С трещиной чашка, Что согревает руки… Значит, так надо.
I
Тишина страшнее криков, Раф знал наверняка. Тишина – это неизвестность, а неизвестность он чертовски не любил. Лучше когда все ясно и четко: да или нет, вперед или назад, жив или мертв. Продышав еще несколько секунд перед безжизненной дверью, из-за которой не раздавалось ни звука, Раф на миг (всего разочек, всего последний разик, пока он все еще за этой стороной двери, на этой половине жизни, пока все-еще-может-быть-хорошо) прикрыл глаза и дернул за ручку.***
Лео сидел на кровати и разглядывал клинок своей катаны. Держа ее на раскрытых ладонях, он поднял лезвие на уровень глаз и плавным движением развернул острием к свету. Несколько секунд любовался отблесками пламени, которые играли на стали, переливаясь и путаясь в извивающихся по лезвию волнах хамона (1), а потом с тихим вздохом положил оружие себе на колени. – Знаешь, мне всегда так грустно было разбирать наряженную елку, складывать в коробку елочные игрушки… Понимал ведь, что в следующем году снова достанем и повесим, но… Вместе с ними будто веру в чудеса складываешь… – он замолчал, пристально рассматривая свои пальцы, по прежнему ласкающие шелковую обмотку цуки (2). – Мы ведь нарядим елку к следующему Рождеству? В голосе Лео звучала не слышанная Рафом уже, наверное, лет сто абсолютно детская и искренняя надежда. Она полоснула по нервам, будто лезвиями, глухо ударила в пластрон. – Спрашиваешь… – как можно небрежнее бросил он, не в состоянии отвести взгляда от чужих (ничьих, ничьих теперь) катан. – Куда ж мы денемся? Майки нам всю душу вынет, если не нарядим. Лео рассеянно вернул ему улыбку. Его руки ловкими, точными движениями принялись при помощи латунного молоточка-нуки извлекать из рукояти катаны бамбуковый штырь, скрепляющий ее с лезвием. Только сейчас Раф заметил, что рядом с Лео на кровати лежит вторая катана, уже полностью разобранная. Перехватив взгляд брата, Леонардо виновато дернул плечом, не прекращая своей работы. – У Мастера Сплинтера есть еще несколько запасных мечей, если тебе или кому-то другому захочется перейти на другой вид оружия. Но эти – мои. Прости. Я, как и раньше, сам буду… чистить их. Раф ничего не ответил. Он тоже ненавидел упаковывать елочные игрушки. Но ведь… Через год их можно будет достать, да?***
Рафаэль топтался на месте , размышляя, то ли присесть на стул, чтоб не нависать над братом, то ли наоборот держаться от него подальше. Два дня прошло, и вроде бы тот окончательно успокоился (кому как не Рафу с его чуйкой видеть разницу между истинным покоем и деланным безразличием!), но мало ли что… – Кхм…– прочистил он горло, еще не зная, что скажет дальше. – Эм… А мы там киношку собрались смотреть… Типа про космос. И каких-то тварей. И… Блин, короче, ты с нами или как? Лео рассеянно мазнул по лицу Рафа взглядом, кивнул – то ли ему, то ли самому себе – и, подняв свое тело на руках, свесил с кровати безжизненные ноги. Потом как-то странно дернул плечом, потер переносицу, провел пальцами по вискам. Подняв глаза на Рафа, виновато и немного удивленно улыбнулся: – Ты знаешь… Вот сам не пойму, хочу или нет. Вроде бы да… но… Знаешь, наверное, смотрите без меня, ладно? Не обидитесь? – Мы че, дебилы что ли, чтоб на всякую ерунду обижаться? – вскинул брови Раф, старательно пытаясь скрыть за ухмылкой огорчение. – Не хочешь – не смотри. Еще сто раз с тобой посмотрим. – Ты прости меня все-таки, ладно? Сам знаю, что как дурак себя веду. Знаешь, я… – Лео буравил пристальным взглядом Рафову переносицу, будто пытаясь всмотреть в него какую-то особенную мысль. – Ловлю себя на чувстве, что меня несет каким-то потоком, как песчинку… – Как дерьминку, – поддержал Раф, от растерянности не придумав ничего остроумнее. – Да. Спасибо, – дернул уголком рта Лео. – И меня это обескураживает. Я привык управлять