Love at first sex

***

      — Я в том доме напротив, третий подъезд, сто девятая квартира. Как раз чайник поставлю, я столько печенья недавно накупил! Разные-разные! — продолжает лепетать Чимин, шурша пакетами, и, видимо, кладя уже одно печенье себе в рот, жадно обсасывая его губами, языком слизывая обсыпавшуюся крошку.       Намджун мычит в ответ и сбрасывает звонок, добравшись до подъезда, набирает номер и срывается к нужной ему квартире, сквозь карманы пальто прижимая собственный стояк, потому что, признаться, голос Чимина его действительно возбудил. Намджуна всегда тянет на сладкоголосых, это как скрытый алмаз. Ким уверен — у таких самые красивые стоны, да и сами они на ощупь нежные. Интересно, а он мазохист всем телом? Намджун желает ему во время оргазма сжать шею.       — Ох, привет... — из приоткрытой дверной щели раздаётся тот знакомый щебет, от которого у Намджуна эрекция в штанах крепнет так, что теперь выпирает неприличным бугорком из под брюк.       — Привет, сладкий, — хищно приветствует Намджун и с силой раскрывает двери, в которую в нерешительности впивается Чимин, видимо, еще колеблясь в своём решении, блондин проникает в "любезно приглашённую" квартиру, отдающей тепло и свет в промёрзший подъезд, пробирается, как изголодавшийся волк из сказки.       Он натыкается взглядом на молчаливое, в буквальном смысле, чудо, которое нервно теребит светло-пепельные, едва завитые волосы своими бледными руками. Да у Намджуна же фетиш на бледную кожу. А ещё с этими лёгкими приподнятыми кудряшками он напоминает ему невинную овечку. Может, опорочить её? Чимин поправляет съехавшую белую майку и отводит взгляд в сторону, чувствуя, как заливаются его щёки от смущения.       Если он сейчас улыбнётся, Намджун его прямо тут к стене прижмёт и изнасилует, зажимая рот рукой. Может, Чимин целиком и полностью его идеал? Прямо сейчас Намджун составляет свой фетиш-лист из каждой части тела низкорослого паренька напротив, оглядывая его уверенным взглядом с головы до ног – в меру подкаченных ног.       А он ведь дёргает уголки губ вверх, протягивая руку, но тушуется сильнее, пунцовея, душой предчувствую невидимую и неизбежную опасность, которую он навлёк сам на себя своим гостеприимством.       — Давай пальто, я повешу...       Шорты у него и вправду короткие, чуть выше колен, из-под краёв выглядывают крупные бедра, на которые, кстати, у Кима тоже особенный фетиш. Наверняка у него и зад шикарный. Намджун, подавая своё пальто в красивые руки, наблюдает, как тот, приподнимаясь на носочки, вешает его на верхние крючки, что у него четко очерчиваются подтянутые ягодичные мышцы.       Намджун, заинтересованный ракурсом снизу, приседает, падая на одно колено, и, расшнуровывая берцы, снизу вверх бесстыдно оглядывает крупный зад, выпирающий особо сильно, когда Чимин выгибается в спине. Красные шорты, собираясь между двух ягодиц, идеально выделяют форму складками, словно их вырисовывает рука профессионального художника. И у Кима пальцы нервно, чуть ли не разрывая, тянут шнурки в стороны – его сводит от желания впиться в эту крупную задницу и оставить следы после сильной хватки.       Раздаётся щелчок из самой светлой комнаты, и Чимин, непонятно пробубнив что-то типа "ванная там", указывая пальцами в сторону, упархивает в другую комнату, как на зов, и снова чем-то шуршит оттуда.       — А у тебя здесь мило, — проговаривает Намджун осипшим после улицы голосом, оглядывая стены коридора в пастельных тонах, и задирает рукава чёрной водолазки по локоть, умывая руки под напором горячей воды, чуть ли не скуля от долгожданного тепла, даже не обращая внимания на то, что ладони болезненно краснеют, как варёные раки.       Теперь он более чем уверен, что Чимин в постели невероятно сладко стонет. Буквально всё об этом кричит в его квартире: плюшевые игрушки, разбросанные по полу в гостиной, в которую мимолётно Ким кидает заинтересованный взгляд, розовые занавески на окнах той же гостиной, нежно-голубая посуда в раковине, совершенно по-детски расписанные разделочные доски, приставленные к стенке на столешнице. У него никогда не было секса с парнем, внутри которого ещё за компанию заточён маленький мальчик. А это интересно.       — Спасибо… да, я... — Пак оборачивается с дымящимися кружками, протягивая одну Намджуну, и останавливается, взглядом цепляясь за цветастые татуировки на руках парня, тянувшиеся от запястья до локтя, и изучающе рассматривает их, закусывая алеющие губы.       — Красивые... — шёпотом признаётся он и, всё ещё не поднимая неуверенного взгляда, подаёт Намджуну кружку. — Красивая лиса, мне нравятся лисы.       На правой руке, точно живыми глазами следят за мальчишкой две царские лисы, притягивают того к себе и призывают дотронуться до них рукой, провести по ним нежными подушечками пальцев и, может, поцеловать губами.       — Почему ты не посмотришь мне в глаза? — Намджун делает два шага навстречу, а Чимин пятится на два шага назад, сильнее впиваясь в тонкие ручки кружки, словно они сейчас могут его удержать в равновесии, и невольно переводит взгляд на выпуклость под чёрными штанами в обтяжку. Ну так, чисто случайно.       — Я? Я... я просто... т-ты такой высокий. Я не думал, что между нами будет такая разница. Мы ведь даже не знакомы почти... — он разводит руки, чуть ли не выплескивая на пол кипяток, и скользит взглядом по телу Намджуна вверх, но дрожит от собственных действий, боясь, что сейчас бессознательно оголит перед парнем собственную душу, если посмеет заглянуть ему в глаза.       — А как думаешь, мы достаточно знакомы с тобой, чтобы... — Намджун не договаривает, давая возможность мальчишке самостоятельно выбрать окончание его мыслей и подстроиться под них.       — Чтобы что?... — с придыханием интересуется Чимин, приоткрывая рот.       — Дай мне. Дай мне их. — Ким надвигается на него большой тенью и впивается оледенелыми пальцами в кружки, касаясь бархатной кожи Чимина, и вырывает их, тут же отставляя на столешницу.       — Ч-что ты делаешь? — заикаясь, спрашивает Чимин, когда Намджун сокращает между ними расстояние до одного шага.       От такой близости его разморило будто после жаркого солнца, нещадно палящего. Приблизься – и они могли бы коснуться друг друга губами. И Намджун приближается, глядит на мальчишку сверху вниз, приподнимает его подбородок кончиками указательного и среднего пальцев, заставляя обратить на него взор карих глаз, и требовательно впивается поцелуем в его невероятно пухлые губы, наслаждаясь отдающей щедрой мягкостью. Он сминает их жадно и властно, что Чимин невольно стонет в поцелуй, упираясь руками в грудь парня, царапая её ноготками через ткань. Их языки под напором Намджуна сливаются, и тот, перехватывая всю инициативу на себя, потому что младший отвечает как-то неумело и скованно, но при этом настырно прижимается бёдрами к паху старшего, уже ощущая своим твердевшим членом в ответ его эрекцию.       А после Чимина так нагло разворачивают, заставляя руками упереться в столешницу, и он пищит от неожиданности, когда холодные руки парня, впиваясь в горячие ляжки, заставляют одну ногу уложиться на твердую поверхность буфета.       — Я ведь.. чай.. приготовил.. — возбуждённо шепчет Чимин и млеет от крепких намджуновских рук, с силой сжимавших его зад, и ей тянется навстречу твёрдому члену, потираясь о плоть через ткань.       — Да ты та ещё шлюшка, Чимин, — удовлетворённо улыбается Ким, одаривая мальчишку звонким шлепком.       — Я.. я? Н-нет, я не...       — Тебе не нравится, как я тебя зову? — шепчет Намджуна на ухо.       — Нет-нет, я совсем не такой… Честно.       — Хочешь быть моей деткой? А у тебя хорошая растяжка?       — М... да... наверное...       — Покажешь мне? Ким Намджун, приятно познакомиться. — Басит он, вызывая мурашки по всей пояснице Чимина, отдававшиеся приятной тягой в паху.       Блондин, вгрызаясь в бледную шею Пака, под шорты запускает руки, укладывая их на упругие ягодицы, сходит с ума от того, что едва мог их обхватить своими широкими ладонями. Намджун удовлетворённо и хрипло стонет, ударяя горячим дыханием по ушной раковине младшего, прикусывает мягкую мочку и нежно посасывает её, руками не переставая раздвигать и сжимать крепкий зад, средним пальцем потираясь между двух половинок сквозь ткань боксеров. Он играется с младшим, провоцирует, ладонью накрывая его наливавшийся кровью член, и сжимает плоть, нежно массируя её.       — Ты всё ещё не хочешь, чтобы я сорвал с тебя эту майку? — Намджун, второй рукой оглаживая оголённый живот, пробирается к самой груди, контрастом двух температур вынуждая Чимина сдавленно простонать, отгибая голову в сторону окна. — Смотри, как бы она не намокла.       — Сними… сними её... — сдаётся Пак, вытягиваясь в талии, и смиренно поднимает свои дрожащие руки. Они тут же искрятся своей бледностью под врывавшимися в окно лучами холодного солнца.       Намджун ревнует к солнцу, наблюдая, как оно покрывает нежными поцелуями чувственную кожу Чимина, и, срывая с него майку, хватается за прямую талию, до боли сжимая бока.       Сейчас Чимин мог принадлежать только ему одному, никому больше.       — Пошли-ка, — старший отрывает его от столешницы, хватаясь за запястья, и, будто зная эту квартиру как пять своих пальцев, ведёт младшего в гостиную, набитую мягкими игрушками, разбросанными по всему полу.       Чимин даже возмутиться или оправдаться не успевает. Его дёргают к окну – где солнца не видать – распахивая розовые занавески, и толкают к подоконнику, срывают с него короткие шорты вместе с нижним бельем, ударяя по горячим ягодицам, снова закидывают ногу на подоконник и грубой рукой вжимают лицом в ледяное стекло.       Возбуждённый член скользит по гладкой поверхности, трётся головкой о раму, и Чимину в губы упираются два длинных пальца – средний и безымянный - надавливают, заставляя обхватить их, и прорываются через сведённые зубы, тут же натыкаясь на влажный язык. Намджун за один раз вводит на всю длину, царапает ногтями юркий язык, который тут же, не медля, принимается кружить вокруг пальцев. Младший тихо постанывает от решительного Кима, посасывает их, двигая головой назад-вперёд, вылизывает и легко сжимает белоснежными зубами подушечки пальцев, размазывая слюну. Намджун дёргает рукой, добавляя третий и четвертый палец, обмазывает слюной внутреннюю сторону щёк, целует в краснеющие скулы и после, разводя ягодицы в стороны, приставляет облизанные пальцы к упругому кольцу мышц, медленно вводя их глубже.       Они проскользнули гораздо легче, чем ожидал Намджун, и парень самодовольно улыбается, довольный тем, что в постели ему попался не девственник, потому что на них его, признаться, совсем не тянет. Он не хочет сейчас дарить ласку ещё не опытному бревну – у него уже почти месяц недотраха, и нужен тот, кто бы смог выдержать его сейчас и удовлетворил так, как не удовлетворял ещё никто. Можно ли утверждать, что Намджун в этот момент просто пользуется мальчишкой? Ну, пожалуй, так и есть, чего уж скрывать? Да и Чимин что-то не особо против, выстанывая имя блондина. Ну или он до безумия наивный. Удовлетворение собственных потребностей для Кима пока что превыше чьих-то чувств, у него сейчас член брюки спереди разорвёт, ему нет времени думать о чьём-то там влюблённом сердце, в лихорадке бьющемся в хрупкой грудной клетке, плавясь от соприкосновения двух горячих тел. Всё потом, это абсолютно ненужные вещи.       Намджун осыпает пылкими поцелуями сведённые вместе лопатки, пробирается по позвоночнику ниже, зубами подцепляет нежную кожу и тремя пальцами уже рвано двигает в младшем, медленно раздвигая стенки нутра. Чимин выгибается на чувственные ласки, напряжёнными руками хватается, как за спасательный круг, за край подоконника и прикрывает расслабленно веки, мутным взглядом засматриваясь на Намджуна и на его цветных лис, которые неотрывно наблюдают за ним. Его, кажется, заводят эти татуировки.       Блондин правой рукой надавливает Чимину на поясницу, хватается за задницу и вертит ею, заставляя младшего самого начать двигать ей. Одобрительно шлёпает, когда тот, зазывно ведя бёдрами из стороны в сторону, повторяет движение, приставая на носочек левой ноги, чтобы было удобнее, и продвигает ногу, уложенную на поверхности, чуть дальше, проскулив. Позади Намджун оголяется, через спину снимая с себя черную водолазку, и Пак уже несдержанно стонет, раскрывая свои влажные губы. На груди старшего вырисовывается яркий орнамент с цветами, те огибают область сердца завитками и прячутся за боками, под рёбрами. Ключицы, расцветшие розами, шикарно выпирают из-под натянутой кожи, и между ними образовывается глубокая ложбинка, которую хочется вылизать языком.       