Три русских волка и японская крольчиха

      Юри хотелось плакать от безысходности. Свернуться где-нибудь в клубочек и плакать. А ещё проклинать своего тренера. Ей-богу! Все матушкины труды по воспитанию дочери пошли коту под хвост с появлением Никифорова.       Вчера Виктор решился и сделал ЭТО. Юри винила себя — она не проконтролировала этот процесс, и ужасное произошло. А что она делала в этот момент? Правильно, пыталась побороть желание растрепать волосы тренера.       В итоге теперь все знают, где они находятся, а Кацуки так и не дотронулась до волос Никифорова. Ну почему они так серебрятся на солнце? Нельзя же так с хрупким фанатским сердечком!       Хироко была счастлива, Тошия был счастлив, Мари была счастлива, Виктор был счастлив, даже Маккачин был счастлив. И одна Юри грустила.       Она, конечно, любила общество, но не любила находиться в центре внимания и не любила давать интервью. Она вообще чувствовала себя просто ужасно перед камерами: волновалась, запиналась, краснела и, в конце концов, сбегала. А вот Виктор был полной противоположностью: радостно тараторил что-то, улыбался и всячески нахваливал Хасецу, из-за чего количество гостей тут увеличилось.       В основном были японцы, ибо получить визу в Японию, если ты не спортсмен, актёр, репортёр или же важная шишка в правительстве, непросто. Тут либо по приглашению японца, либо долго и муторно ждать, когда же тебе выдадут визу.       — Юри, вот ты где! — Виктор, наконец-то отделавшись от репортёров, нашёл девушку в её комнате. Юри сидела за компьютером и что-то печатала. — Ты чего сбежала?       — Не люблю журналистов, — ответила Кацуки, а Никифоров просиял. Вот он — маленький кусочек полезной информации о его ученице.       Вообще, Кацуки была какая-то зажатая сама по себе. Она не верила в себя, не верила, что может сделать что-то. Однажды Виктор подсмотрел за ней на катке, когда она думала, что находится одна и её никто не видит. Тогда Юри была раскрепощённой и живой. Она идеально выполнила свои прыжки, сделала волчок и дорожку шагов. И сама Юри была идеальна! Мужчина смотрел и не мог оторваться.       Кацуки, сама того не осознавая, с каждым днём заставляла Виктора всё чаще и всё внимательнее смотреть на неё, любоваться. Она приковывала его взгляд к себе вне зависимости от того, как выглядела и что делала.       Фигуриста пугало, что его отношение к девушке начинает меняться. Раньше он такое испытывал — у него было несколько девушек, а однажды он даже хотел сделать предложение одной из них, но не срослось — они расстались. И сейчас, смотря на Юри, Виктор понимал, к чему всё идёт, однако всячески старался это отрицать. Он не хотел обжечься сам и обжечь Юри. Она же такая милая и хрупкая, её надо оберегать и защищать.       Порой Кацуки напоминала мужчине кролика. Она была такой же боязливой, но в то же время могла укусить. Правда, пока не сильно: лишь слегка, потому что сама боялась. А ещё, как кролики меняют цвет шубки, дабы подстроиться под климатические условия и время года, она меняла свою модель поведения, дабы подстроиться под других.       С семьёй она была мягкой и нежной, с тройняшками Нишигори — строгой и доброй, с Юко и Такеши — дружелюбной и весёлой. А с Виктором — милой и стеснительной. Она соглашалась со всем, что скажут, старалась избегать конфликтов и была доброй со всеми. Но, не смотря на это, она зачастую делала всё по-своему. Наверное, сама Юри этого не замечала, но Никифоров видел.       — Тогда, — мужчина встал позади девушки и положил ладони на её плечи, поглаживая их, а после наклонился к её уху, шепча: — предлагаю тебе пробежаться по набережной до Ледового Дворца. Я буду ждать тебя там.       Виктору определённо нравилось смотреть, как Юри краснеет. Тогда она становилась такой милой, что хотелось затискать её! Но он сдерживался, лишь улыбнулся и провёл рукой до локтя девушки, после чего резко отстранился и сделал вид, что ничего не было.       Юри заторможенно кивнула, кликом мышки отослав Пхичиту сообщение в Gmail, и встала со стула, выключая компьютер. Виктор внимательно наблюдал за ученицей, буквально сканируя все её действия. В груди поселилось недовольство. Что это ещё за Пхичит такой, которому она написала такое огромненное письмо на английском? И почему он ни разу не слышал об этом парне?       Никифоров был немного раздражён, но не показал этого.       