Ледяная Ольсара

Говорят, в молодости мой отец был тем еще сорвиголовой. Будучи седьмым сыном седьмого сына в седьмом колене, он свято уверовал, что сможет привести племя склаваров к великому, а главное, счастливому будущему. Особенно сильно запала в душу ему старая легенда, которую частенько рассказывала детям и подросткам старая жрица. Садясь у костра и беря в руки цитру, она распевным речитативом травила свои байки. Говорила о сотворении мира, о холодной и неприступной богине зимней стужи и метели — Хурте, о ее порождениях — снежных людях, об отважных героях и далеких землях. Так вот, больше всего моему отцу пришлась по душе одна ее байка про снежную деву и воина Риксу. Некогда юный и храбрый воин попал в шторм, заплыв на лодке далеко от родных берегов. Осознав возможность своей смерти, Риксу обратился за помощью к Хурте. И столь проникновенной была его искренняя молитва, что расположила к себе грозное сердце метели. Буря улеглась, а на горизонте показался дивный остров — владения богини. Отважный воин повел лодку к таинственному берегу. Множество чудес увидел он на этой земле: живые драгоценные камни в форме цветов и трав, брильянтовые снега, воду, обращающую любой предмет в золото. Испил вина из легендарного кровавого водопада, что дарит долголетие и здоровье. Слышал и пение ледяных птиц, подобное легкому шуму прибоя, или же грозному свисту бури. Сразился со свирепым мадваном, выковав из его ядовитых клыков свой легендарный меч… А так же познакомился со снежным народом. Духи зимы обучили Риксу игре на цитре, пению и танцам. Показали, как обрабатывать шкуры животных, как варить мыло и солить мясо. Долго пробыл в запредельном краю Риксу. Хорошо ему было среди духов. Однако же звало его сердце на родину, к людям. Не стали держать его снежные дети. А одна дева, влюбившись в храброго и доброго воина, пожелала уйти с ним к людям. Вернувшись, Риксу стал первым вождем склаваров, объединив разрозненные племена под своим началом, передавая людям знания, полученные от ледяного народа. Его жена — великая колдунья и первая жрица Хурты, родила ему семерых сыновей. Шестеро уродились в отца, позже совершив множество великих подвигов, а седьмой перенял силу и способности матери, став первым магом льда и защитой склаваров. Отец сильно вдохновился этой байкой. Мечтал о подвигах и славе, частенько попадая в опасные для жизни ситуации. Дед покорно смирился с этими шалостями. В конце концов, у него было еще шестеро сыновей, было из кого выбрать преемника. Мой отец это тоже хорошо понимал, заявив, что он пойдет искать счастья в запредельных землях. Дед и баба отговаривали его, как могли, но отец был непреклонен. Ушел на рассвете, даже не попрощавшись, и исчез на долгих пять лет. Уже не чаяли увидеть его в живых. Потому удивились несказанно, встречая его одним ясным зимним утром целого и невредимого, в дорогой накидке из голубого меха и с девушкой необычайной красоты. Хрупкая на фоне крепких и высоких склаваров, она выглядела нежным цветком полночного подснежника, способным сломаться от одного дуновения ветерка. Смотрела она на мир большими, выразительными глазами небесно-голубого цвета, а волос ее и вовсе был подобен снегу. Кожу она имела тонкую, ледяную, а творила настоящие чудеса. Умела говорить с северными ветрами, танцевала с метелью. Годы ее жизни стали легкими и счастливыми для племени. Она отводила стороной морозные ветра и пургу, принося людям теплые зимы. Тут уж настал черед всем, даже самым недоверчивым поверить байкам. Вскоре после этого племя нарекло отца вождем. Ибо только истинному вождю дозволено было иметь жену из рода снежных людей. Однако брак с моей матерью не принес ожидаемой славы. Шестеро его сыновей не отличались от людей ни силой, ни особыми талантами. Впрочем, зная легенду, отец не отчаивался, ожидая седьмого, самого желанного сына… Говорят, тот год выдался особенно тяжким для нашего племени после долгих лет благоденствия. Моя мать не могла более сдерживать суровую зиму. Весна долго не приходила, угрожая склаварам голодом и болезнями. Ночи были темными и холодными, порою снежные бури сносили целые дома, и люди в них замерзали заживо. Как и отец, моя мать тоже с нетерпением ждала седьмого сына, подолгу уходя куда-то, в