Намджун полностью раздевается, и взгляд Чимина приковывается, словно завороженный, к его прижатому к животу члену, покрытого венками. Пак облизывается, проводя языком по горячим губам, и хитро щурит глаза, в томлении ожидая бурного секса. Парень лезет в карманы брюк за упаковкой контрацептивов, разрывает блестящий квадратик и натягивает презерватив на колом стоящий член, приближаясь к младшему, вжимаясь в его спину грудью.       — Не жалеешь, что я заглянул к тебе на чай? — неожиданно спрашивает Намджун, проводя головкой члена между двух крупных ягодиц, игриво прижимаясь к кольцу мышц, и после бьёт стволом по заднице, разжигая страстную эйфорию между ними двумя, накаляя её до невероятно высокой температуры.       — Нет, Н-Намджун-а... — Чимин падает щекой на стекло, заглядывает назад через плечо, наблюдая за тем, как в него проникает парень, несдержанно шипя.       Старший входит полностью, до основания, совсем не жалея мальчишку. Тот молча и упорно вбирает в себя размеры, совсем не возмущаясь. Может, в нём всё же присутствует частичка истинного мазохиста? Или хотя бы его иллюзия?       — Ты не представляешь, как же долго я не трахался, — откровенно выдыхает Намджун, считая, что может позволить себе это откорвение, и рукой обхватывает шею Чимина, второй хватаясь за крупное бедро, — Ты ведь выдержишь меня, верно?       Цепкие пальцы впиваются крепко и надавливают на дёрнувшийся кадык, вжимая его, заставляя поперхнуться Чимина слюной. Он нечаянно ведёт губами по замёрзшему стеклу и закатывает глаза, когда Намджун начинает двигать бедрами, и Пак, зажатый, беспомощно дёргается навстречу, елозя своим членом по холодной поверхности.       В взгляде старшего животная страсть совсем не граничит с нежностью, та где-то испуганно зажимается в укромных уголках души и не высовывается, боясь не получить законного места или оказаться задавленной. Намджун всем существом желает только взять Чимина и ничего больше, на романтику и прелюдии сил не хватит.       Ким равномерно увеличивает скорость, сжимая горло бедного парня, тяжко вздыхающего от подступающего удовольствия; он вбивается по самое основание, вторгаясь на всю длину глубоко в Пака, и за один миг попадает точно по простате. Чимин делает волну телом, чуть ли не ломая грудную клетку, выдавливая её из тела вперёд, и запрокидывает голову назад. Он стонет в потолок, но обрывается, когда ладонь сжимает его горло настолько сильно, что тот смог выдать только прерывающиеся хрипы, судорожно хватая губами воздух. Намджун, проникая в податливое тело под тем же углом, срывается, безжалостно вбиваясь в Чимина, до боли хватается за его ягодицы, ударяет по ним широкой ладонью и повторяет шлепки, пока зад не начинает покрываться краснеющими пятнами, украшавшими бархатную кожу, от которой у него чуть ли не слюни текли. Ему требуется ударить ещё сильнее и ещё. Чимин отзывается вскриками, переполненными удовлетворением, и выстанывает имя господствующего над ним Намджуна, прося его о чём-то большем, хотя он сам не знает, куда уж больше.       Старший грубо хватается за шелковистые волосы на макушке, переливающиеся пепельно-серебристыми оттенками под ярким светом лампы. Мелкие кудряшки выскальзывают из влажных пальцев, и тогда Намджун обхватывает их, чуть ли не вырывая с корнями, наматывает на кулак настолько, насколько позволяла длина волос. У младшего брызжут слёзы из прикрытых глаз, но он всё равно не возмущается, от такого только член сильнее дёргается к животу. Намджун никогда и ни за что не подчиняется ничьим просьбам или плачевным мольбам, он садист по природе, и если Чимин – его личный мазохист, то Ким готов над ним издеваться столько, сколько захочет, чуть ли не до потери сознания мальчишки. Он не двигается в одном ритме, постоянно меняет скорость, такт, углы проникновения, вынуждая Пака неудовлетворенно скулить; замедляется, пошло раскрывая губы, выходит из горячего нутра, а после врывается, снова и снова убивая Чимина головокружительными потоками возникающего экстаза, от которых мальчишка почти теряет связь с реальностью.       