Спаситель

Мы играем с тобой в прятки, и я вхожу в азарт. Утопаю без остатка, тону в твоих глазах… Давай молчать лишь об этом, не раскрывая секретов.

Две недели Святослав избегал Влада, где бы только его не видел. За пятьдесят метров увидев тёмную макушку, Степанов менял все свои планы только бы не идти туда, где находился объект его сомнительных желаний. Если видел его в столовой, то садился за самый дальний столик; если видел его в парке, и они встречались взглядами, то он исчезал вовсе, будто его здесь никогда и не было. Надо сказать, голубоглазый не мог в себе разобраться. Его что-то тянуло к высокому шатену, но он искренне не понимал, с чем это может быть связано. Его чувства были двойственными, и мнение о Владе было, однако, двоякое. Они вовсе прекратили общаться. Никакой речи хотя бы о дружбе и идти даже не могло. Какая к чёрту дружба, если Степанов бегает от него как от огня? У самого Рамма на этот счёт было две мысли, о которых он никак не мог прекратить думать. Первая о том, что Свят бегает потому что не хочет общаться, вторая — Свят бегает потому что боится показать свои истинные чувства. Последнюю мысль, отнюдь, нельзя никак считать скромной. В поведении блондина многое изменилось. Словом, появилась какая-то паранойя. Он стал часто оборачиваться, ходить быстро, а спать вообще почти перестал. Это не мог не заметить чересчур наблюдательный Никита. — Что с тобой происходит? Объясни мне, что с тобой происходит! — любые перемены сильно тревожили Киоссе, поэтому он решил задать вопрос, мучивший его уже около недели, во время их вечерней прогулки перед финалом. Любые перемены сильно тревожили Никиту, и именно поэтому он сейчас так близко к сердцу воспринимает перемены в Святославе. — Что происходит? Всё в порядке, — крепче обнимая своего парня, парень положил голову ему на плечо. Лишь Киоссе мог хоть немного утихомирить войны внутри него. Конечно, голубоглазый не собирался ничего говорить кареглазому Никите. Более того, он вообще пытался забить на все эти внутренние порывы. Какие к чёрту сердца позывы, если у него парень есть? И вообще он не собирался уходить от Никиты. Он уже привязался к мальчишке: привык видеть его полусонную и милую утреннюю улыбку, привык видеть влюблённые глаза напротив, привык держать за руку хрупкие пальцы пианиста. И менять это ни на что не хотел. Мало ли что там телу захочется, мало ли что похоть навяжет… — Пойми же ты, я очень переживаю за тебя. Просто я должен всё знать, — проводя рукой по щеке светловолосого, сказал Никита, последнее слово добавляя шёпотом. — Очевидно, тебе померещилось, — ответил голубоглазый, пиная камешек под скамейку. Они снова сидели на «их» месте, где когда-то состоялся их второй поцелуй. Светило яркое солнце. На небе ни облачка. Лучи слепили глаза, от чего оба каждые пять секунд прикрывали глаза, чтобы глаза не так сильно страдали. Да и не нужно сейчас глаза открывать широко, всё равно ведь друг друга ощущают. Прилипли телами. — Я не могу без тебя… — начал петь Никита, улыбаясь во все тридцать два. — Я всё думаю о нас… — продолжил Свят, убирая голову с плеча Киоссе. Слишком близко эти манящие ключицы, чтобы думать о чём-то другом… А настроение сейчас было просто поговорить. — Я не могу передать, что я чувствую сейчас… — Снег заметёт следы, не расскажет никому… То, что с тобой были мы… — И как я…тебя…люблю, — на этих словах губы слились. Совсем невыносимо смотреть на друг друга влюблёнными глазами и томиться в желании. Такие глупые сейчас. Может, это простое увлечение? Может, от нехватки любви? И Никита и Свят частенько об этом думали, но никак не хотели задумываться всерьёз. Зачем расстраивать себя, если сердце радуется и стучит так быстро от счастья? — Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что мы теперь в разных командах… Прошла неделя, а я до сих пор считаю Серёжу наставником, — на грустной ноте произнёс Степанов, привычным жестом руки поправляя волосы и стягивая их у корней. — А я до сих пор считаю тебя частью своей команды… Кхм, Рамм совсем не то, — кашлянув перед тем, как назвав фамилию Влада, Никита посмотрел на Свята. Лицо парня исказилось от упоминания о рослом шатене. Паникёр Никита Киоссе снова что-то заподозрил. — У тебя точно с ним что-то есть, Свят, я чувствую. — Никит, ты дурак, — голубоглазый совсем не хотел из-за Влада начинать ссору. Во-первых, это не повод. Во-вторых, им завтра предстоит трудная работа, не стоит нервничать. В-третьих, он вообще с кареглазым ссориться не хотел. — А, ну да, конечно, выставляй меня полным идиотом! Ты можешь врать мне, кому угодно…но неужели тебя совесть совсем не