***
На проржавевших стенках автобусной остановки цвета аквамарина трепещет, держась на слабом клее из последних сил, цветастая бумажка, атакуемая колким весенним ветром. Она словно молит обратить на неё хоть малейшее внимание, привлекая нарисованными от руки цветами по краям, и так сильно выделяется эта мольба из всей однообразной смеси «куплю/продам». Намджун, затягиваясь горькой сигаретой, грациозно придерживая её двумя худыми пальцами, останавливается на месте и, щурясь, вглядывается в объявление. Выведено от руки и выглядит как-то отчаянно и безнадежно, словно этот жест – последняя человеческая надежда на возможность получить своё законное счастье. Ким отрывает сигарету от холодных губ, выпускает едкую струйку дыма в небо и, шлёпая массивными берцами по лужам, подбирается ближе, чтобы убедиться, что собственные глаза его не подводят. Он с изяществом выбрасывает бычок точно в урну и, проводя подушечками пальцев по вырисованным цветам, искажает лицо в злорадной ухмылке."Ищу любовь"
А ниже – десять целых номеров. Ещё не оторванных, по-прежнему ожидающих кого-то такого же одинокого. Если написано оно от руки, то, вероятно, по городу таких объявлений не так уж и много. А если оно и одно, то, видимо, этот человек живет где-то поблизости. Наверняка чтобы ежедневно проходить мимо остановки и лелеять свою душу тем, что его мольба на листе всё ещё так и остаётся на месте, не перекрывается остальными объявлениями, и восторгаться, если хотя бы один номерок да сорвали. Однако это ещё и смахивает на душевный мазохизм — наблюдать, как остаются безответными твои порывы сердца. Намджун в нерешительности вертит мобильным в кармане пальто и задаётся вопросом, не чья-нибудь ли эта хитрая уловка, но всё же вынимает телефон и, не задумываясь больше о пустяках, набирает номер, не опуская свои коварно поднятые в ухмылке уголки губ – его ожидает что-то интересное. Он отсчитывает ровно десять гудков, на той стороне звучит очищающий горло кашель, а затем из трубки вырывается трепетный лепет: — Да? — неожиданно высокий и слишком мягкий, Намджун изумляется, тут же позабыв все слова — Э-эм... Это ведь ты ищешь любовь? — он оборачивается, взглядом пересекаясь с чёрными бусинками застывшей возле урны собаки, и свистит, хлопая по бедру, подзывая к себе, но та, дёрнув хвостиком, с важным видом направляется к невысокому мужчине, ожидающему свой автобус. — О... да! Это я! Я уже совсем отчаялся, что мне кто-то позвонит... — раздаётся голос парня, который поначалу Ким сравнил с нежным лепетом, но звонок он сбрасывать пока не намеревается. — Ну а я позвонил. Не думаешь, что тебе мог позвонить какой-нибудь маньяк или насильник? В наше время больные на голову почти на каждом углу. — Ой, а я даже как-то и не подумал... А ты маньяк? — Нет. Стал бы я тебе такое говорить? — А, ну, это ведь хорошо? — Ты что, действительно такой наивный? Ты так просто поверил мне? — А ты соврал мне? — Нет. — Так зачем ты путаешь меня? — Потому что ты, видимо, совсем наивный дурачок. — А что, маньякам не нужна моя любовь? — возмущается тот, и в его словах раздаётся пусанский диалект, который так чем-то всегда привлекает Намджуна, что тот слушает его сейчас с упоением, буквально запоминая каждое произнесенное им слово, и причмокивает губами, словно пробует их на вкус. — Не совсем. Думаю, им от тебя кое-что другое надо. — Да?.. Жаль, жаль... А тебе нужна любовь? — Как тебя зовут? Ты не представился. — Ой, а ведь точно! Я даже не спросил тебя. Как невежливо. Теперь ты думаешь, что я грубиян? — Нет, я просто думаю, что ты милый и простодушный, но не грубиян. — Пак Чимин, мне девятнадцать! Приятно познакомиться! — уже восторженно произносит парень. Из-за неожиданно повеселевшего тона Намджуну думается, что тот прямо сейчас улыбается от своей проявленной смелости. Видимо, для него это серьёзный повод для гордости. — Мы ещё не познакомились. — А как тебя зовут? — Я скажу только то, что я старше тебя на четыре года. — А имя? Нечестно ведь! — Вот блядство! — шипит Ким, бросая недовольный взгляд себе под ноги, и замечает, что его кожаные берцы полностью покрыты городской грязью из луж. Ну вот, а ведь он их только сегодня утром отмыл. — Что? — не понимает Чимин, прижимая телефон к уху. — Да я в луже встал. — О, а я ведь вижу тебя сейчас. — Что? Где? — интересуется