Вестник Силейз

      Закутавшись в какие-то вонючие шкуры, Жозефина уже который час дрожит – и не только от холода. Ей страшно осознавать, что произошло за последние сутки.       Никто – и уж тем более она – не ожидал, что обычный тихий вечер вдруг наполнится запахом гари, криками, смертью… Как огромная армия человекоподобных монстров появится из ниоткуда, уничтожая все на своем пути… Как солдаты, рабочие, ремесленники, успевшие уже сродниться с Убежищем, сражались за него – и умирали в огне или лапах оскверненных красным лириумом существ… Как совсем беззащитные жители набивались в ставшую вдруг такой крохотной Церковь, в страхе прижимаясь друг к другу и надеясь, что враг скоро уйдет…       Антиванка зажмуривается и снова видит эти испуганные лица со всех сторон. У нее самой, наверное, было такое же. Это Лелиана и Каллен привыкли видеть кровь и смерть: леди Монтилье всегда старалась оказаться подальше от хаоса войны. И он все равно ее настиг…       Потом, подхватив кое-какие пожитки, все направились куда-то на север, в горы. Жозефина просто шла вместе со всеми, боясь оглянуться. Хотя кто-то дал ей теплые сапоги и куртку, антиванка еле переставляла замерзшие ноги и тряслась от холода: едва они поставили временный лагерь, леди Монтилье села греться у костра. Огонь прогонял холод, но не страх.       Они ушли, оставив Вестника позади. Одного.       Чтобы он отвлек этого Старшего, сказал Каллен. Чтобы все остальные смогли уйти.       И долиец спокойно согласился, как будто это не ему предстояло пожертвовать собой ради блага других.       Когда они были уже далеко от Убежища, те, кто шел позади, увидел, как на деревушку обрушилась снежная лавина. Да, Старший и его армия не преследовали Инквизицию – но какой ценой?..       Когда несколько бесконечных часов спустя продрогший и посиневший от холода Лавеллан обессиленно рухнул лицом в снег, не дойдя до лагеря Инквизиции буквально пару шагов, Жозефина не выдержала и разрыдалась – от счастья, что Вестник жив.       В тот момент ей – и всем остальным – казалось, что их и правда благословила Андрасте.       Но ужас от пережитого кажется сильнее надежды. Антиванка по-прежнему дрожит.       У нее все никак из головы не идут те мертвые рабочие-ферелденцы. Многих из них леди Монтилье знала лично. Они тогда с таким ожесточением сражались против врагов, принесли куда больше пользы, чем испуганная безоружная женщина… Только они теперь погребены под снегами Морозных гор, а она жива и сидит у костра, отчаянно пытаясь согреться.       Мать Жизель говорит, что им несказанно повезло. Жозефина не может не добавить про себя: повезло далеко не всем.       - С вами все хорошо?       Антиванка вздрагивает от неожиданного вопроса. Обернувшись, она видит Лавеллана – немного осунувшегося, с покрасневшими от холода щеками и носом. Долиец смотрит на нее с искренним беспокойством.       - Я… да… я не знаю, милорд, - обессиленно вздыхает леди Монтилье, не в силах придумать более дипломатичный ответ. – Не обращайте внимания.       Вестник виновато разводит руками:       - Уже обратил.       Он присаживается на корточки рядом с ней – осторожно, не придвигаясь вплотную: он уважает чужое личное пространство. В другой ситуации Жозефина бы оценила этот дипломатичный жест, но сейчас ее мысли заняты другим.       - У меня все никак из головы не идет то, что случилось, - признаётся она. – Столько погибших, столько раненых…       Лавеллан тяжело вздыхает.       - Кассандра говорит, что могло быть больше, - упавшим голосом сообщает он. – Что мы сделали все, что могли. Но это не утешит тех, кто потерял своих родственников и друзей.       - Не утешит, - согласно кивает антиванка и, спохватившись, смотрит на собеседника: - Но вы действительно сделали все, что могли, милорд.       - Наверное, я мог бы постараться получше.       Леди Монтилье смотрит на него с изумлением. Вся Инквизиция недавно рукоплескала ему, славила Вестника Андрасте, который спас их всех – а долиец, с вежливым недоумением выслушав эти славословия, винит себя в том, чего он не смог сделать.       - Вы удивительно скромно оцениваете свои заслуги, милорд, - бормочет Жозефина, но Лавеллан лишь отмахивается и снова спрашивает:       - Я могу чем-то вам помочь? Вы замерзли?       - Немного.       Сказать «да, я умираю от холода в этой промерзлой глуши» не позволяет воспитание.       Вестник достает из кармана связку причудливой формы амулетов, выбирает из них один и протягивает антиванке. Та несмело берет в руки кулон и чувствует исходящее от него тепло.       - Наденьте его на шею, - советует долиец, - он поможет вам немного согреться.       - Спасибо… - Леди Монтилье торопится последовать его совету и только потом спохватывается: – А как же вы, милорд?       - У меня такой есть. – Лавеллан чуть распахивает теплую куртку и показывает похожую побрякушку. – Мы с Миневой решили, что лучше запастись такими вещицами впрок. Я сам до Конклава не был привычен к холоду, как и многие другие работники Инквизиции…       Воспоминание о них ранит его, и долиец замолкает. Жозефина придвигается к нему чуть поближе, не зная, что сказать в утешение. Ей тоже не радостно от мысли, что она выжила, а десятки смельчаков – нет.       - Если мы сможем снова развернуть свою деятельность, - тихо говорит антиванка, - мы обязательно организуем раскопки в Убежище. Будем искать выживших. А семьям погибших выплатим компенсации. Мы будем чтить их жертву… и…       - Не надо, - так же тихо отвечает Вестник. – Вам больно об этом говорить. Мне тоже. Но наши обещания пока пусты и не принесут ни вреда, ни пользы. Может быть… - Он с сомнением смотрит на нее и вдруг просит: - Может быть, вы помолитесь за них? Вряд ли Фалон’Дин позаботится о душах андрастиан по ту сторону Завесы. Я… мои молитвы здесь не помогут.       Он встает и уходит, словно смутившись своей просьбы. Жозефина успевает заметить напоследок выражение искренней муки в хризолитовых глазах Лавеллана.       Немного согретая теплом чар (и чем-то еще?), антиванка молится, прося Андрасте даровать покой и благодать погибшим за Инквизицию.       Надежда в ее сердце постепенно уступает место страху.