своей жизнью и своими движениями самостоятельно, а тут… В общем, мне, наверное, лучше пока одному побыть, хорошо? – Нехорошо, – прищурился Раф, – но, как бы, не силком же тебя тащить, тушу-то такую? Ладно, я тогда пошел? Ты это… зови, если передумаешь, окей? – Конечно, Раф. Передавай всем привет и… Спасибо. – Пф-ф-ф… – окончательно развернулся к нему спиной Раф и торопливо вышел из комнаты. Вот поди пойми этого осла упрямого – то ли реально не хочет, то ли стесняется? А чего стесняться-то? Вот ведь дятел им в старшие достался… Мало он по башке за свои задвиги получал, походу… Ничего, Раф разберется. Теперь-то уж чего? Все окей будет. Раф точно знает.II
– …Он назвал меня отцом. Это… нетипично для Леонардо, он так поступает только в моменты крайнего душевного напряжения… – Мастер Сплинтер… – Эйприл сделала маленький глоток и поставила дымящуюся кружку на низкий деревянный столик. – Я спрашивала у Донни, но он не дает однозначного ответа… Может быть, вы мне скажете? Два месяца прошло… У Лео есть успехи? Или?.. – Я думаю, теперь все будет хорошо, мисс ОˊНил. – Правда?! Он встанет? – Кто знает… – Сплинтер дернул ухом, ловя взглядом собственное отражение в чашке. – Кто знает… – Но… Вы же сказали, что все будет хорошо? – Эйприл выглядела растерянной. Что ж, это действительно непросто было принять… – Мисс ОˊНил… Делают ли вас счастливой ваши ноги? А если бы у вас их было, скажем, четыре, вы стали бы вдвое счастливее? – Нет… Но если бы у меня их вообще не было… – У вас нет хвоста, – Сплинтер демонстративно дернул хвостом. – Между тем, это очень полезный орган, скажу я вам. В частности… – Нет-нет! – слегка всполошенно прервала его Эйприл, вызвав у Сплинтера улыбку, которую тот едва успел подавить. – Я верю! Очень полезный, наверняка так и есть… Но… У меня-то его никогда не было, поэтому и страдать по его отсутствию мне в голову не приходит. А вот у Лео… – У меня, мисс ОˊНил, его тоже когда-то… не было. Эйприл виновато потупилась в свою чашку и едва заметно пожала плечами. – Мне жаль, что это случилось с вами, мастер Сплинтер… – тихо проговорила она, не поднимая глаз. – Мне тоже было жаль. Но, мисс ОˊНил, как это ни странно, моя жизнь на этом не окончилась. Не окончится она и у Леонардо. Нужно только захотеть жить. Он почти захотел. – Мне кажется, что он до последнего надеялся… – Беспочвенные надежды подобны песку, на котором мы пытаемся построить здание нашего будущего, обрекая его таким образом на разрушение. – Я всегда считала, что надежда – это его стены... – задумчиво проговорила Эйприл в пространство. – Нет, мисс ОˊНил. Стены – это мы сами. – Значит, вы больше не будете бороться?– грустно спросила она. – Как раз наоборот,– улыбнулся Сплинтер, покачивая в ладонях чашку.– Дух воина должен быть чист и безмятежен, как гладь озера. Только тогда он сможет выиграть битву. Пока мой сын метался между тоской и надеждой,– Сплинтер провел пальцем по едва заметной трещине, бегущей через бок чашки,– он не мог рассчитывать на победу в сражении с самим собой. Теперь же, когда он обрел потерянное равновесие... Перед ним открылись все дороги.III
Майки уперся взглядом в совершенно размахрившийся, отошедший от стены уголок огромного супергеройского постера над своей кроватью. Ну да, ну да, ну окей, не нужно было его со скуки ковырять, Рафи, ты был прав, возьми пирожок. Ну чего теперь-то уж? Лео давно обещал перевесить его повыше, вот пусть теперь и… Майки нахмурился. Мотнул головой, отгоняя от себя непрошенные мысли, а потом, вскочив на ноги, принялся энергично откручивать от стены почти-совсем-новую полку с комиксами и дисками. А и ну ее! Все равно как-то по-дурацки низко она была повешена – вечно бедром об нее стукался (ну да, ну да, ну окей, Рафи, ты снова был прав: видимо, стоило вешать ее над столом, а не почти что под ним… но над столом же целых три разворота с Капитаном Америкой! Не на них же было вешать-то!) Вот. Ну ее, в общем, полку эту. А на место полки Лео как раз плакат-то и перевесит, как собирался. И удобно будет, и видно все, и руками загребучими с кровати не достать. Гениальный план, да, Майки? Не, ну а какой еще у тебя может быть план-то? – Только гениальный! Насвистывая, Майки почти не глядя выгребал содержимое полки, швыряя куда-то в угол. Ничего. Так, как было, может, больше и не будет. Зато будет как-то иначе. Может даже в сто раз круче!IV