Намджун, озаряется по сторонам и выпрямляется в спине, вспоминая, что он, когда горбится, выглядит гораздо ниже, чем есть. И да, он гордится тем, что у него рост почти под два метра. — Ну вот же ты, в пальто стоишь, возле остановки. — Где ты? — Ой, а ты меня не увидишь, я дома прячусь. Я в окно тебя вижу. — Хм, а это было сначала интересно. Мы общались, не имея никакой информации друг о друге, но теперь ты видишь меня и знаешь, как я выгляжу. — У парня хрипнет голос, и он усаживается на позади стоящую лавочку, закидывая ногу на ногу. — Интерес пропадает после такого, не думаешь? — Не совсем, я только вижу, что ты тако-о-ой высокий! Только трубку не бросай, не оставляй меня здесь одного, у меня всё равно зрение плохое. Сколько в тебе? — Сто девяносто два, а ты, видимо, мелкий, да? — Не мелкий я! Сто семьдесят три – это очень даже неплохо! Эх... я тоже хочу быть таким, как ты. — Значит, ты всё же понимаешь, что ты мелкий. И зачем тогда спорить? — Ну и ладно, а ты... — парень понижает свой голос, зачем-то совершая интригующую паузу в середине предложения, и осторожно продолжает: — уже с кем-нибудь встречаешься? — Ну да. С девушкой одной. — Правда?! А зачем ты тогда мне звонишь?.. Посмеяться надо мной решил? — Нет. — А она твой идеал? — Не думаю. — Это хорошо... — Отчего же? — А двух идеалов в своей жизни не встречают. Но ты ведь понимаешь, что я парень? — Абсолютно. Я, к счастью, пока что не настолько безнадёжный, — Намджун облокачивается спиной о старую стенку остановки и невозмутимым взглядом провожает маленькую болонку, что на прощание кидает на него какой-то высокомерный взгляд, тут же запрыгивая следом за своим хозяином. Теперь хочется дать ей под зад тяжёлым ботинком. — А зачем тогда? — Я бы прервал звонок, если бы не сомневался в своих отношениях или сексуальной ориентации. Я би, знаешь ли, но в последнее время моя девушка меня раздражает настолько, что я сбегаю от неё куда подальше. Настоящая стерва, а в постели больше не возбуждает, что бы ты мне посоветовал? —Ты ветреный? В любом случае спасибо, что позвонил мне. Я буду звать тебя Вышкой, если ты не называешь мне своё имя. —Тебе так интересно, как меня зовут? Можешь выйти ко мне, раз ты совсем рядом, и я назову тебе его лично. По телефону совсем не круто. — Ну не-е-ет, на улице температура для весны невероятно низкая, а у меня дома тепло, я даже хожу в одной майке. — Ты стесняешься, да? Поэтому и наклеил это объявление, опасаясь прямых контактов? — Намджун, коварно сверкнув глазами, рукой проводит по разрисованному листу. — Видишь, что я сейчас делаю? — и, получив удовлетворительное мычание, одним рывком срывает объявление, из последних сил державшееся поверх старых объявлений. Ким слышит возмущение, выразившееся в новом мычании, и кладёт лист себе в карман, хлопая по нему. — Что ж, теперь тебе больше никто не позвонит. Я здесь единственный, на кого у тебя осталась надежда. Было бы круто всё же, если бы ты вышел ко мне. Ты красивый? — Ну хвати-и-ит, такие вопросы смущают меня, ты верно пытаешься загнать меня в угол? Хитрый же ты лис, но я лучше дома останусь, вдруг ты съешь меня. — Я могу прийти к тебе, хочешь? Я бы снял с тебя эту майку, и тебе бы стало ещё жарче. — Ого, какой ты решительный! Но у тебя есть девушка, я не буду тебя приглашать к себе! — Да брось, мы на грани расставания. Я должен был быть у неё дома полчаса назад, однако сейчас я говорю с тобой. Не пустишь даже на чай? А мне вот холодно сейчас. А если я заболею из-за тебя? Я пропустил свой автобус, хотя мог бы оставить тебя одного. Тогда мы можем встретиться на нейтральной территории, — предлагает Намджун, щуря свои глаза от пробежавшего ледяного ветра. — Ну... знаешь, у меня, как бы сказать... — невнятно бубнит тот в трубку. — Ну, понимаешь, я... — Денег нет? — А ты такой прямолинейный... — сюсюкает Чимин, на фоне раздаётся шуршание, а потом он смеётся, неясный шум становится громче. — Что такое? Я сказал что-то смешное? — Ох, нет, мне просто перо на нос упало, защекотало. Намджун, озадаченный, утыкается непонимающим взглядом в здание напротив, ожидая, что же сейчас скажет Пак, но и тот резко замолкает, в свою очередь, видимо, ожидая Намджуна. — Я хочу зайти к тебе, Чимин. Я не люблю по телефону говорить, иначе выходи ко мне, слышишь? — Ну нет же, я