самое сердце бури, распевая песни на певучем языке древних. День моего рождения стал неожиданностью для всех. Вернее, им стала ночь — самая долгая и жуткая ночь того года. Из-за разбушевавшейся метели к дому вождя не смогла прийти даже повивальная бабка. Мать разродилась сама. Ей тяжело дались эти роды, гораздо тяжелее предыдущих. Отец как-то обмолвился, что поседел не на войне, и даже не в странствиях, а от леденящего душу крика, которым до самого утра орала мать, не в силах сама справиться с тяжелой ношей. И лишь с первыми лучами солнца ее крики утихли вместе с бурей, а в мир впервые за долгие месяцы ожидания пришло солнце. Меня позже так и окрестили — Ольсарой, восходящим солнцем. Увы, в то утро солнце зашло для моей матери. Она умерла с первым моим криком. Для отца же стало настоящим разочарованием рождение седьмой, такой же обыкновенной, как и все его дети, девки. Говорят, когда отец впервые увидел меня, то скривился, как от зубной боли, велев добравшейся до дома повивальной бабке унести меня прочь. Время шло, я росла и крепчала. Мать мне заменила старуха Мирта — та самая повитуха. Она сильно отличалась от женщин племени. У нее была смуглая кожа и карие, пронзительные глаза. Говорила она странно, иногда используя и вовсе незнакомые мне слова на чужом, певучем языке. Зачастую использовала странные жесты и речевые обороты, не принятые у склаваров. Так же для простой бабы она многое знала о мире, в особенности о растениях. Не зря же ее называли ведьмой! Лишь много позже я узнала, что в молодости она, будучи дочерью влиятельного аристократа империи Караденн, попала в магическую академию, обучаясь целительству и зельеварению. Ее род попал в немилость императора. Семью казнили, а она бежала на север, прибившись к нашему племени. Ее способности сослужили хорошую службу моему деду, а после и отцу. Потому, хоть ее и недолюбливало племя, но все же терпело. А она, добрая душа, не отказывала никому в помощи. Естественно, когда я подросла, стала помогать ей. Собирать травы, готовить настойки и лечебные порошки. Перенимала ее манеры, и даже училась понимать чуждый мне язык далекой империи. Как и Мирту, меня тоже недолюбливали. Подрастая, я все больше и больше походила на мать — была такой же хрупкой и тонкокостной, неосознанно напоминая отцу об утрате. Он сторонился меня, хотя и не гнал прочь. Понимал, что нельзя винить детей за свои ошибки. Увы, но в племени это понимали немногие. Видя отцовское нежелание общаться со мной, остальные тоже решили сторониться меня. Особенно доставалось от старших братьев, только и ждавших удобного случая, чтобы как-то обидеть меня. Они могли запросто в отсутствие отца или же Мирты войти в мой шатер и устроить драку, побить посуду, навести беспорядок в порошках и мазях. Я же по молодости отпора им дать не могла. Моим защитником стал тогда еще здравствующий дед и один из братьев. Самый старший из сыновей, он отличался плохим здоровьем. Страдал от болей в суставах и спине. Я часто делала ему мази и притирания, которые хорошо ему помогали. Не удивительно, что, в отличие от других братьев, он относился ко мне весьма благожелательно. Дед же просто меня любил как свою единственную внучку. Именно он зародил во мне бунтарский дух, вдохновил на борьбу. Он учил меня, что даже самая хрупкая и беспомощная девушка сможет дать отпор негодяям. Вдохновленная его словами, я начала усердно совершенствоваться, пытаясь доказать себе и племени, что ничуть не хуже братьев. Под его чутким присмотром я училась сражаться мечом, чтобы укрепить тело. Также он частенько отправлял меня с другими мужчинами на охоту или в море на рыбный промысел. Моя ловкость, гибкость и послушание сыграли мне добрую службу. Проживая долгие месяцы вдали от племени бок о бок с сильнейшими воинами и охотниками, я смогла заслужить их доверие и уважение, которое позже переняли и остальные склавары. До шестнадцати лет я жила сравнительно не плохо. Братья стали меньше задирать меня, а некоторые подростки не из знатных родов даже звали в свою компанию. Увы, но моей идиллии не суждено было длиться долго. Первым переломным моментом в моей жизни стало столкновение с братом Ольгом. Ольг был вторым сыном нашего отца, за свою юность прославившийся силой и