А Юри спустилась вниз, переобулась и отправилась на пробежку, скрываясь от глаз журналистов. Как же хорошо, что она такая неприметная!       Виктору пришлось хуже. Журналисты «напали» на него, стоило ему показаться у них на глазах. Никифоров тут же заявил, что у него дела и вообще, надо тренировать свою ученицу. Конечно, работники телевидения и газет с журналами тут же ломанулись за ним — в Ледовый Дворец. Правда, догнать его им было не суждено: мужчина умчался на велосипеде, по пути обогнав Юри и приметив смутно знакомую спину в леопардовой кофте. Вход в Ледовый Дворец журналистам и репортёрам был закрыт — тройняшки Нишигори и их родители хорошо выполняли свою работу.       Большую толпу людей Юри заметила издалека, поэтому, глубоко вздохнув, прибавила ходу, делая вид, что никого нет и игнорируя всех и вся. Лишь взобравшись по ступенькам и скрывшись за дверью, девушка смогла расслабленно выдохнуть. Она уже хотела последовать дальше, как кто-то грубо схватил её за руку, больно сжимая.       — Ну, привет, плакса. — Этот холодный и раздражённый тон Юри узнала сразу. Обернувшись, она подтвердила свою догадку. Это тот самый парень, который наорал на неё в прошлом году. Как же его звали? Его имя ещё было похоже на её… Юмо… Юли…       «Точно! Юрий!»       Оставался только один вопрос: что он здесь забыл? Он же в этом году дебютирует во взрослой группе на финале Гран-При и должен тренироваться под началом своего тренера! Но Плисецкий сам ответил на её вопрос:       — Виктор обещал, что создаст короткую программу для меня, если я выиграю юниорские соревнования без использования четвертных прыжков. И вот, когда я выполнил свою часть сделки, он внезапно сорвался и улетел в Японию. Что ты такое сделала? Как приманила?       — Я ничего не делала! Клянусь! Я просто откатала его программу, а он уже сам прилетел. — В глазах девушки читалась паника.       — Тц, — Юрий раздражённо цокнул.       Эта девчонка! Как же она надоела! Она же слабая, глупая и совершенно бесполезная! Как она может показать что-то дельное всему миру? На что она надеется? На что надеется Виктор?       — Мы только обсуждали возможную программу. Но если хочешь, ты можешь с ним поговорить. Я провожу. — Она мягко улыбнулась.       «Бесит» — Юрий резко отпустил руку японки.       Та лишь покачала головой, чем ещё больше разозлила Юрия, и повела его к катку.       Вся злость подростка пропала в один миг, стоило ему увидеть Виктора. На смену гневу пришло удивление. Эти движения… Неужели?..       — Наработки Виктора к произвольной программе на следующем Гран-При, — медленно произнёс Плисецкий. — Он всегда умел удивлять всех, мир буквально был в его руках. Но теперь, чтобы он ни сделал, никто не удивится. Думаю, его отгул на год был последним шоком для всех. И Виктор знает это лучше других.       Юри вздрогнула. Этот импульсивный подросток, вечно идущий на поводу у своих чувств и эмоций, был прав. Чертовски прав. Кацуки и сама заметила, что в спортивных журналах перестали писать о том, какой Виктор удивительный, лишь сухая строчка «опять взял золото».       Как-то, напившись саке, Никифоров признался ей, что у него пропало вдохновение, и он хотел бы уйти из фигурного катания, заменить его на что-то другое, так же связанное со льдом. Юри его тогда отговаривала, но сама прекрасно понимала мужчину. Когда нет мотивации и вдохновения — это ужасно, ты ничего не можешь сделать, всё буквально валится из рук. Рано или поздно выигрывать золото для Виктора стало бы скучным занятием, фигурное катание надоело бы окончательно, но он продолжал бы: того просто требуют зрители. И потом, наверное, в голове Никифорова засела бы неприятная фраза, которую не так давно Юри слышала в одном аниме про спорт «победить меня могу только я сам». Это было бы высокомерно и эгоистично, но Юри осознавала, что рано или поздно венец первенства надоедает.       С другой стороны, есть этот молодой Юрий Плисецкий, чьи мечты светлы и чисты. Он хочет победы, и – тут Кацуки вынуждена с ним согласиться – он сможет удивлять зрителей. Юри читала, что его уже называют «достойной заменой Виктора Никифорова». Возможно, они и правы, ведь Юрий был талантлив, настоящий гений! Но он бы точно так же выгорел рано или поздно, стоя на пьедестале и не сходя с него.       