Половинка нашей души (рабочее)

Адалина

Я почувствовала его. Там, в библиотеке, я стояла совсем рядом с ненавистным мне тощим, и чувствовала его близость. Мое тело стало наполняться приятным теплом. Невидимым покрывалом меня укутал его запах. Это притяжение буквально заставило меня смотреть на него, и видеть не тощего, а свою пару. На какой-то миг все потеряло значимость: прошлое, настоящее, и сомнительное будущее. Сотни неосязаемых нитей связывали нас в одно целое. Мне даже показалось, что я чувствую то же, что и он. Связь Истинной пары, неужели я впервые ощутила ее? Нет, такое же волшебство происходило со мной когда я была рядом с Бернардом. Такое же, и разное одновременно. Наверное, мои эмоции к ним можно было бы сравнить с морем. Бертран — это сильная и неуправляемая стихия. Сильная, свободная, разрушающая и дающая. Бернард — это штиль, момент, когда миллиарды бликов мерцают на солнце, и все существо наполняется спокойствием и гармонией. Но главное, я поймала себя на том, что они не вызывают больше непринятия. Я могу ненавидеть, презирать их сколько угодно, но игнорировать связь невозможно. То притяжение, которое возникало от одного взгляда на них, ощущения их запаха, звуков голосов, заставляло мое тело реагировать, и я не могу не замечать этого и дальше. От этих мыслей мне стало страшно. Я как-будто прощаю их за совершенный когда–то поступок. Как-будто позволяю им владеть своей душой, а значит и телом. Нет, нет. Я не могу допустить повторения того, что произошло. Сама? Я сама отдам им себя? Нет. Этого не произойдет. Они снова будут раздевать меня, трогать, бить, а потом… Стыд кипятком плеснул в лицо. Щеки моментально вспыхнули, руки задрожали. Как же другие? Как с этим живут другие? Кузины и кузены? Если в их спальнях происходит все это, то как они могут выглядеть счастливыми в семейной жизни? А как же родители? От этих мыслей тоже стало стыдно перед самой собой, но в их любви я не могу сомневаться. Отец боготворил папу, и никогда бы не обидел, не сделал больно. А кузен? Его взгляд на мужа буквально лучится любовью и нежностью. Я растерялась. Не знаю, что делать дальше. Как себя вести. Эта паутина из мыслей сводит с ума. Просто надо как можно меньше пересекаться с ними. И тогда все пройдет. Они не могут быть другими, их поступок все сказал за них. И не стоит слушать глупое сердце, которое тянется к Истинной паре, оно слепо. С этого времени я начала избегать братьев. Это давалось мне с большим трудом. Бернард караулил меня за столом, поэтому я стала кушать в своей комнате. Бертран разгуливал по саду, поэтому от прогулок тоже пришлось отказаться. Казалось, они были везде. Дедушка и Андре словно нарочно выдавали меня. Единственным местом, где я проводила все свободное время стала моя комната. Но даже там я чувствовала, что братья находятся по обе стороны от меня. Это давило. Сидеть взаперти было невозможно. Тоскливо и скучно. Все мысли постоянно вертелись вокруг братьев. Они даже стали мне сниться. Их лица все чаще мелькали на набросках, которые я делала от безделья. Опомнившись я рвала их на кусочки, в страхе что кто-то их увидит. В один из таких дней я решила спуститься в библиотеку за книгами. Но чтобы не наткнуться на Бертрана я решила сделать это ночью. В полночь я, накинув на ночную рубашку халат, как можно тише выбралась в коридор. Ноги в тонких домашних туфлях моментально замерзли. Я быстро шла по темному холлу. Из окон лился лунный свет, освещая мне путь. Было жутковато. Мне послышался какой-то шум за спиной, и я, ускорив шаг, буквально влетела в двери библиотеки. Меня сразу окутало тепло комнаты. На столе стоял подсвечник с двумя зажженными свечами. В камине потрескивали пылающие поленья. В кресле сидел Бертран. Он был в белоснежной рубашке, бриджах и сапогах. Поза его была расслабленной, длинные ноги скрещены и вытянуты на пуф. В руках он держал книгу. Бежать обратно было поздно. Он уже поднял голову, и его губ коснулась едва уловимая улыбка. Я постаралась придать своему лицу усталой небрежности, словно не я только что бежала по коридору, а теперь завидев его опять собиралась удрать. Он плавно, как большой дикий кот, встал с кресла. Медленно и бесшумно приблизился ко мне. Мое сердце забилось с бешеной скоростью, но не от страха, а от волнения. — Так поздно, а Вы еще не спите? — Голос его был вкрадчиво тихим, и каким-то насмешливым. — Как видите, — сказала я не глядя на него, а про себя повторяла «отойди же от меня!» Вопреки разуму тело снова подло отреагировало на его близость. Сердце стучало слишком громко, и я боялась, что Бертран его услышит. Коленки подкашивались. А нос-предатель уже уловил запах тела альфы. — Ищете книгу? Не спится? — А Вы сегодня особенно проницательны, озвучивая очевидные вещи? — Надменно бросила я, но провокация не удалась, и он засмеявшись шагнул еще ближе. — Ваш отец обманул нас. Он говорил, что прекрасно воспитал свою дочь. Что вы кротка и застенчива. А оказалась просто грубиянкой. Значит он лжец! — Все так же насмешливо произнес Бертран. Такого я уже стерпеть не смогла. — Мой отец прекрасный, честный и благородный человек. И даже любопытно, чем это я Вас не устраиваю? — Рассердилась я. — Какая наглость! Сколько раз за время нашего брака Вы говорили с нами в нормальном тоне? Да и сейчас Вы отказываетесь признать мои слова. Тогда как кроткая и застенчивая