеку эти светлые эмоции. Смотрит на силуэт Никиты и не прекращает восхищаться его красотой. Начиная от пушистых тёмных и мягких волос, заканчивая — стройными и длинными ногами, которые так голубоглазый любил трогать как бы невзначай. Подойдя к мальчишке, он взял его за руку и, пройдя с ним вместе десять шагов, прижал к дереву. Руки ему на талию, и теперь можно спокойно наблюдать за реакцией, которая не заставила себя ждать. Никита мгновенно краснеет, щёки становятся пунцовыми, взгляд опустился вниз, а на губах сумасшедшая улыбка. До сих пор кареглазый не верит, что это с ним происходит. До сих понять не может, что это — именно его парень, что он никуда не сбежит. — Ущипни меня, — просит Никита, заглядывая в голубые глаза Свята, который стоит и по-доброму усмехается такой растерянности и милости. Столько раз так делал, а Киоссе никак не привыкнет. Но вместе с этим радовался, что у шатена каждая эмоция, как в первый раз. Сам знает, что это такое. — Зачем тебя щипать, если я хочу тебя целовать? — Затем, что я до сих пор не могу поверить, что это со мной происходит, — улыбался Никита, пока светловолосый обжигал его кожу горячим дыханием, но совсем не заходил дальше. Пусть Киоссе сам его поцелует. Всегда приятно наблюдать за тем, как милые создания так смущённо тянутся к предмету своего желания, но боятся сделать что-то не так. Совсем неопытный Никита ещё. — И от этого ты такой счастливый, Ники, — знал Степанов, что мальчику нравится, когда он его так называет. Однажды Киоссе признался, что никто и никогда его так не звал. — И от этого ты так широко улыбаешься. Святослав перестал мучить парня такими заводящими ласками, поэтому сейчас просто стоял и глядел на Никиту своими голубыми глазами, наблюдая за ним и ожидая ответа. — А всё потому что я тебя… — и блондин не дал ему закончить, затыкая его поцелуем. Губы слились в поцелуе, тела крепко прижимались к друг другу, создавая такое желаемое трение. Никита гладил шею Степанова, изредка перебирая и его светлые волосы на затылке, от чего сам Свят только мычал. Оба хотели остановить этот момент счастья, будто такого больше никогда не будет. Киоссе думал лишь о том, что целоваться с блондином — как глоток свежего воздуха. Снова в голову закрадывалась назойливая мысль о том, что это постыдный поступок — целоваться с парнем да ещё и на улице. — Знаешь, это всё так неправильно, — начал Никита, — Так не должно быть, Свят. Всё, что между нами — всё неправильно. — О, Боже, ты неисправим, — Святослав лишь закатил глаза и улыбнулся. — Я тебе по-моему говорил, что каждый имеет право на любовь. Не важно, какая она. И тем более, никогда не нужно стыдиться того, что делает тебя счастливым. Ты обо всём этом думаешь только потому, что тебе важно мнение людей. А зачем ты об этом переживаешь, если им всем абсолютно плевать на тебя? — Киоссе слушал и понимал, насколько прав Свят. — Больше не буду, — и утягивает светловолосого в новый поцелуй, в котором так много хочет сказать того, что не сможет сформулировать и выразить словами. Может быть, когда-нибудь он сможет это сделать. В письменной форме, конечно же, потому что видел в письмах свою прелесть. Ту таинственность, чего нет в банальных сообщениях. Века перепутал, наверное. Голубоглазый лишь крепче прижал Никиту к себе, сжимая его талию. Ниже спускаться не хотел, Никита не хочет такого ЗДЕСЬ. — Твои глаза так много мне говорят, — Свят любуется счастливым блеском карих глаз, от чего в сердце разливается приятное тепло. Его мальчик счастлив, как этому не радоваться?