Намджун рукой щекочет его мягкие соски, оббегая вокруг ореолов, нежно массирует их, а потом царапает ногтями, больно сжимая потвердевшие бусины. Он оглаживает всю грудную клетку и каждой частичкой тела чувствует, как Чимин под ним бьётся в агонии, получая крышесносное удовольствие от точных попаданий по простате. Намджун добивается такого состояния мальчишки, что прямо сейчас Чимин находится на краю рассудка, стоит в опасной близости от прыжка в бездну, и Ким толкает его, вдалбливаясь в него так, что подоконник недовольно скрипит.       Чимин скулит вперемешку со стонами, кусает горячие губы, требующие ласкового поцелуя, хрипит, дёргая голову вниз, и извивается змеей, когда его атакует предоргазменная дрожь, распространяющаяся по всему его маленькому телу. Ему стоит диких усилий поднять глаза, чтобы увидеть Намджуна, и наконец-то получает долгожданное слияние губ в душераздирающем поцелуе с резвым переплетением языков. Шея ноет от неудобного положения, но Чимин разрывает поцелуй не от неудобства, а от того, что ему необходимо громко простонать, на конце выкрикивая имя Намджуна. Его член, что трётся о подоконник, двигается также быстро, попадая под дикий такт Кима. Чимин пытается накрыть налитую кровью плоть, из которой вырывается смазка, размазываясь по поверхности, но оргазм настигает его врасплох – он замирает, содрогается в груди, горло раздирая в полустоне-полухрипе. И младший кончает, запачкав вязкой жидкостью белоснежную раму, ладошками оставляя на стекле влажные следы, чуть ли не проламывая его под напором собственного размякшего тела, в котором душа почти растворяется, намереваясь исчезнуть где-то за пределами его внутренней вселенной.       Он дрожит в состоянии упоения, ловя расплывающуюся картинку реальности, пытаясь соединить раздвоение силуэта Намджуна в один целый божественный образ, сжимается изнутри и чувствует, как тот, вбиваясь в него в последний раз, кончает следом, прижимая изо всех сил к себе, удерживая его со всей мощью, не давай ему даже шелохнуться.       — Ох, Господи... — на выдохе произносит Чимин, устало зачёсывая влажную чёлку дрожащими пальцами назад, но она выбивается обратно и облепляет весь лоб, ловя выступившие капельки пота.       Пак опускает в судороге сводящуюся ногу на пол и пытается отдышаться, опираясь ладонями о подоконник. У него кружится голова от недостатка кислорода, но это стоило того, чтобы ловить эйфорические круги перед глазами. Чимин признаётся самому себе – у него никогда ещё не было такого бурного оргазма, и сейчас он помечает, что Намджун – лучшее, что происходило в его жизни, и теперь он просто так с него не слезет, заберётся на плечи и свесит ноги вниз, ни за что не отпуская от себя.       На лицо кладётся тень неудовлетворения, когда Ким покидает его тело, поцеловав в шею на прощание. Чимин любит, когда в нём находятся ещё какое-то время, не давая чувствовать ему себя покинутым. Однако Намджун не оказался скуп на ласки – продолжает покрывать поцелуями свободно расправленные плечи, снимая и отбрасывая презерватив на пол, и шепчет на ухо что-то нереально нежное с пошлыми оттенками, отчего Пак вспыхивает сильнее, отводя глаза в сторону, распускаясь в лице улыбкой. Этот голос пробирает до мурашек, бестактно врывается в его душу, бесцеремонно растворяя двери, и властвовует над его сердцем, заставляя всеми фибрами души тянуться к нему навстречу – слепо и доверчиво.       — Ты хорошо растянут, Чимин, — проговаривает Намджун, отлепляясь от вспотевшего парня, и шлёпает его по заду.       — Я?... Я... да, да.       — Балуешься здесь в одиночестве? — на губах растягивается улыбка со скрытой издёвкой, и старший оценивает такого сексуального мальчишку одним глубоким взглядом, от которого млеет Чимин, когда он буквально на секунду посмел поднять на парня глаза.       — Н-нет.       — Онанируешь среди игрушек? — ухмыляется Ким и подцепляет плюшевого зайца, валявшегося возле его ног, хватая его за уши.— Не стыдно? Или тебя они заводят, Чимин-извращенец? Зачем тебе такие горы? Сколько их здесь? Десятки, сотни?       — Ну нет же! Э-это не так! — пищит смущённо Пак и опускается на пол, прикрываясь игрушками, которые только под руку попались, пытаясь скрыть свою наготу.       — Я бы посмотрел на это.       — Ч-чего?       — Я бы посмотрел, как ты ласкаешь здесь себя, лёжа на всем этом беспорядке. Уверен – картина самая прекрасная.       Где-то в голове его рассудок начинает метаться по всем углам, размахивая горящими флагами в стороны и крича что-то о том, что Чимин попадает под какую-то неправильную власть неожиданного знакомого. Пак понимает, что, если Намджун сейчас прикажет ему упасть вон на тот мягкий диванчик и, разведя широко ноги в стороны, ввести в себя вибратор – он послушается его, выполнит всё беспрекословно, а потом будет его ещё молить, чтобы Ким вошёл в него.       От него веет истинной доминантностью, Намджун первый и единственный узурпатор его внутреннего мира и подгибает сейчас под себя, ударяя взглядом, словно плетью. Мальчишка только и ждёт чужого царствования над своим разумом, он будет безвольной тряпкой в сильных и мужественных руках.       А Намджун – единственный властитель с невидимой короной – разминает свои плечи, с ликующим торжеством на всём лице оглядывая сжатого Чимина. Тяжёлая отдышка, срывающаяся с полураскрытых покусанных губ, мутный взгляд, покрытый пеленой вожделения, и раскрасневшиеся щёки говорят о том, что Паку просто жизненно необходимо достичь внутреннего умиротворения как можно быстрее, иначе с ума сойдёт. Но он продолжает пожирать взглядом грудь Намджуна в татуировках и перекатывающиеся под гладкой кожей крепкие мышцы. Цветная широкая грудная клетка привлекает упасть на неё лицом и больше никогда не убирать головы, лениво вылизывая языком вспотевшую кожу.       — Мне надо в душ, пойдёшь со мной? — Ким облизывается, подбирая свою одежду, и вопросительно задирает бровь, останавливаясь в дверном проходе.       — Н-нет, я тут побуду, пожалуй... Полотенце возьми в тумбочке, пожалуйста.       Блондин, явно ожидающий второго захода в душе, разочарованно хмыкает и скрывается за дверью в ванную.       Чимин снова остаётся наедине со своими мыслями, вдыхая свежий воздух из приоткрытой форточки. Он даёт свободу своим размышлениям, его рассудок холодеет, и теперь Пак понимает, что Намджун его точно околдовал, довёл до райского оргазма и предсмертного блаженства, что Чимин даже позабыл на мгновение собственное имя. У него до сих пор мурашки игриво гуляют по всем конечностям, вынуждая иногда содрогнуться телом. Ушами он улавливает шум воды, приглушённо звучавший из-за закрытой двери, и становится ему так тепло на душе, так уютно, что сейчас же хочется забежать к парню в комнату, прошептать, как сильно любит его, и уложить голову ему на плечо, ластясь, как самый нежный котенок, продолжая мурлыкать о своей страсти к Намджуну. Интересно, тот к нему хоть что-нибудь испытывает?       Лицо Чимина вмиг тускнеет, теряет насыщенность, а губы со стремительной силой опускаются. Он с тоскливой грустью отводит глаза к дивану возле стены, представляет, как Намджун бы разложил его по мягкой обивке и лицом бы вжал в игрушки. Но что, если это был секс на один раз? Одноразовая встреча с обещанием больше никогда не пересекаться в жизни? Как лотерейный билет с доступом в рай на один час. Мальчишка ловит ладонью сокрушительные удары сердца под рёбрами и уже прививает себе мысль, что лучше, чем Намджун, у него никогда в жизни не будет. Пусть тот выйдет к нему сейчас же, пусть поцелует за ухом и, захватив в согревающие душу объятия, скажет, что никогда не покинет его, будет оберегать и любить так, как не любил прежде.       Чимин спешит одеться, чтобы его тело не настигло обморожение от получасового одиночества. Он пугается, ловя запах улицы из окна, и немедленно захлопывает его, думая, что эта улица теперь украдет его законный запах Намджуна. Если бы была возможность, он бы до капли выжал одеколон старшего из воздуха и заключил бессмертной памятью во флаконе.       