леди уже давно бы согласилась, что муж всегда прав! Хорошо! Раз так, то я сам займусь Вашим воспитанием, — с абсолютной уверенностью в своих словах произнес он. Я была настолько возмущена подобными словами, что не сразу сообразила, как с размаху дала ему пощечину. За все! За оскорбление моего отца, за ложь, и за эту нелепую ситуацию. И только когда я услышала шлепок до меня дошло, что он меня спровоцировал. Как ребенка. И пощечина для него стала лишь поводом. Никого дискомфорта он не почувствовал, даже не моргнул. Глаза его хищно блеснули. Он взял меня за плечи, приподнял, приближая к себе. И тут я струсила. — Но Вы же обещали… что только когда я сама… — еле слышно сказала я, когда его губы были уже совсем близко. — Мы выполним все, о чем говорили. Но не целовать тебя ни я, ни брат не обещали, — прошептал мне в самые губы Бертран, захватывая в плен мои. Губы его были сухими и твердыми. Никого отвращения я не почувствовала, хотя очень хотела. Все было гораздо хуже. Мне нравилось. Я ощутила, как гнев и страх отступили, и глубоко внутри начала подниматься теплая волна чего-то непонятного, неизведанного мной ранее. Снова стало страшно. От этого чувства внутри. Захотелось прекратить, остановиться, чтобы подумать об этом. Я уперлась ладонями ему в грудь, и попыталась оттолкнуть агрессора. Но он был каменной стеной. Я отчаянно крутила головой вырываясь, и он выпустил меня, прекращая поцелуй. Глаза его горели тем самым странным жадным блеском. Я отступала назад, пытаясь выровнять дыхание, внимательно наблюдая за действиями этого хищника. Все внутри меня дрожало, то ли от волнения, то ли еще от чего-то. — Это за сцену в парке, после встречи с садовником, — довольно улыбаясь, произнес Бертран. Глаза его были прикованы к моему рту. Он явно намеревался продолжать. Я сделала еще один шаг назад. — А сейчас за твои колкости в дороге, — медленно приближаясь прошептал он. Я отступала назад уже быстрее, но развернуться и броситься наутек я не успела. Сильные руки схватили меня за талию. Одним движением притянули к телу, и кольцом обвились вокруг меня. Он наклонил голову, упираясь носом в мое плечо и глубоко вдохнул. Я забарахталась, хотя понимала насколько это бесполезно. Он, предугадывая мои дальнейшие действия, продолжал держать меня одной рукой, а второй приподнял мое лицо за подбородок, посмотрел в глаза, и снова начал целовать. В этот раз медленнее, но не менее жадно. В голове вспыхнула паника. Он пытается меня сожрать? — Животное! Зверь! Ненавижу! — Кричала я, но выходило лишь мычание. У меня кончился воздух. Я дотянулась до его головы, и вцепившись мертвой хваткой в длинные волосы на затылке, дернула. И только тогда он отлип от моего рта, и болезненно зашипел. В то же мгновение он на секунду выпустил меня из своих рук, и я размахнувшись снова ударила его по лицу. Но еще быстрее, чем я успела вывернуться, он прижал меня к себе. — Прекратите! Уберите руки! Не смейте! Я задыхаюсь! — возмущенно и громко говорила я, упираясь в широкую грудь ладонями. Я не была уверена, что мой оппонент меня слышал. Он снова странно смотрел на мои губы, дыша часто и прерывисто. — Ты просто не умеешь. Я научу тебя, — прошептал он с хищной полуулыбкой. — Нет! Я не хочу учиться! Мне это не нужно! — Продолжала я сопротивляться этому демону. — Это приятно, тебе понравится, — уже совсем тихо сказал мне в губы этот змей-искуситель. Меня дурманил запах, голос, и бешеная энергия, исходящая от него. — Я буду целовать тебя, а ты приоткрой рот, и дыши носом, ладно? — И как только я снова распахнула рот для очередного отрицания он воспользовался этим. Мой организм предавал меня. Его ладони гуляли по моей спине, оставляя горячие следы. Аромат его тела,дурманил мой мозг, а теплые волны внутри, ударяясь о грудную клетку, стекали к низу живота, и плескались уже там, собираясь в водоворот. Губы его требовательно изучали мой рот, его язык был теплым, движения приятными. Ответь мне, прошу. Ну, же, пожалуйста, прошептал он севшим голосом. И я ответила. Как могла, неловко повторяя за ним. Конечно, экспериментировать языком я еще была не готова. Но процесс показался мне увлекательным, в первую очередь от его реакции на мой ответ. Он издал тихий, еле слышный стон. Под моими пальцами его сердце билось очень быстро. Запах альфы усилился. И тут произошло неожиданное. Он резко прекращая поцелуй отстранился от меня всем телом. — Все! Достаточно! — Сдавленно произнес он, и отвернулся от меня. — Остальные Ваши долги за плохое поведение вернете в другой раз, — это он сказал уже обычным высокомерным тоном, развернулся ко мне спиной и пошел обратно креслу. Я растерялась. Когда он ушел мне почему-то стало холодно и обидно. Словно я все это затеяла. Губы горели, а кисти рук еще сохранили ощущения жара его тела. Я схватила первую попавшеюся книгу с полки, и быстро направилась к двери. Сказать ему что-либо мне показалось глупым, я боялась, что прольются слезы, которые внезапно возникли то ли от обиды, то ли от волнения. Я бежала в свою комнату уже не от страха. Мною двигала злость. Слезы жгли глаза, но я решила, что поплачу над своей глупостью только у себя в комнате. Да как он смеет? Он играет со мной? Да, конечно! А ведь я ответила ему. Какой стыд! Зачем я это сделала? Как я завтра посмотрю в эти насмешливые глаза? Я сама дала ему повод превосходства. Дура!