Бака Юрио

Юра ощутил, как болезненно сжались мышцы, и вместо того, чтобы отстраниться, зажмурился, хныкнул и прижался плотнее к Виктору, обнимая его разгорячённую голую спину. Ему не нравилось издавать эти звуки, которые без спроса покидали его, но он доверился, показал самую ранимую свою часть, и не мог иначе. Юрины руки спустились ниже лопаток по спине Виктора и с сильно сжатыми пальцами от боли обвили его, чувствуя родное тело рядом с собой. И в себе. Виктор вдруг остановился, и Юра почувствовал неминуемое приближение вопроса. Несколько Юрыных светлых прядей длинной чёлки заботливо убрали, чтобы увидеть его настоящее состояние. - Всё в порядке, котёнок? Голос Виктора звучит нежно и готовым прекратить, но Юра знает, что его партнёр на самом деле этого не хочет. Внизу живота болит от нескольких раз подряд - у Юры щёки пылают, когда он думает о том, из-за чего это. Что сейчас в его животе. От этих мыслей становится немного неловко. На плечах ещё остался шлейф бегущих мурашек, он часто дышит: Виктор внутри него. - Нет, всё нормально... Он сказал «Нет». Тем самым выдав себя? Адски не хочется вновь расставаться. Юра мощнее надавливает на место под лопатками перед собой, чувствует, как поднимается грудная клетка Никифорова, - знает -, что Виктор всё ещё хочет его. Он делает, возможно, самый глупый поступок в своей жизни. Поддаётся. Даже когда прислушиваются к его телесным желаниями и прямо предлагают завершить. Оставляя одну руку на спине Виктора, придерживаясь за неё, Юра берёт за основание члена, выгибается с гортанным хрипом так, что кадык плотно натягивает кожу на шее, и пытается насадиться глубже. Виктор какое-то время с дерьмово скрываемым любопытством наблюдает за этим, на его губах появляется откровенная бахвальная ухмылка, и Юре от этого больно. Не физически. Хотя, и это тоже. - Ах, - Юра, сам того не желая и не контролируя, выдыхает ручьи слёз. «Я ведь для тебя стараюсь, идиот!» - думает Плисецкий со сложно скрываемой обидой. Его гладят по голове, как будто шлюху приглашают к минету, и настроение меняется на скверное, с мерзким привкусом. - Ты хорошо справляшься. Бл#ть, серьёзно, Вить?! То есть, он всю ночь терпел - не без удовольствия, но такая реакция на его жертву?! - и это расценивают как какую-то подачку?! Обидно до слёз. И они действительно стекают по красноватой коже, когда Юра с переменившимся выражением лица отползает назад и вытаскивает из себя чужую плоть. Юра молча поднимается, захватывая с собой край простыни, резко натягивая в свою сторону. Он скалится и гневно смотрит, с болью в блестящих глазах. - Юр, я не хотел... - Виктор выглядит растерянно, он сидит на кровати и мешает забрать из-под него ткань, которой Юра намерен прикрыться. Потому что он больше не хочет, чтобы этот самодовольный, наслаждающийся только собой, горделивый дурак видел его голым! - Отдай сюда! - Юра цепляется за хлопковую ткань с бешеными глазами и хочет выбросить Виктора с кровати одним движением на пол. Но у него не хватает сил, не получается и приходится сдаться. Юра расстраивается, слышит, как собственное дыхание заставляет его предательски ощутимо для чужих ушей втянуть носом появившуюся влагу. Голый, Юра отворачивается и уходит. - Давай поговорим... - вина в голосе Виктора, когда Юра закрывает стеклянную дверь с зелёным узором по дороге в ванную, чтобы открыть чёрную, как его душа сейчас. Меняется засов в ванной комнате, его положение, обороняя Юру и разделяя его с Виктором; оба крана в душевой кабине резко поворачиваются, чтобы дать волю слезам. Всё ему подавай в лучшем виде! Какое-то время Юра стоит, прижатый гордостью и спешкой к чёрному кафелю с золотыми узорами. Вот из этих вырисовывается бабочка... Он водит пальцем по запотевшему холодному камню, стирая превращающиеся в воду капли пара. Виктор любит золотое. Вода стекает мимо его ступней, унося тревоги и печали в чёрную ямку с серебряными дырочками. Юра поднимает голову на панель управления японским (чёрт бы побрал это!) гидромассажным душевым боксом. - Юра, пожалуйста, открой, я не имел в виду то, что сказал. Я очень дорожу тобой! Плисецкий ёжится от знакомого голоса из-за чёрной деревяной двери с красивыми выемками. Виктор любит всё красивое, всё дорогое. Ему, бл#ть, самое исключительное надо! Живот ноет, всё лицо в слезах, и внизу горит от боли. Если бы даже он хотел выйти, то сейчас, в таком виде, тем более не хочет показываться на глаза. И ещё стыдно. Мог бы не психовать, проглотить и «поехали» бы дальше. Как все семейные пары, наверное. Юра вдруг рассмеялся. Семейная пара, да? Неужели они с Виктором на это похожи? На эти приторно милые парочки, даже по-доброму ругающиеся между собой, - на тех, на кого бы Юра ни за что на свете, ни за какие награды не хотел походить больше всего?! Виктор стих за дверью. Юра бездумно щёлкал по гладким кнопочкам пульта, выполненным в молочном цвете. Малиновая подсветка, а теперь - бирюзовая, жёлтая, как тигр... Юра остановился на этой, а малиновая напоминала ему Виктора, в его костюме из выступления. Интересно, он всё ещё там сидит, под дверью? Чувствуется, что да. Чёрт, между ними - что - незримая связь, как в этих корейских дорамах про парней?.. Здесь даже радио есть - в душе раздаются переключаемые мелодии, пока звук не становится похож на рок. Вот так-то лучше. Гидромассаж, подсветка, музыку можно врубить... «Я купил самый дорогой душ!» - перекривливал его хвастовство в мыслях Плисецкий. Позер, блин. Какая же всё-таки классная группа играет - надо бы словить «Шазамом», а телефон не в ванной... Кажется, за дверью стало совсем грустно и поникше. Виктор услышал, как выключается радио и следом за ним исчезает звук воды. Юра выходит к нему в его же, тёмно-синем, халате. Виктор, до этого сидевший с грустным лицом на полу, моментально взмывает на ноги, так быстро, как вспыхивает спичка. Ему действительно должно быть стыдно. Тоже! Очень! Виктор с напряжением электрической волны ждёт вердикта. Юра молча его обнимает и прижимает родное тело к себе. - Извини. Я сорвался... - Нет, Юра, ты не виноват, - Виктор отстраняется и смотрит на него, затем вновь обнимает. - Прости меня. Я люблю тебя. - Тоже, - Юра покраснел, - тебя... л-люблю.