мучает? — Что за недоверие? Ты настолько во мне не уверен? Я давал повод, мать его?! — всё внутри импульсивного блондина закипало. В силу «особенного» характера он не контролировал себя, когда бесился. И кнопки «стоп» в такие моменты нет. — Недоверие? Ты меняешься в лице, когда слышишь его имя! У тебя началась паранойя, как только он перешёл ко мне в команду! Этого мало, чёрт возьми? — Прекрати себя вести как баба! Истерики закатывай кому угодно, но не мне, понял? Бесишь, блять! Казалось, что весь лагерь слышал эту перепалку двух влюблённых. А им было всё равно. Ни Киоссе, ни Степанов не обращали внимания на то, что они повышали тона, крича на территорию в радиусе километра. — Бешу? Зато Влад тебя не бесит! — Никита подскочил, как ужаленный. За ним поднялся Степанов, пиля шатена яростным взглядом. — Сука! Хватит истерить! Успокойся уже! — Успокойся? Это ты успокойся!! Не надоело под дурака косить? Ты думал, я не вижу ничего? Если бы ты был чист перед своей совестью, то ты бы никуда не ходил вечерами! Не надоело врать, Степанов?! — мальчик не понимал, что говорит слишком уж книжными словами, будто заученными. Как будто он наперёд знает, что говорить. Именно это и раздражало Свята. Ему казалось, что за этим шаблонным поведением скрыта неискренность. — Прекратишь нести бред или нет? Я не могу выйти на воздух? Ах да, мне же двадцать четыре на семь рядом с тобой нужно проводить, как собака, да? Какой ты циник! — Циник? Я циник? Не строй из себя непонятно кого, понял?! Если бы я был эгоистом и циником, то хер бы ты вообще сейчас общался со мной! — Извините, Ваше Высочество, что отвлекаю Вас от страдания хуйнёй! — блондин размахивал руками, упорно жестикулируя и намеренно попадая ладонью по щеке Никиты. Искры из глаз шатена. Не думал, что когда-нибудь светловолосый себе такое позволит. Не думал, что ударит. Это было уже за гранью понимания. — Что? Что это было? — О, а ты сам не понимаешь?! — Я не хочу с тобой разговаривать, — пусть у Никиты и пригорало, но он решил успокоиться. Он ушёл в корпус, не оборачиваясь и не желая смотреть на Свята, который теперь стоял и жалел о том, что наговорил. Резко стало как-то печально и тоскливо на душе. Переменчивое настроение у блондина. Шатен ушёл, и настроение ушло. Резко захотелось помириться, раскаяться. Только сейчас бы он чисто физически не смог этого сделать…он пока не готов пересилить себя. Следующий день был труднее прошедшего. С самого утра весь лагерь бегал с места на место… Словом, все были слишком заняты, чтобы думать о чём-то кроме работы. Репетиция. Обычное дело на проекте, которое сближает людей, какими бы они не были. Аню совершенно не волновало, в каком настроении участники её группы, её волновал только результат. Седокова сильно переживала. — Свят, ты нервный какой-то, — заметил Слава, когда у них был перерыв между репетициями. Конечно, заметил не один Басюл, но один Басюл озвучил. Верно, что Степанов целый день был будто не в себе. Ни с кем не разговаривал, постоянно сидел с опущенной головой, нервно закусывая губу. Несколько минут Аня тоже спросила, что с ним, но он лишь отмазался словом «нормально» и натянул улыбку. Только Слава заметил, насколько эта улыбка была фальшивая. — Да нет, всё в порядке. — Свят, рассказывай, — парень приземлился рядом с шатеном, скрещивая ноги. Натура у него такая — не отстать, пока не поможет. Дома его и вовсе называли психологом, в шутку. — Если я тебе расскажу, то ты перестанешь со мной общаться, — грустно ухмыльнулся голубоглазый, сжимая руки в кулаки. На костяшках была засохшая кровь. — Если ты о вас с Никитой переживаешь, то…то я давно заметил. Всё нормально, мне Костя рассказал. Откуда кровь, кстати? — с самым непринуждённым видом выпалил товарищ, понимая, что у Свята сейчас начнёт пригорать. — Черкас, мать его еби! — Слава не ошибся. Степанов поднял голову и, игнорируя вопрос о руках, сдул чёлку вбок. — Ты один заметил? — Ну, честно говоря…- блондин очень пристально сейчас смотрел на Басюла, будто дырку хочет прожечь. — Да. Святослав выдохнул. Вообще было бы не круто, если бы в лагере узнали о их гейских отношениях. Гораздо безопаснее ничем от людей не отличаться. Люди этого не любят. Ведь неприятно, если все начнут подкалывать? А если начнут гнобить? Нет, в лагере не нужно, чтобы знали. Владу было не комфортно в новой команде. Во-первых, такую красивую наставницу заменили на недовольного Серёжу. Во-вторых, состав команды…тут Киоссе. Вторая репетиция второго выступления в таком составе…тоже идёт неудачно. Никита постоянно делает ему какие-то замечания, чем жёстко выбешивает Рамма. Но все же понимают, что