Мальчишка, теряя всякое желание жить, устало заваливается на пол, сжимаясь на круглом махровом ковре, прячется под крупными игрушками, сжимает их, вдыхая привычный домашний запах, и почему-то позволяет слезам вырваться из-под густых ресниц, увлажняя их. Нет, Намджун действует на него опасно, способен сломать Чимина, если сожмёт в руке его душу. Кто же знал, что он, словно таран, ворвётся в его жизнь? Паку следовало бы насторожиться, когда их беседа приняла пошлую тень откровенности. Но один только глубокий голос парня заставляет его член дёрнуться и запульсировать. Честно, Чимин возбудился, когда Ким позволил себе большее, чем следует при обычных знакомствах по телефону. При единственном намджуновском слове или резком мате у Пака под шортами возникала ноющая тяжесть, которую он бесстыдно сжимал, заглядывая на Намджуна на остановке через окна своей квартиры. Нравится ему в нём всё – начиная от высокого роста почти под два метра и заканчивая его массивными берцами, которыми он способен был бы убить Пака, если размахнулся бы со всей силы. Да, Чимину это нравилось, его жизнь находится во власти неизвестного, и в очередной раз он получает порцию мазохистского удовольствия от собственной беззащитности.       — Чимин, ты чего там? — Намджун, застыв в проходе, поправляет на бёдрах полотенце, которое никак не хочет заправляться на влажном теле, и в недоумении смотрит на выглядывающие из-под горы игрушек худые ноги, невольно увлажняя губы языком, когда глазами поднимается на сочные бедра.       Пак, свернувшись эмбрионом, оживает и выставляет лицо из-под горы плюшевых животных, извиняющимся взглядом упираясь Намджуну в лицо. От чего-то он чувствует себя виноватым перед ним, что, возможно, создаёт ему проблемы и неудобства своими слезами. Возможно, старший считает его отвратительно надоедливым и противным, будто капризный ребенок, требующий внимания.       — Что случилось, детка? — тот за секунду сокращает между ними расстояние, присаживается на корточки перед мальчишкой и подцепляет его подбородок, большим пальцем утирая солёную влагу со щёк. В глазах его возрождается непривычная ласка, когда он наблюдает за детским выражением лица напротив.       — Намджун, а ты ведь уйдешь сейчас, да? Ты ведь оставишь меня?       Ким торопеет от дрогнувшего голоса младшего, застывает, слепо заглядывая тому в краснеющие глаза, и даже понятия не имеет, что ему сейчас ответить. От него разит непривычной нежностью и открытостью чувств. Он честно подставляет Намджуну свою душу и ожидает чужого выбора, от которого зависит его ближайшее будущее. Намджун не смеет разрушать чью-то жизнь, взамен получая искреннюю любовь. Прямо сейчас он утыкается в чужие губы, сжимая до боли острый подбородок, и углубляет поцелуй, прикрывая глаза. То, чего блондин сейчас меньше всего ожидал, так это того, что Чимин немедленно потянется к нему со всем молящим сердцем, выныривая из под игрушек и прижимаясь к груди, укладывая ладони ему на шею, чтобы ближе притянуть.       Чимин что-то шепчет про то, что безумно любит Намджуна, в перерывах между слиянием губ, а после прижимается лбом к намджуновскому, сжимая ладошками его скулы.       — Я и не думал уходить, сладкий. У меня на тебя ещё столько планов. — Намджун разгребает рукой все игрушки, заваливая Пака на спину, и нависает над ним, восторженно разглядывая расслабленное лицо младшего, — Ты шикарный, Чимин-а, ты искал любовь, а я пришёл за ней, не думаешь, что это судьба?       Ким распахивает полотенце и бросает его в сторону.       — Я уже возбудился только от одного твоего беззащитного взгляда, детка. Я, блять, уже хочу тебя. Ты только взгляни, как мой член желает твоей крутой задницы.        Ким тормошит весь застывший мирок Чимина, пребывающий в заторможенном состоянии, снова врывается в него опасно и нежно насилует прямо на полу, не желая перебираться на удобное кресло, подминает под себя, вжимая в ковёр, и впервые признаётся, кончая в Чимина, что он, вроде как, влюбился в него.