стесняюсь тебя, ты круто одет! А ещё у тебя классный голос, он глубокий такой. Ну вот, мы с тобой абсолютно разные. — А ещё ты глупости какие-то говоришь. Ты разве забыл главный закон противоположностей? Я вижу здесь единственный дом напротив остановки, я ведь сейчас по каждой квартире пройдусь. — Ты не найдешь меня! — смеётся Чимин. — Я не отвечу тебе. Давай лучше так поговорим, мне спокойнее. — А какого цвета у тебя волосы? — О, я недавно перекрасился. Раньше был я чистым блондином, но я добивался пепельного оттенка, это так долго, скажу тебе! Думаю, теперь я выгляжу ещё эффектнее! — И чего ради эти страдания? Чтобы прятать от людских глаз прекрасный результат? Можешь прислать своё фото? — не унимается парень, ёжится из-за холодных порывов ветра, буквально воющих ему на ухо, дёргает плечами и подбородком зарывается в воротники пальто. Намджун трёт краснеющий нос ледяной ладонью, чтобы проверить, не лишился ли он его вообще, и тут же прячет свободную руку в карман – не хватало, чтобы он ещё заболел. — Неа, это секрет. — Я хочу знать, как ты выглядишь. Говоришь, ты сейчас в майке? — парень прикладывает ладонь к мобильному и басит: — А под ней что-нибудь есть? — Ну ты и извращенец! — смеётся тот. — Не голым же мне по дому ходить! — Почему? — Не знаю, мне стыдно. — Так есть что-нибудь? — Ну да, я в шортах. — А они короткие? У тебя крупные бедра? Я люблю, когда мышцы на ногах накаченные, я бы оставил на них следы зубов. — Короткие, — Чимин довольно улыбается, точно млея от того, как быстро они переходят черту общепринятых норм и канонов при знакомстве, подбираясь к интимной беседе. Он точно не рассчитывал на такое, но для него это довольно-таки интересный опыт, от которого он не посмеет отказаться, даже если щёки его заливаются смущённым румянцем. Успокаивает тот факт, что основную инициативу проявляет Намджун, действующий уверенно и с осознанием. — Ты когда-нибудь занимался сексом по телефону? Намджун хмыкает, слыша в ответ очередное молчание, и он начинает сомневаться, не умер ли ещё этот новый знакомый по другую сторону. — Ты там умер, эй, Чимин? — О, нет-нет, я... я просто не знаю, что тебе сказать. — Можешь хотя бы постонать мне в трубку, а? По знакомству. Заведи свои ручонки себе под шорты и постони, м? — Ну всё, хватит, это уже слишком для меня... — Трусливый заяц поджал под себя пушистый хвостик? Ты хочешь, чтобы я выпорол тебя? — Ох, Господи, что за грязные вещи ты говоришь... — Хочешь, да? У меня сильная рука, мой ремень с позолоченной пряжкой наверняка идеально бы подошёл к твоей заднице, верно? Ты просто не решаешься озвучивать свои мысли. — Намджун облизывает пухлые губы и упирается локтями себе в колени. — Хочешь ощутить его на своей коже? Я бы выпорол тебя до болезненных покраснений. Парень замолкает, в трубке раздаются едва слышимые хрипы – кажется, Чимину это и вправду нравится. Он точно грязный мальчишка внутри, только в силу своей застенчивости не решается раскрывать свою истинную натуру. Намджун бы выбил это из него. Выбил вместе со стонами, отодрал бы так, что тот бы даже спокойно сидеть ещё неделю не смог. В кармане нащупывается пачка презервативов — всё своё ношу с собой. Как знал ведь. —Я возбуждаюсь уже, Чимин, но тут до сих пор дико холодно, было бы хорошо, если бы ты согрел меня. — У Намджуна в голове бьётся одно только "потрахаться, быстрее бы потрахаться". Однако такое не принято прямо в лоб говорить в первые минуты знакомства, Намджун с этикетом знаком, да. Следует изворачиваться, выражаться двусмысленно. Неверный шаг влево, шаг вправо – и Чимин сбросит звонок и больше никогда не ответит, в эту секунду Ким рискует для себя многим. Недостаток сексуальной близости тревожно трезвонит во все существующие в его теле колокола. Он просто вынужден действовать так настырно, словно изголодавшееся животное. Никак нельзя. И Чимин был бы точно идиотом, если бы не понял, к чему вёл Намджун. Это как молчаливое обоюдное согласие: никем вслух не произносится, но при этом уже говорит о многом. — Хорошо, Вышка, можешь зайти ко мне. Но чур только на чай! А потом уходи! Чимин даёт согласие, Намджун сделал верный ход. — Мне больше и не надо, — торжественно проговаривает Ким, растягивая самодовольную улыбку по всему лицу, и вскакивает с лавочки, тут же спеша к пешеходному переходу.