Тогда он встретил его впервые. Встретил того, кого видел во снах. В голове возникла выплывшая из пустоты фраза
"Люблю то, что меня обжигает".
Ночь была душной, в воздухе напряженными нитями висело преддверие скорой грозы. Люди, улицы, здания - все застыло в ожидании очищения, в ожидании спасительных капель дождя.
Кажется, только один человек во всем Париже сейчас ни о чем серьезном не думал. С затуманенным алкоголем разумом, с сигаретой, готовой вот-вот сбросить истлевший пепел, в зубах, и с бумажным пакетом в руках шёл он, молодой, но весьма потрёпанный жизнью, а во многом и своими дурными мыслями, художник. Это был Эр, чьё имя размашистой буквой красовалось в углах не только картин, но и случайных скетчей. Будто символ, оберегающий частички души художника на листах бумаги.
Он ещё ничего не знал о том, что произошло днём. Пара бутылок вина, отсутствие телевизора в квартире и нахлынувшее вдохновение делали его счастливым и беззаботным в тот день, когда Париж гудел, как огромный каменный улей, от новости, наполненной вспышками провокации, но от этого не менее реальной. Все казалось выдумкой. Ну какое столкновение молодых бойцов за свободу, обладателей горячих голов и явного юношеского максимализма, с полицией может быть? В век информационных войн и слов, что ранят сильнее, чем стрелы, кто-то все же ценил обращение живое, где наисильнейший приемом убеждения был честный сильный взгляд глаза в глаза. Этот душный день в середине августа был окроплен кровью, что так явно напоминала о скорой неизбежной осени. Не только в природе, но и в умах тех, кто, казалось, совсем опустил руки и не готов к борьбе.
К чему независимому творцу было знать о том, чего он не хотел касаться? Нет дела до политики - нет проблем. Так жил Грантер.
Сделав приличное количество набросков к графическому роману, который, казалось, находился на стадии смутной и весьма сомнительной задумки целую вечность, Эр почувствовал, что впервые за несколько дней действительно хорошо поработал и даже проголодался. Еды дома, что совершенно не удивительно, не оказалось, поэтому поход в круглосуточную забегаловку был неизбежен. Уже оказавшись на улице, Грантер с удивлением заметил, что давно минула полночь, но улицы, в такую-то безветренную и звездную ночь, совершенно пусты. Даже шумных пьяных студентов, приезжающих по обмену, не наблюдалось.
Художник любил летние ночи. Будь его воля, он наслаждался бы ими круглый год. Но переезд куда-то поближе к лазурному берегу в его планы не входил. Каждый должен знать своё место. И если вам скажут "богема", то вы непременно воскликните в ответ - "Париж!", ведь одно выходит из другого, не умирая и в XXI-м веке.
Привычный короткий маршрут обратно к дому был послан - "да ну его к черту, наверняка, там опять парни с пушками, мне ещё с прошлого раза эмоций хватило". Но тот путь, что был почти в три раза длиннее, имел свои весомые преимущества, не только благодаря большей живописности, но и относительной безопасности. И, конечно, куда без парочки кафе и баров по пути, где могли сейчас сидеть знакомые.
Эр достал сэндвич из пакета и принялся жадно его поглощать, словно только вернулся с каторги и не может поверить в реальность еды, находящейся в руках. Но тут ужин художника чуть не оказался на асфальте.
В окне тускло освещённой кофейни, что работала в этот поздний час, Грантер увидел ангела с потухшим взглядом. Ладонью художник непроизвольно коснулся стекла, стараясь не моргать и поверить собственным глазам наконец. Казалось, он мог простоять так до рассвета, когда, по мнению самого Эра, видение точно бы рассеялось.
/Люблю то, что меня обжигает/
Где он слышал эту фразу? Но сейчас именно она вспыхнула в голове, готовая посоревноваться в яркости с неоновой вывеской ночного клуба.
Правая часть лица ангела, обращённая к окну, была мраморно-белой, с едва заметными веснушками, будто кто-то брызнул краской. Глаза ангела были серо-синего цвета. Того самого, что имеет море при начинающемся шторме. Опасное, но такое притягательное. Но более всего внимание Эра привлекли эти волосы. Светлые, как зрелая пшеница, но словно покрытые пеплом, сдерживающим сияние. Рваные волнистые пряди едва прикрывали уши, и явно жили своей жизнью, находясь в невообразимом, но совершенно очаровательном беспорядке.
Эта картина, отпечатавшаяся в голове Грантера, в один миг растаяла, когда блондин повернулся лицом к окну. Другая половина ангельского лица выглядела так, будто её обладателя пару часов назад сбросили с небес на землю. И, видимо, за довольно серьезный проступок. Засохшая кровь неестественно и слишком ярко смотрелась рядом с мраморной нездоровой белизной кожи. Изящную светлую бровь рассекала багряная полоса, которую, как отметил про себя Эр, неплохо было бы зашить.
Пепельные волосы также слиплись от крови, а выбритый висок и вовсе приобрёл такой ровный цвет, будто это была работа парикмахера с экстремальными взглядами на прекрасное.
В лучших традициях абсурдных мультфильмов и самых нелепых жизненных ситуаций, челюсть художника чуть не отвалилась. То ли от удивления, что он нашёл того, чьё лицо было вечным спутников его ночных кошмаров, то ли от того, что ангел показывал ему сейчас средний палец.
***
Анжольрас, размышляющий в этот момент одновременно о собственном провале и о том, где бы раздобыть обезболивающее без рецепта, мгновенно вспыхнул, увидев парня в растянутой футболке, который таращился на него из-за стекла.
"Наверное, в новостях увидел" - фыркнул себе под нос Анж, демонстрируя зеваке недвусмысленный жест.
***
- Эп! Эпонин! Вставай! Я видел его! Это не галлюцинация из моих абсентовых снов.
Грантер ворвался в квартиру, зная, что даже если его соседка и спит, то для таких разговоров она всегда готова.
- Тише, Эр. - девушка сидела за кухонным столом с почти пустой кружкой кофе, - У меня для тебя тоже новости.
Художник уставился на подругу, попутно пытаясь убрать непокорные пряди с лица. он напрягся, заметив, что Эпонин тяжело вздохнула перед тем, как сказать "новость". Она ведь видела эти сотни портретов, с разными эмоциями, с разным взглядом, но с одним человеком, который полностью заполонил разум ее друга.
- Его видел весь Париж, Эр. Если не весь мир.
Девушка указала тонким пальцем на экране телефона, где окровавленное лицо разъярённого "ангела" красовалось под заголовком "Готовы ли мы к переменам?"
***
На листах было одно и то же. Лицо юноши, почти подростка, с мягкими чертами лица и огнём в глазах. Совсем не похож на того, кто мог бы вести за собой других, верно? Более напоминает парня, которого не любят в школе, считая выскочкой, ведь повезло же ему выиграть в генетическую лотерею, да еще и заполучить цепкий ум и пламенное сердце. Но чем более это сердце заливалось черной завистью, тем сильнее оно походило на камень, боясь подпустить к себе кого-то слишком близко. А идеи все захватывали мысли, не давая покоя.
Грантер рвал рисунки, выбрасывая мятые кусочки бумаги в окно. Те, не подхваченные ветром, плавно опускались на мокрый асфальт. Дождь только начался. Жар дня испрялся, а воздух становился дурманящим, наэлектризованным.
Незнакомое до этого дня, до этого момента, чувство разрывало художника. Любовь? Привязанность? Ненависть? Все сплелось в один болезненный и пульсирующий комок в груди.
Его чарующий ангел оказался человеком. Не слишком воспитанным человеком.