Донни осторожно замер на пороге. В последние пару дней комната Лео снова начала казаться ему теплой и уютной, как раньше. Впрочем, расслабляться было пока еще рано, хоть ему и очень – бесконечно – этого хотелось. С наслаждением втянув пропитанный доброжелательностью воздух, он шагнул внутрь. – Знаешь, Дон, это так странно… – Лео приглашающе кивнул, не прерывая аккуратного, но довольно интенсивного растирания ног, что вызвало у Донни одобрительный кивок. – Мне казалось, что я уже не смогу смотреть вокруг… ну… не через тот туман, в котором я в последнее время постоянно болтался. Больно когда было… А теперь почему-то отпускает, представляешь? Я не понимаю, почему, я ведь вроде бы ничего не сделал для этого, хоть и понимал, что должен был. Не ради себя, ради вас должен был… Но не мог ничего. Бессилие какое-то напало. Омерзительное такое, знаешь… И вот теперь внезапно будто глаза протер. И смотрю, и вижу. Что это, как ты считаешь? – Тебе нужно было вылить все это. Отплакать. Нарыв должен вскрыться, иначе потом будет гораздо хуже. Ты пойми, все проходит, и боль тоже проходит. А люди остаются. Мы – остаемся. Мы… все постоянно меняемся – и внутренне, и внешне. Перемены, произошедшие с тобой – это жизненный опыт, который, встроившись в твою жизнь, меняет ее, да. Но на то он и опыт. И в твоих возможностях не закрываться от него, а воспользоваться и зажить в полную силу. Лео нахмурился и прикусил губу, заставляя Донни внутренне подобраться: он сказал что-то не так? Или просто время выбрал неудачное? Но взгляд старшего, обращенный к нему – совершенно открытый и светлый, как прежде – будто камень с души отвалил. – Донни, я могу тебя попросить об одной вещи? Дон напрягся, памятуя о последней просьбе Леонардо к Рафу, из-за которой потом весь дом несколько дней на ушах стоял и дышать боялся. – Конечно, Лео. Только яду у меня не проси, – попытка пошутить получилась откровенно истерической, но Дону было все равно. Леонардо выглядел предельно серьезным и сосредоточенным, но при этом Дон почему-то больше не видел вокруг той кисеи обреченности и отчаяния, что покрывала его раньше. – Ты знаешь… – Лео смущенно тер костяшки пальцев. – Ко мне тут Раф заходил… О, это глупо, ты, наверное, будешь надо мной смеяться… – взгляд, всего лишь на один миг искоса брошенный на Дона, сказал тому, что Лео вообще-то не настроен ни смеяться, ни говорить глупости. – Он пришел и позвал меня смотреть с вами кино… про космос. Я тогда отказался – не знаю, что мною двигало, просто ляпнул, и все. Раф ушел, а я почти сразу после его ухода передумал. Представляешь? Уже не помню, когда мне было хоть что-то интересно, тем более просмотр видео, но вдруг вот так вот царапнуло… закололо где-то внутри сожалением – вы-то там смотрите, вместе, общаетесь, смеетесь, а я тут один, как дурак, одеяло гипнотизирую… Дону хотелось многое на это ответить – и о том, с каким чувством они садятся перед телевизором без Лео, о том, что смех и общение давным-давно поселились в чьей-то другой гостиной, точно не в их… Но не стал, побоялся перебить брата. – Мне тогда даже… ну, момент слабости был, каюсь… захотелось позвать кого-нибудь из вас, чтобы… перенесли меня к вам… Но я, конечно же, не стал этого делать – зачем отвлекать на середине шоу, сам же