Еда в русском ресторане «Тундра» была раскритикована Виктором в пух и прах. Сначала мужчина долго жевал еду, мысленно отмечая все её плюсы и минусы, а потом заявил, что он сам может приготовить вкуснее. А уж Юри — тем более. И плевать, что она никогда не готовила русскую пищу.
В общем, из ресторана Никифоров вышел недовольный, а Юри лишь пожимала плечами — это было ожидаемо. Точно так же, как если бы она приехала в Россию и поела бы в японском ресторане. От традиционной кухни там только название.
Юри помнила, как однажды она приехала в Китай, а именно — в Тайбэй, где проходил финал Чемпионата Четырёх Континентов в две тысячи четырнадцатом году. Кацуки тогда не участвовала, но болела за Канако Мураками — её кохая в фигурном катании и, как считала девушка, более талантливую фигуристку, чем она сама.
Они не очень часто общались, однако между ними сложились дружеско-сопернические отношения. И, как знала Юри, Канако хочет в этом году сначала победить на национальных, потом выиграть золото в Гран-При, а после вновь заявить о себе на Чемпионате Четырёх Континентов.
В тот день они решили пойти отведать родной японской кухни и пошли в местный суши-бар. Зашли, сели, заказали еду, попробовали и тут же скривились: это была жалкая пародия на суши. Рыба подсохла, рис недоварился, соус был слишком безвкусным, мисо-суп почему-то солёным. Всё закончилось тем, что их иностранные подруги восхваляли еду, а японки, печально отложив палочки в сторону, смотрели, как едят другие, и думали о том, куда они пойдут потом.
Возможно, еда действительно была вкусная, просто повар оказался человеком, который всем сердцем ненавидел Японию за далёкое прошлое, ведь когда-то давно японцы практически украли культуру Китая и изменили её, назвав своей собственной. А может, дело было в Японско-китайской войне, начавшейся в тридцатых годах двадцатого века и продолжавшейся до конца Второй мировой, где погибло много китайского народа.
Во всяком случае, японки в итоге поели в какой-то забегаловке, где торговали, на удивление, очень вкусными цзяоцзы. Проще говоря — пельменями.
Расплатившись, Виктор и Юри вышли из ресторана и направились к следующему объекту их мини-экскурсии — руинам замка Фукуоки.
Когда в старшей школе классу, в котором училась Кацуки, задали подготовить доклад о каком-нибудь историческом памятнике, Юри и Микото решили взять этот замок. Обойдя его вдоль и поперёк, внимательно прослушав экскурсовода аж несколько раз и записав всю-всю информацию в блокноты, девушки подготовили великолепный доклад, за который получили самые высокие оценки.
— Это место также называют замком танцующих журавлей, — произнесла Юри, когда они с Виктором остановились у руин.
Вернее, руинами это было сложно назвать: замок был в хорошем состоянии. Большой, на каменном выступе, он казался какой-то белоснежной громадиной. Даже невооружённым глазом было видно, что за замком присматривают, а реставрируют его лучшие мастера своего дела. В общем, слово «руины» здесь было как напоминание о том, что раньше он был шире и имел больше высоких башен.
— Почему? — удивился мужчина.
Название ему понравилось: оно казалось каким-то сказочным, волшебным, от него веяло японским духом.
— Потому что местные верят, что иногда здесь можно заметить, как танцуют журавли, — ответила Кацуки, улыбнувшись.
В прошлом году она взяла эту тему для произвольной программы. Ей хотелось всем рассказать о красоте азиатского города номер один, об этом чудесном замке, который некогда принадлежал первому повелителю надела Фукуока — Куроде Нагамасе. Она хотела своим представлением передать историю этого места, показать танец журавлей и донести до зрителя красоту облетающих в начале апреля лепестков тысяч сакур.
Но она провалилась. С треском. Она не смогла ничего показать и ничего доказать, только опозорила себя и всю свою страну.
Юри закусила губу. Эти неприятные воспоминания до сих пор царапали её душу. Хотелось как-нибудь показать всем, что она изменилась, стала лучше, а тогда был просто неудачный момент в её жизни.
И тут девушку осенило. Если она выиграет Гран-При и увезёт в родную Японию минимум бронзу, она докажет, что она способна на многое. Таким образом, она извинится за свой прошлый провальный год!
— Виктор, — девушка остановилась, — я знаю, почему должна победить в этом Гран-При.
Никифоров, до этого рассказывающий, как он однажды был в замке в Осаке, запнулся на полуслове и удивлённо обернулся — Кацуки остановилась, а он, не заметив этого, прошёл чуть вперёд.
— Вот как, — Виктор мягко улыбнулся и, подойдя к ученице, положил ей руку на плечо, — я рад. Расскажешь?
— Потом. Сначала Фукуока, а уж после — Гран-При. — Она схватила его за руку и побежала вперёд — велосипеды они оставили на специальной парковке.
Её сердце трепетало, счастливая улыбка расползалась по лицу, птицы щебетали свои радостные песни у неё в душе, во всём теле появилась небывалая лёгкость, а щёки горели от возбуждения. Наконец-то! Вот она — цель, к которой она стремится. Не просто золото, чтобы порадовать Виктора, не просто победа, ради похвалы Юрия и родных, а первое место, как доказательство того, что она имеет полное право называть себя надеждой японского фигурного катания!
Виктор бежал позади с совершенно дурацкой улыбкой на лице: Юри выглядела настолько заразительно счастливой, что передавала свой позитив всем-всем-всем в округе. Но больше всего — ему одному.
Потому что он для Юри был особенным.