Юрий закричал так громко, что девушка дёрнулась от неожиданности. А потом застыла, не говоря ни слова, лишь восхищаясь Юрием. Он был так уверен в себе, уверен в Викторе и уверен в своей победе. Он знал, чего хотел. Он жаждал быть первым, жаждал стать знаменитым фигуристом и, конечно же, жаждал выйти из тени Виктора и стать личностью.       А чего хотела она?       Юри не раз задавалась этим вопросом. И каждый раз не знала, что ответить. Она мечтала стоять на пьедестале вместе с Виктором, но сейчас он рядом — стоит только протянуть руку. Теперь он — её тренер. С одной стороны, она рада, но с другой задаётся вопросом: зачем? Она ведь решила покинуть фигурное катание! По сути, прокат произвольной программы Виктора должен был стать последним в её карьере фигуристки. Дальше она, наверное, помогала бы родителям, встретила хорошего парня, нарожала бы детишек и умерла счастливой.       Слова Юрия о том, что Виктор должен вернуться в Россию, резанули её сердце, словно тупым ножом. Девушка ошарашенно уставилась на тренера. Неужели он уйдёт? Никифоров задумался, от чего всё внутри Юри связалось в тугой комок.       Ну конечно он уйдёт! Перед ним стоит выбор: бедная и подавленная она или же подающий большие надежды и уверенный в себе Юрий. Естественно, он выберет второго.       — Решено! — внезапно заявил Виктор, улыбаясь. — Я создам для вас выступления на основе той музыки и тех движений, которые я хотел использовать для своей короткой программы.       — В смысле? На ту же музыку? — удивилась Юри.       — Хочешь сказать, что у меня будет такая же программа, как у этой плаксы? — прорычал Юрий.       — Нет. У этой музыки есть несколько аранжировок, и я всё никак не мог решить, какую из них выбрать. — Виктор развёл руками. — Но для каждого из вас я придумаю свою программу, только дайте мне пару дней. А потом, через неделю, можно будет провести соревнование. И победит тот из вас, кто больше удивит публику!       Юри уже хотела было возразить, но Юрий самодовольно произнёс:       — Отлично! Тогда ты выполнишь желание победителя.       Если Кацуки и думала, что хуже быть не может, то она ошибалась. Тройняшки Нишигори, будучи очень ответственными, слишком самостоятельными и немного азартными в свои пять лет, решили взять на себя (а, соответственно, и на своих родителей) организацию этого соревнования, сделав его достоянием общественности.       Казалось бы, все были счастливы и рады, однако возникла ещё одна проблема: Юрию было негде поселиться. При выборе жилища Плисецкий произнёс, что не может оставить Виктора и Юри вместе, а то девушка его соблазнит и заставит остаться её тренером. На этих словах Юри, конечно же, возмутилась. А ещё стало очень обидно и неприятно. Пусть даже от чужого человека, но всё равно слышать это было отвратительно.       Кацуки предложила ему заселиться в «Ю-топии», после чего развернулась и ушла. Захотелось разреветься, но девушка сдерживалась, мысленно обзывая себя тряпкой.       А вот её родители были только рады.       Вообще, в Японии очень почитали гостей. И даже если им не были рады или они приходили не вовремя, японцы всегда проявляли уважение и внимательность. Даже самый низкий, очень официальный поклон, в сорок пять градусов и более доставался не боссу на работе или знакомым и друзьям, а именно гостю — это японцы впитывали в себя с молоком матери. Это же впитала Юри, её сестра и её родители.       С каждым часом девушка всё отчётливее понимала, что с Юрием так просто не поладить. На неё напала меланхолия и тоска. Смотря на Виктора и Плисецкого, девушка всё больше осознавала, как глубока пропасть между ней и Юрием. Он был талантливым, его потенциал был выше, чем у неё. Да он сам так легко и непринуждённо разговаривал с Виктором! Юри понимала, что сама она так никогда не сможет. Ей это не дано. От этого становилось тоскливее и поганее на душе.       — Лёд. — Она прикрыла глаза. Скорее бы добежать до Ледового Дворца, встать на коньки и прокатиться.       Виктор её сдерживал, запретил кататься, пока девушка не сбросит эти несчастные пять килограмм. И Кацуки слушалась. Но теперь, когда она стала такого же веса, как и на прошлом Гран-При, она может спокойно кататься. Тем более, каток всегда был единственным местом, где она может выразить все свои чувства и успокоиться.       А рядом бежал Маккачин и радостно лаял. Кацуки улыбнулась.       Всё ещё впереди, так что стоило прекратить хандрить.