А еще я умею играть на балалайке

      Кухня и гостиная были полны народа. Голоса сливались в нестройный шум, в котором с трудом удавалось различить отдельные фразы. Кто-то обсуждал мировые проблемы, кто-то увлеченно рассказывал о своей работе, прокатываясь по ушам окружающих зубодробительными словечками типа «4-Арил-4-гидроксипиперидины», «этерификация» и «переэтерификация». Кто-то (наверняка Наталья) начал громко петь частушки непристойного содержания, двое или трое гостей радостно подхватили. И над всем этим гамом, как оса над поляной, взлетал голос Дженни, пытающейся унять расхулиганившихся детей.       Детские крики и взвизгивания гармонии в общий гомон не привносили.       Паскаль незаметно вышел из во двор и по наружной лестнице поднялся на крышу. Потом забрался и на саму вышку, торчащую над домом, словно недостроенная телебашня. Вышку эту Ласло строил несколько лет, и сейчас в ней было четыре яруса — на строительство пятого не хватило денег. Впрочем, ветер и так завывал в сквозной металлической конструкции не хуже, чем в фильме ужасов, особенно по ночам.       Четыре этажа плюс сам одноэтажный дом — высота не слишком значительная, от силы тринадцать-шестнадцать метров. Но дом Ласло стоял на холме, поэтому верхняя площадка его наблюдательной вышки была самой высокой точкой в городе. Паскаль остановился рядом с телескопом, накрытым чехлом от солнца, и стал разглядывать раскинувшийся внизу Стренджтаун.       Город отсюда был виден весь — словно ребенок, играя на громадном пляже, расставил на песке крошечные разноцветные домики, белые банки, изображающие нефтехранилище, и игрушечные машинки. И главное — люди с такой высоты были практически не видны. Тишина, покой и одиночество. Паскаль вздохнул полной грудью и облокотился на окружающие площадку перила.       Черт! Солнце так накалило их, что Паскаль едва не обжегся. Да и голову, плечи и спину оно припекало без всякой пощады. Паскаль спустился на третий ярус и сел там в тени от верхней площадки, блаженно вытянув ноги. Было тихо, теплый ветерок овевал лицо, и для полного счастья не хватало разве что банки холодной газировки. Но спускаться за ней в переполненную народом кухню Паскаль не стал бы даже под страхом смертной казни.       Он прислонился спиной к опорному столбу и прикрыл глаза. Но долго наслаждаться покоем ему не дали. Сквозные металлические ступеньки внизу негромко загудели под чьими-то шагами. Паскаль выглянул через край площадки. К нему поднималась Дженни.       Она присела рядом — можно подумать, он ее звал! — и спросила:       — Ты почему ушел?       — Да так, — ответил Паскаль, стараясь сформулировать ответ помягче, — хочу немного в тишине побыть.       — А там, между прочим, тортик режут.       — Ну, пусть режут.       — Пойдем, а то нам не достанется.       — Вы пока идите, я потом приду, миссис… э-э-э…       — Просто Дженни. Это мое полное имя. И можно на ты. — Она встала. — Ну что, ты идешь?       — Чуть попозже, — сказал Паскаль.       — Ну, смотри.       Дженни начала спускаться. Дойдя до середины вышки, она обернулась и крикнула:       — Мы тебя ждем!       Паскаль дождался, пока она скроется в доме, и устроился поудобнее. Солнечный луч потихоньку перемещался по краю площадки, городской шум наверх не долетал, как и голоса из дома, и можно было представить себя за тридевять земель от цивилизации или вообще на другой планете.       Звук шагов прогнал иллюзию. На этот раз на вышку поднимался кто-то потяжелее Дженни — он гремел ногами по ступенькам так, что каждый его шаг Паскаль ощущал всем телом.       — Ты чего киснешь? — Ласло плюхнулся рядом и хлопнул брата по плечу. — Пошли вниз!       — Я потом приду.       — Да что ты, в самом деле! Пошли! Чего ты здесь один-то будешь сидеть?       — Я устал.       — От чего? — искренне удивился Ласло.       — От людей. Я как раз и хотел немного один побыть.       — Ну, ладно, как хочешь. — Ласло выглядел обескураженным. — Может, тебя обидел кто?       — Да нет.       — А может, ты на меня обиделся? Ну, что я того… не предупредил. Так я сам не знал, что такая толпа подвалит. Дженни с Дирком вчера хотели прийти, но вчера мы в магазин ездили… Наталья на конференции была…       — Да не обиделся я, ты что! — торопливо сказал Паскаль. — Я посижу еще немного и приду. — Он надеялся, что через какое-то время хотя бы те гости, что пришли в числе первых, уйдут домой.       Ласло ушел с озадаченным видом. А через несколько минут на крышу высыпало уже несколько человек и до Паскаля донесся зычный голос Натальи:       — Сейчас я его приведу, как миленького!       Паскаль вздрогнул, кинулся к лестнице, и лихорадочно принялся голыми руками откручивать гайки, которыми были привинчены ступеньки.       Он успел — в кровь обдирая пальцы и ломая ногти. Пока Наталья препиралась с Ласло и Дженни, Паскаль успел снять все ступеньки между третьим и четвертым ярусом вышки, и теперь их разделяло три метра пустоты, огороженной двумя железными ребрами. Он сидел на площадке над этой пустотой с полными карманами болтов и гаек, сложив снятые ступеньки возле себя аккуратными стопочками. По уголкам, к которым крепились ступеньки, при желании можно было вскарабкаться наверх. Но когда Йожеф попытался ступить на первую пару уголков, Паскаль, положив ладонь на ближайшую стопку ступенек, посмотрел так многообещающе, что тот моментально ретировался.       — Паскаль! — позвал снизу Ласло. — Ну что с тобой такое? Спускайся!       — Да спущусь я, только попозже! — как можно убедительней сказал ему Паскаль.       — Да что случилось? — Дженни поднялась на площадку третьего яруса и с тревогой смотрела на Паскаля снизу вверх. — Почему вдруг такая реакция?       — Ну все в порядке, честное слово! Просто я хочу немного здесь посидеть. — Паскалю было неловко смотреть в ее обеспокоенное лицо, но спуститься, когда у подножия вышка грудилось шестнадцать человек, включая детей, было выше его сил.       — А ну слезай! — рявкнула Наталья. — Совесть у тебя есть? Решил всем день испортить, да?       Это в ответе не нуждалось, Паскаль и не стал отвечать.       — Демонстративное поведение как попытка привлечь к себе внимание… — сказал кто-то.       — Да на что мне привлекать ваше внимание? — не выдержал Паскаль. — У меня его сегодня, наоборот, переизбыток!       — Оставьте вы его в покое, — бросил Стивен. — Есть захочет — сам слезет.       К сожалению, этому мудрому совету никто не последовал. Солнце склонилось к закату, а вся компания по-прежнему толпилась под вышкой, то обсуждая поведение Паскаля, то наперебой уговаривая его сойти вниз.       — Паскаль, ну сколько можно там сидеть?       — Может, пожарных вызвать?       — Уж не заболел ли он?       — Спускайтесь, Паскаль, будьте же благоразумны!       — Что вы все меня уговариваете, как будто я террорист или самоубийца? — в отчаянии крикнул им всем Паскаль. — Когда захочу, тогда и слезу! Имеет же человек право немного один побыть!       Неожиданно наступила тишина. Все разом замолкли, и на запрокинутые кверху лица лег, соперничая яркостью с лучами уходящего солнца, пронзительно-зеленый отсвет.       Паскаль поднял голову. Над ним, сверкая бегущими огнями, висела громадная летающая тарелка. И в полной тишине Паскаль услышал внутри своей черепной коробки оглушающий равнодушный голос:       «Ты хотел, чтобы вокруг не было людей? Ну что ж, людей вокруг тебя не будет».       И в дне тарелки открылся ослепляющий белым светом люк.