жестокостью. Многие в племени пророчили ему титул нового вождя. Не трудно было прикинуть, что меня он невзлюбил больше остальных. Конечно, это был не первый наш конфликт. Но в этот день наша обоюдная ненависть достигла своего апогея. Этот день ничем не отличался от предыдущих. Шёл мелкий снег, ложась на подмерзлую землю. Осень шла на убыль, зима стучалась в дверь. Я чинила сеть, собираясь на промысел в море. Шаманка предсказала большой улов племени, и каждый стремился подготовиться к долгому промыслу. Ольг появился на горизонте внезапно, как и подобает настоящему злодею. Вышел он из шатра немного пошатывающейся, размашистой походкой, оглядывая будущие владения гневным взглядом мутноватых, зеленых глаз. Я сразу поняла, что сегодня братец не в духе, но прятаться не стала, стойко выдержав его взгляд. Довольно. Прошли те времена, когда я пряталась от братьев. Ольгу моя дерзость не польстила. Походкой человека полностью уверенного в себе он пошёл на меня. — И что это ты тут делаешь? — последовал его глупый вопрос. Голос у братца был хриплым, дышал он тяжело, со свистом. Мне его было жаль. Я взглянула на него, подметив запавшие глаза, пожелтевшую кожу и практически незаметный тремор рук. Дуриан был страшной заразой — теперь я в этом убедилась, начиная понемногу догадываться, зачем купцы из империи Караденн так охотно нам его продают. — Чиню сеть, разве не видно? — ответила я тем временем. Мой ответ братца не удовлетворил. Глаза его потемнели, ручища протянулась к моей голове. Наверное, в детстве я бы растерялась, испугалась. Но за прошедшие годы я устала бояться и плакать. Дед учил, что я тоже дочь вождя, хоть и седьмая. Никто не имеет права поднимать на меня руку. Я резко уклонилась, отбросив снасть. Ольг взревел, вытащив из-за пояса криво изогнутый охотничий нож. — Ах ты мелкая паршивка! Смеешь мне дерзить?! Я равнодушно пожала плечами. Вменяемого диалога с неадекватным братом все равно не выйдет. Мой ответ Ольга не устроил. Дуриан уже давно не завозили, и братец явно чувствовал себя некомфортно без него. Чем же ещё можно был удовлетворить свою душу, как не унижением того, кто слабее? На крики брата сбежалась толпа. Но никто из них не спешил успокаивать или взывать к совести Ольга. Никто даже не заикнулся о том, что мой милый братец нарушает все мыслимые и немыслимые законы, занося меч над головой сёстры. Лишь чужестранка Мирта, заменившая мне мать, рискнула вмешаться. — Прошу вас проявить сострадание. Моя дочь остра на язык и это определённо её недостаток. Но она и в мыслях не имела обидеть вас, — залепетала женщина, закрывая меня. От волнения она снова, по давней привычке заговорила странными, витиеватыми словами. Ольгу явно не понравилось, что кто-то в племени смеет говорить красивее, чем он. Злость, помноженная на зависимость, дали свои первые всходы: — Твоя манера говорить всегда раздражала меня. Помнишь, когда-то я говорил, что очищу нашу землю от имперской заразы? Мирта поняла все сразу, смертельно побледнев. Я тогда ещё хотела возмутиться, напомнить про дуриан. Но не успела. Брат быстро показал мне на практике свою политику, метнув кинжал точно в грудь Мирты. Милая Мирта, она умерла мгновенно, надломив что-то в моей душе. Меня захлестнул гнев, и в глазах у меня все помутилось. Я мало помню из того, что творила тогда. Помню лишь обжигающий холод на руках и морозный ветер, послушно скользивший меж пальцев. Помню ярость и ледяную злобу, распалившую в груди жажду крови. Не помню, кто меня остановил, очнулась я уже в отцовском шатре. Вокруг меня носились его служанки, недовольно зыркали глазами наложницы, перешептываясь, друг с другом. Ну а я просто лежала, широко распахнув глаза и пытаясь понять, отчего так пусто на душе. Отец вошел тихо, но я каким-то неведомым мне чутьем поняла, что он пришел, повернув голову к входу. Великого Тарса я видела редко, слишком редко для дочери. А потому для меня он всегда оставался чужим человеком. Обычно он не спешил обращать на меня внимание, но сегодня он смотрел прямо на меня, и лицо его светлело, на губах расцветала непривычная мне улыбка. Я не понимала его причин, впервые рискнув заговорить с ним первой: — Чему вы радуетесь, отец? Улыбка на его губах тот час померкла, а я устыдилась своего порыва. Однако