Дневник заданий

Когда Федя пьяно прижимается к Славе у себя на квартире, липнет к нему, обхватывая руками, пытается протолкнуть свой язык меж плотно сжатых губ, в ответ он получает лишь несильный толчок в грудь и практически трезвый недовольный взгляд. — Какого хуя, чувак? — Карелин тыльной стороной ладони трет влажные губы, чуть выдыхает, но не отталкивает, оставаясь на месте. — Я… — Федя делает паузу, запинается, дыша загнанно и сбивчиво, замолкает в попытке подобрать слова, упираясь взглядом в обшарпанную стену за спиной Славы. Карелин лишь выжидает, пристально смотрит, будто обдумывая что-то в пьяной обкуренной голове, а после чуть клонит голову и в мутном сознании будто что-то щелкает — губы разъезжаются в приторной мерзкой ухмылке, глаза словно темнеют, а пальцы тянутся к лицу Феди. Он крепко цепляет его за подбородок, вдавливает ногти в кожу и дергает голову вбок, пытаясь повернуть его к себе лицом. Слышится хруст позвонков от резкого поворота, мышцы шеи сокращаются, сопротивляясь, и Букер морщится от боли. Он пытается не смотреть в глаза Карелина, лихорадочно переводит взгляд то на неровно обрезанную челку, то на тени, лежащие широкими мазками под скулами, то на яркие даже в мигающем свете паршивой лампочки губы. На этот раз Слава сам обхватывает его затылок рукой и тянет к себе, сразу же проталкивая язык в расслабленный рот. Федя не сопротивляется, а лишь медленно наслаждается чуть смазанным, пьяным, грубым поцелуем, изредка приоткрывая глаза, и от одного открывающегося вида уже хочется стонать в голос. Слава цепляет его за руку и тащит за собой, к спальне. Он толкает Федю на жесткую кровать, а сам устраивается на его бедрах, продолжая мокрый поцелуй, вцепляясь в загривок ногтями, и Федя в ответ под ним гортанно стонет, прогибается в спине, не находя себе места от грубых ласк. Карелин ведет руками вверх по бедрам Букера, давит и поглаживает, чувствуя иссушенные мышцы под пальцами, и переходит на ребра, чуть сдавливая и сминая кожу. Он отстраняется, складывая руки на груди, чуть хмурится, осматривая расслабленного, будто обдолбанного, Федю под собой, тяжело дышащего, с наркомански расширенными зрачками, клонит голову вбок и изрекает: — Ты меня не возбуждаешь. Слава щурится и молча наблюдает за удивлением в глазах напротив, за вздымающейся худой грудью и за подрагивающими руками Феди. Он наклоняется ближе, утыкаясь губами в тонкую шею: — Но. Но. Я знаю, как это исправить, — в глазах искрится интерес и пьяная любовь ко всякого рода дебильным идеям, пришедших во время трипа, Слава мягко прикусывает мочку уха, вызывая неровный вздох и буквально шепчет, обдавая жаром дыхания тонкую кожу. Федю ведет, перед глазами месиво из цветов, ощущений и эмоций, в голове уже давно каша и он совсем не понимает о чем вообще, мать его, говорит Карелин? — Что, — он запинается, а голос чуть подрагивает, — что мне нужно сделать? В глазах непогрешимое доверие и Карелин удовлетворенно отмечает про себя, что это ему нравится — полное подчинение и приторная покорность. — Федь, ты ведь умеешь обращаться с камерой? Будешь записывать исполнение моих заданий на видео и если выполнишь все, то я подумаю над тем, чтобы тебя трахнуть. — Он говорит это, глядя прямо в глаза, ублюдочно ухмыляясь, — как обычно он делает на баттлах, разъебывая соперника, — а после давит рукой на грудь в поисках опоры и сползает с кровати, выходя из комнаты. Будто сквозь пелену Федя слышит шум воды в ванне, приглушенные шаги по квартире, а через какое-то время и как захлопывается входная дверь. По телу будто разливается свинец, и он не решается подняться, понимая, что уже слишком поздно, да и бесполезно идти за Карелиным, поэтому он откидывает голову на подушки и сворачивается на кровати, прижимая ноги к животу, почти сразу погружаясь в сон, в надежде, что наутро ни он, ни Слава (в особенности) не вспомнит этого пьяного безумия.