отказался, придурок непоследовательный… – Лео нахмурился и покачал головой, будто сам себе поддакивая. Дон не выдержал. Такого глупейшего выверта он не ожидал даже от Лео! Подумать только: «отвлекать от телека»! «сам отказался»! Нет слов… Дон открыл рот, чтобы высказать брату все, что думает о его абсолютно алогичном поведении и проблемах с аналитическими способностями, но не успел. – Донни… Я это к чему говорю… Я… хотел бы чуть больше самостоятельности… Ты знаешь, я ведь многое уже научился сам делать – мыться, слезать и залезать на кровать… до стула, вот, вчера добрался… пытался отжиматься, но пока смех один получается… слишком долго провалялся мешком бестолковым… – Лео на миг замолчал, набирая воздуха, как перед прыжком в воду. – Дон, ты не мог бы собрать мне… кресло. Такое… – Я понял, – как можно быстрее перебил его Дон. – Я понял тебя, Лео. Все будет. Я же и посложнее что-то собрать смогу! Ортезы сделаю механические! Экзоскелет! Будешь ходить, как новенький! Вообще не будешь ограничен в передвижениях – уж поверь мне, я все устрою. Лео невесомо, скользяще улыбнулся и снова принялся ломать пальцы. – Спасибо, Донни. Большое спасибо. Я верю, что ты все сможешь. Хотя, в принципе, мне уже без особой разницы, я в любом случае буду благодарен… А пока что… Пока что, если можно, просто сделай мне коляску, хорошо? Дон покачал головой. Чего стоило брату произнести эти слова? Признавал ли он этим свое поражение или… или признавал жизнь и свое право на нее? – Лео… Лео, мы же не сдаемся, да? Правда ведь? Леонардо ничего не ответил, но по его взгляду Донни и сам все понял. Не бойся, брат. У тебя еще все будет, главное, что ты начал этого хотеть. Все будет хорошо. Теперь – будет.V
Три зеленых точки, мерцая, перемещались по электронной схеме города. Лео, не доверяя себе, еще раз перепроверил координаты на тактическом табло: да, все верно, парни честно придерживаются составленного Лео плана и не выходят за пределы района. Лео щелкнул тумблером и отложил наушник рации. Пока его участие не требовалось, пусть побегают сами. Чуть развернувшись, он улыбнулся отцу, который пристроился на стуле рядом и с точно таким же старательно сдерживаемым напряжением (о, Лео теперь прекрасно его видел! И как раньше-то не замечал, дурак легкомысленный?) наблюдал за резвящимся на экране учениками. – Я… Больше всего на свете я боялся встречи именно с этим врагом, учитель, – негромко проговорил Лео, но старый мастер все равно вздрогнул от звука его голоса. – Что же это за враг, сын мой? – Бессилие. Если… Если с ними сейчас что-то случится… Я ведь ничего не смогу сделать. – Леонардо… – его имя прозвучало больше похожим на долгий выдох, чем на обращение. – Происходит то, что происходит. Расстояние не имеет значения. Если твоему брату суждено погибнуть у тебя на глазах, то это может произойти и всего в паре дюймов от тебя. И даже тогда ты ничего не сможешь поделать. Леонардо отчаянно замотал головой, отрицая услышанное, но потом сник и устало прикрыл глаза. Учитель прав. Как всегда прав. Вот только… Иногда от правды не становится легче. – Как вам удается это делать, учитель? – Что именно, сынок? – мягко переспросил Сплинтер, кладя теплую ладонь поверх сжатого кулака Лео. – Ждать. Сплинтер молчал так долго, что Лео даже удивился, когда тот все-таки ответил: – Примерно так же, как и тебе… – и, шевельнув усами то ли в ироничной, то ли в печальной усмешке, уже совсем тихо, на грани слышимости, прибавил: – Теперь хоть не один буду… Лео не сразу понял, что именно его смутило в словах отца, а когда все-таки осознал, еще долго не мог обрести утерянное душевное равновесие. На равных. Сплинтер говорил с ним на равных. Неужели… Неужели для того, чтобы приблизиться к тому, что он прежде считал недостижимым идеалом, нужно было… упасть? Хотя, может быть, это и не падение?..