же в этот удивительный день он не стал меня ругать, ответив: — Тому, что мои самые сокровенные мечты сбылись! Его ответ поверг меня в ступор. А еще я вспомнила Ольга и Мирту. Воспоминание подобно острому ножу вторглось в мое тело, раня. От жуткой догадки я подскочила, уставившись на свои почерневшие ногти. — Отец, что с Ольгом? — только и смогла выдавить я, медленно подходя к заморскому зеркалу — гордости всего племени. В его чистой, магической глади отразилось чуждое мне лицо. И я смотрела на угловатые черты этого лица, гладила поседевшие волосы, удивляясь равнодушному холоду глаз незнакомки, смотревшей на меня из зазеркалья. — Ольг теперь последний, кто будет меня волновать, дочь, — Тарс подошел, встав рядом. Его рука уверенно легла на мое плечо, несильно сжав. — Ты была так похожа на нее... И это злило меня, дочь. Ты даже не представляешь, сколько раз я хотел убить тебя еще младенцем. Теперь я понимаю, что легенды нельзя воспринимать буквально. Уверенным жестом он развернул меня к себе, приподняв подбородок, пристально разглядывая. Его глаза светились торжеством, заставившим мое сердце замереть. Я чувствовала себя редким зверем по воле судьбы оказавшимся под пристальным вниманием мясника-оценщика. Не в силах терпеть, это я отвернулась. Если раньше я к отцу относилась равнодушно, то теперь начала боятся. Я была достаточно умной для того, чтобы понять истинную причину его торжества. Я тоже хорошо знала эту легенду. — Что случилось с Ольгом? — прямо переспросила я, все еще наивно надеясь, что произошла какая-то глупая ошибка. — Если так интересно — пойди и посмотри, — милостиво предложил отец. Я не заставила его повторять дважды, вылетев из шатра в одной сорочке. Снаружи меня ждало страшное зрелище в лице застывшего глыбой льда Ольга и еще парочки местных. В дополнении к ним прилагался вид порушенных шатров, заваленных снегом, раскиданных по всей стоянке вещей и боязливо жавшихся друг к другу обмороженных людей. — Это все я? Отец вышел следом за мной, встав чуть позади. Ему явно доставляло удовольствие это мерзкое зрелище. — Жаль, я не увидел твоего пробуждения. Но старуха Ламб говорит, что это впечатляюще. В мгновение ока ты призвала снежную бурю, разметав собравшихся по разным сторонам. А потом, что-то прошипев, ты заморозила Ольга, так же попав по Брану и Стайку… Тарс говорил спокойно, наверное, даже улыбаясь. Для него не было особой разницы, кому умереть, а кому жить. Цель его жизни достигнута — идеальное оружие все-таки пробудилось! Теперь он уж точно сможет покрасоваться другим родам севера и, может быть, даже припугнуть их. Теперь он войдет в легенды, прославится, как мудрый и великий вождь, становясь примером для подрастающего поколения. Ну а я стану безвольной куклой в его руках, и даже имя мое в этих летописях упомянуто не будет. Я не могла более стоять спокойно. На подкосившихся ногах я упала на землю, заплакав. И, о чудо! Мои слезы были горячими, они не превращались в лед, падая на землю и подтапливая ледяную корочку. Это дало мне очередную надежду на то, что мой отец все же ошибся в своих ожиданиях. Ведь снежные люди не умеют плакать. Отец тоже заметил это, нахмурившись. Подойдя ко мне, он грубо поднял меня, заставив выпрямиться. Смахнув с моих ресниц слезы, он презрительно скривился. — Неужели, я просчитался? — прошептал он. — Нет, я уверен, я все сделал правильно! Главной чертой характера моего отца была упертость. Упертость во всем, что касалось его далеко идущих планов. Результатом его упертости стало решение вновь пробудить силой заснувшую магию льда. Наверное, будь у нас в племени хоть один маломальски образованный маг, он бы предупредил отца, объяснил ему, что да как. Но среди склаваров магов не водилось. Рождались они настолько редко, что были скорее исключением из правил. В отличие от той же империи Караденн. Там чуть ли не каждый второй обладал магической силой. Собственно, из-за этой-то империи мой отец и решился на свою отчаянную авантюру. Терять власть и свободу никому не хочется. Но как противостоять врагу, на службе которого стоят целые магические легионы? Просить Хурту? Она слишком далеко от земных хлопот. Решение моего отца отнюдь не было гениальным, для меня же оно чуть не стало фатальным.