***
Парк Охори был построен на территории бывшего рва замка Фукуока, основанным Куродой Нагамасой. Его имя ничего не дало Виктору, а объяснение, что раньше этот человек был выдающимся военным и справедливым правителем в том месте, где в будущем появилась современная Фукуока, не впечатлило Никифорова. Зато впечатлило само место.
Парк был необычным: большую его часть занимало озеро, а вокруг него была дорожка, по которой ездили велосипедисты, бегали спортсмены и гуляли люди.
Виктор пробежал чуть вперёд и покрутился на месте, вдыхая морской воздух. Юри лишь улыбнулась — она всегда так раньше делала.
Через каждые пятьсот метров были небольшие тележки, в которых продавали мороженое. Идя широким шагом по дороге, фигуристы ели сладость, переговариваясь.
Виктор мог болтать без умолку. Он всё время что-то говорил-говорил-говорил, ни на секунду не замолкая. Если раньше Кацуки думала, что Мила — самое болтливое существо в этом мире, то теперь она была уверена, что таким существом являлся Виктор, ибо он был хуже Бабичевой. Но японке, как ни странно, не надоедала его болтовня, даже наоборот — была приятна.
Внезапно земля содрогнулась. Юри и Виктор тут же непроизвольно сели на корточки, при этом девушка больно ударилась подбородком о коленку.
Когда Никифорову предлагали сыграть в ассоциации, и темой выходила Япония, он всегда называл три вещи: самураи, аниме и Порт-Артур. Вообще, если попросить всех людей на планете назвать их ассоциации при слове «Япония», то девяносто девять процентов произнесут «самураи» и «аниме». Порт-Артур же Виктор вспоминал, так как дед очень часто рассказывал про войну с Японией, в которой участвовал.
Но проблема в том, что многие люди забывают об очень важной части жизни среднестатистического японца — о землетрясениях. В год в Японии происходит около пятисот тысяч подземных толчков, только большинство из них, благо, под водой, хотя порой они несут за собой сильные цунами, уничтожающие города.
Фигуристы сидели, замерев и практически не дыша. Когда земля успокоилась, Никифоров хотел было подняться, но новый сильный толчок заставил его окончательно упасть на асфальт. Юри подползла к нему и крепко сжала его ладонь.
— Всё хорошо. Это обычное явление.
Виктор перевернулся и что-то произнёс по-русски. Кажется, подобное Кацуки не раз слышала от Юрия и, если память ей не изменяла, а она ей не изменяла, это были ругательства. Российский фигурист распластался по земле звёздочкой, купаясь в лучах заходящего солнца и смотря на склонившуюся над ним Юри, которая сама была похожа на маленькое солнышко.
— Тогда, я думаю, мне стоит полежать здесь и подождать, когда перестанет трясти, — шутливо произнёс он.
Японка рассмеялась.
Однажды Микото сделала так же. Они шли домой, как вдруг земля содрогнулась. Люди попадали, а лучшая подруга, ударившись лбом, не расплакалась, а перевернулась на спину и рассмеялась. Правда, потом Кацуки пришлось заклеивать ей лоб пластырем.
Не долго думая и совершенно не заботясь об одежде, японка прилегла на асфальт рядом с тренером и вытянула вперёд руку. Лучи прикрытого ладошкой солнца пробирались сквозь растопыренные пальцы и светили прямо в глаза, отчего Юри счастливо жмурилась.
Виктору показалось, что все звуки исчезли. Юри сейчас была такой красивой и такой нежной, что было невозможно описать словами. Сердце в груди отчего-то забилось чуточку быстрее, чем положено, а в душе разлилось приятное тепло.
Толчки всё затихали и возобновлялись, пока, спустя пять минут, всё не закончилось.
Юри легко вспорхнула со своего места и подала Виктору руку. Тот её принял, но поднялся сам. Счастливая улыбка никак не сходила с его лица. Наверное, вот оно — счастье.
***
Пока Никифоров ходил в ближайший к гостинице магазин за бенгальскими огнями, потому что сегодня устраивали фестиваль фейерверков и световое шоу у башни Фукуоки, Юри сидела на своей кровати в их номере и набирала номер Милы.
В Японии сейчас было семь часов вечера, а в России — час дня. У Бабичевой как раз был обеденный перерыв.
— Да-да, моя Котлетка? — пропела в трубку она.
Это прозвище было подарено Юри Милой, когда оная узнала о страстной любви между японкой и кацудоном. Фигуристка тут же объединила подругу и котлеты, рождая это прозвище, заставляющее Кацуки улыбаться.
— Слушай, а у Вас в России принято заселяться в один номер, если приезжих, скажем, двое?
— В смысле? — не поняла Бабичева.
— Просто Виктор сказал мне, что у вас так принято, но я что-то сомневаюсь, и…
— Стоп-стоп-стоп! Ты хочешь сказать, что вы с Виктором сейчас в одном номере? — Голос подруги на том конце провода был слишком восторженным и возбуждённым.
— Не совсем. Он отошёл.
Юри чувствовала странную неловкость. Почему-то было стыдно спрашивать такое у Милы, но раз уж сказала «А» — говори и «Б». Так и тут — если позвонила и заикнулась, то изволь продолжать свой рассказ.
— Ну, вы в одном номере зарегистрированы?
— Да.
Внезапно из трубки послышался странный звук, будто ладонью били по дереву, потом Бабичева начала чуть ли не задыхаться, шепча что-то на подобии:
«О господи! О господи!» Юри перевода не знала, но, начиная с этого момента, твёрдо решила начать изучать русский язык. И, может быть, тогда ей будет понятно, о чём говорят эти иностранцы.
— Так принято, — успокоившись, ответила Мила.
Юри поблагодарила подругу за ответ и отключилась.
И почему у неё опять такое чувство, будто её водят за нос?