выбешивал он не этим? Тёма и Толик вообще не понимали, что происходит между Владом и Ником. Метают в друг друга искры, взглядом испепеляют будто. Рядом никогда не встают. Что произошло? Тёма, как человек, который в команде Никиты дольше всего, исключая самого Никиту, решил подойти и всё разъяснить. Нужно же спросить, почему хотя бы он не в духе. К Владу он и не думал подходить, потому что отлично знал его характер. Без повода и в агонию. — Никита, что случилось? Ты не в себе сегодня какой-то, — Тёма встал рядом с Кисой, который сидел за пианино и играл «Impossible», свою любимую песню. Длинные пальчики по клавишам бегают, чем Пиндюра невольно залюбовался. Так нежно смотрят глаза в доску инструмента, будто мысленно кому-то посылает эту песню. Песню о невозможном. Всё, что было около месяца назад, всё, что было со Святом, кажется невозможным. Невозможным…будто невозможно вернуть. — Да так, со Святом просто поссорился, — тихо сказал мальчик, но этого хватило, чтобы эту фразу услышал Влад. — Да ладно, помиритесь, — рэпер похлопал друга по плечу и ушёл. — Мы же после седоковцев записываем, да? — подал голос Влад, строя в своей голове просто великолепный план. — Да, у них через полчаса запись заканчивается, а потом мы, — ответил Киоссе, продолжая играть незамысловатую мелодию, от которой успокаивался. Все парни уже ушли с звукозаписи. Все кроме Степанова. Он подправлял свои слова, да и просто ему нужно было подумать. Дверь скрипнула, и в каморку, где только недавно был Меладзе, зашёл Владислав Рамм. Он решил, что ему просто необходимо поговорить с блондином. Он надеялся, что никого кроме него и Свята больше не будет и…о Боже, какая удача! — Свят, — тихо позвал Рамм, закрывая дверцу на защёлку. Он не знал, во что выльется этот разговор и…перестраховаться никогда не будет лишним. — Да? О, вы уже пришли…окей, ухожу, — голубоглазый без задней мысли правда хотел уйти…он не прикидывался дураком. — Нет, пришёл только я…к тебе, — шатен двинулся навстречу к Степанову, глаза которого бегали из угла в угол в недоумении. Что ему надо? — Эм, и зачем же? — строгий тон, под которым блондин хотел замаскировать свою симпатию к Владу. Как приятно находиться под влиянием его тёплых глаз… «Чёрт, Свят, ну ты же не поплыл, да? Покер-фейс, спокойно», — думал светловолосый и всё чаще опускал глаза. Совсем не хотелось сейчас быть резким рядом с Раммом…хотелось дарить тепло. «Только бы он ближе не подошёл», — ещё одна мысль в светлой голове. — Поговорить…о нас… Неужели ты не хочешь попробовать? — безусловно, Владислав заметил, что Степанов поплыл…эти голубые глаза, расширенные зрачки, не знающие куда себя деть… — Ну, кхм…давай поговорим. Весь разговор был из коротких пауз, выдохов и игры глаз. Спустя секунду Рамм двинулся ближе, загоняя голубоглазого в угол. — Свят, ты же знаешь, что ты мне не безразличен и, конечно, я был бы рад увидеть твою взаимность, — снова на выдохе сказал Влад, рукой проводя по рубашке, под которой в этом месте была ключица. — Безусловно, ты мне нравишься, но… — большего шатен и слышать не хотел. Этого хватило. Свят был просто заткнут сладким поцелуем алых и пухлых губ. «О Боже, что я творю вообще», — думал Степанов, отвечая губам Рамма. Так приятно быть слабым в сильных руках парня… Шатен взял блондина на руки и, совсем не чувствуя веса, посадил на стол, где лежала тетрадка с текстом Свята, позабытая сейчас. Теперь глаза напротив глаз, губы на одном уровне. Губы не прекращают бешено целоваться, руки гуляют по телам. Сердце бешено стучит и отказывается работать медленнее. Оба заведены. Словно танцуя под какую-то плавную музыку, Влад покачивает бёдрами и расстёгивает клетчатую рубашку на парне, перед глазами которого белая пелена счастья и приятных ощущений. Касается губами совершенной бледной кожи, и из светловолосого вылетает пылкий выдох. Как учащённо бьётся сердце, как его ритм пульсирует в голове и бьёт по мозгам. Оставляет короткие и мелкие следы, которые больше похожи на сыпь недели на засосы. Не понимает, что потом Святу попадёт по голове от Никиты…не понимают, что в данный момент Степанов и не думает о своём кареглазом мальчишке. «Блять, как тут неудобно», — единственная мысль в тёмной голове, пока он спускается влажной дорожкой по торсу блондина. Чёрт возьми, как приятно его касаться…как приятно целовать бледную кожу, пахнущую каким-то гелем для душа. Редкий запах…не знает, чем пахнет, но точно такого ни у кого не было…вкусный какой. Сладкий мальчик, который сейчас уже готов. Никто Свята так не расслаблял, чтобы он забыл обо всём на свете. Скрипит дверь и, кажется, сейчас кто-то войдёт…