Имя его - бессилие

– Иди нахер, убогий. Чего приперся? Я и без тебя справляюсь. – Я вижу, – в ледяном голосе Леонардо можно было, наверное, охлаждать пиво. Возле уха Рафа тонко зазвенело, и отбитый катаной сюрикен шлепнулся наземь, так и не достигнув цели. Рафаэль глухо взрыкнул и бросился в гущу врагов, не удостоив навязчивого братца и кивком. Лео мешал ему. Мешал наслаждаться любимой музыкой боя. Раф и сам в тот момент пел, вплетая в мелодию ветра, свистящего в ушах, звон стали, вскрики футов, стаккато бухающего сердца. Вот она – жизнь, единственно правильная, единственно возможная. Только так – в бою – мужчина и может проявить себя. Только сила и храбрость имеют ценность. Уворот. Прыжок с быстрым выходом в низкую стойку. Проход в зону противника. Выпад. Уворот. Перекат. Выпад. Прыжок. Песня. Рафаэль не чувствовал боли в порезанном бедре, в пробитом плече. Не чувствовал жалости – ни к себе, ни к врагам. Ритм барабанов, бьющих в висках, становился все учащеннее, интенсивнее, стоны, раздававшиеся со всех сторон – громче, взрываясь крещендо. А вот и кода: пищит и пытается отползти подальше. Мотнув головой, Раф оглядел поле боя в ставшей оглушительной тишине. Брат, также обзаведясь парой новых ран, стоял вполоборота к нему, напряженно рассматривая окрестные крыши. Правильно. Эту-то они уже, похоже, расчистили. – Рафаэль. Уходим на северо-запад, – речь Лео отрывиста, видно, не успел еще восстановить дыхание. Слабак. – Иди-иди, – Раф растянул губы в ухмылке, надеясь, что лидер если и не увидит ее, то, по крайней мере, услышит. – Идиот! – голос Леонардо был переполнен несвойственной ему яростью и… разочарованием? – На крышу посмотри! Рафаэль и сам уже увидел. Их около трех десятков. Тяжело, но не невыполнимо. – Придут еще, – Лео с усилием вернулся к привычным размеренным интонациям. – Когда меня… гоняли по всему Нью-Йорку, я тоже думал, что осталось только выстоять против этих. И этих. И тех. Но они все прибывали… Раф вздохнул. Как ни противно было признавать, Бесстрашный на этот раз прав: лучше уходить сейчас, пока не поздно. Ну, по-любому, развлекся он сегодня славно. – Быстрее! За мной, – Лео, не оглядываясь (вот же самоуверенная сволочь!), побежал к краю крыши и, не сбавляя хода, взвился в длинном стелющемся прыжке. Дождавшись, пока тот уцепится за противоположную стену, Раф в свою очередь рванул по тому же маршруту. Уже оттолкнувшись, он осознал ошибку: нога, о боли в которой на время боя как-то не думалось, в самый неподходящий момент вспомнила о том, что типа немного не в кондиции. Блин, ну сам идиот. Нужно было делать толчковой левую… Добавило удовольствия и целое облако сюрикенов, метнувшееся следом за упрыгавшими братьями. До Лео-то они почти не долетали, а вот Рафову панцирю и, кажется, плечам, перепало от души, нарушая и без того неизящную траекторию полета. Рафаэль с совершенно идиотским выражением рожи забарахтался в воздухе, попытался на подлете ухватить Лео за протянутую руку… И понял, что не дотягивается. Черт, черт. Какого хрена он вылетел из дому без крюка?! «Притяжение – бессердечная ты сука!» – уныло думал падающий Рафаэль, смиренно ожидая, когда его невозможный брат, предусмотрительно таскающий с собой половину домашнего арсенала, прыгнет за ним и спасет. Опять он будет должен Лео… ну что за гадство. Леонардо прыгнул. Ухватив Рафа поперек туловища, он извернулся в воздухе и забросил крюк на край крыши, так и не достигнутой младшим. В следующие мгновения произошло сразу несколько вещей: сцепившихся в полете черепах рвануло вверх; воздух разрезало еще одно облако метательного железа, на этот раз нацеленное на только что натянувшуюся веревку. Не причинив ей никакого вреда, сюрикены врезались в стену и частично остались в ней, частично с шорохом осыпались вниз. И тогда кто-то метнул топор. Веревка с треньканьем лопнула, Рафаэля снова дернуло, перевернуло в воздухе, желудок, только успевший уйти в пятки после первого рывка, подскочил уже куда-то к горлу. Рафа снова перевернуло, и внезапно руки, крепко, безопасно, удерживающие его до сих пор, разжались и с силой толкнули в сторону стены. – Хватайся! – в крике Лео слышалось отчаяние. Два падающих с высоты здоровенных тела разгоняются до такой скорости, что силы подобного толчка просто недостаточно для полноценного изменения траектории полета, но, тем не менее, этого хватило Рафу чтобы, извернувшись, уцепиться за какой-то карниз, проходящий вдоль стены. Лео же, напротив, слишком отдалился от нее, лишив себя возможности дотянуться хоть до чего-нибудь. Рафаэль судорожно хватался пальцами за узкий кусочек спасения. Карниз резал ладони, вокруг то и дело втыкались пущенные футами новые партии сюрикенов. Раф не имел возможности даже просто посмотреть через плечо вниз, не открыв атакам голову. Он болтался на обстреливаемой стене, беззащитный и бесполезный, и впервые в жизни молился – богам, чертям, равнодушным крышам – о том, чтобы не услышать звук столкновения тяжелого тела с землей. Несколько бесконечных секунд он обещал всем все, что угодно, лишь бы… лишь бы только не… Всего несколько секунд ужаса, смешанного с надеждой. А потом он услышал. И тогда остался лишь ужас.