В Петербурге городе, на Пяти углах

После обеда Лущилина и Штольмана вызвали к начальнику департамента. Дурново́, расхаживая по кабинету, метал громы и молнии. – Лучшие сыщики! Гордость полиции! Оскопленные трупы в центре города, а вы за грабителями бегаете! Лущилин мягко осведомился: - Петр Николаевич, много трупов? Нам пока не сообщали… - Один пока, но как вы думаете, кто его обнаружил? Слуга Виктора Вильгельмовича, нашего градоначальника, зашел к сапожнику за туфлями для его превосходительства, - Дурново́ сел за свой стол и уставился на сыщиков, переводя между ними грозный взгляд. – Немедленно разобраться! И чтобы ни слова в прессу не просочилось! Полицейские изобразили готовность немедленно разобраться и не просочиться, и глава департамента милостиво махнул рукой, отправляя их. Начальник сыскного отделения, выйдя от руководства, посетовал Штольману: - Не успеваю ничего, Яков Платонович, займитесь вы пожалуйста. Возьмите Варламова в помощь, если потребуется. - Хорошо, Иван Дмитриевич, - Штольман вспомнил следователя, с которым его знакомили в Уголовном отделе. Андрей Сергеевич Варламов, полноватый мужчина лет тридцати пяти с брюшком и ранними залысинами, редко заглядывал на рабочее место в комнату сыскных. Следователь, похоже, не был находкой, но любая подмога могла пригодиться. … Перед визитом к главе города Штольман наконец переоделся. Элегантный сюртук, жилет, строгие брюки – он уже стал привыкать к одежде посвободнее, но этикет требовал своего. Монументальный дом в начале Гороховой протянулся на целый квартал вдоль Адмиралтейства. Огромная арка, ведущая во двор, классические колонны на третьем и четвертом этажах – нынешний градоначальник фон Вайль приобрел дом у администрации Петербурга, и уже надстроил со двора пятый этаж для личных нужд. Штольман, устав ожидать мажордома в холле огромной квартиры, прошел в следующую залу. Завидев пробегающего мимо мальчишку в ливрее, он поманил его пальцем. - Юноша, найдите мне личного слугу господина фон Вайля, - монета перекочевала в карман мальца, и тот обрадованно кивнул. Через несколько минут к Штольману мягко подошел служитель: - Я Иван Иванович Селезнев, служу-с у Виктора Вильгельмовича. Чем могу помочь, ваше благородие? Яков представился. При слове «полиция» Селезнев обрадованно заговорил: - Ну, наконец-то! А то ж не решаюсь хозяину доложить, что ботиночки евоные мне не выдают, а я их видел, на полочке там-с стояли… - Расскажите, любезный, что именно вы видели там-с, - Штольман сел на стул у стены. - Присаживайтесь, Иван Иванович. Селезнев, потоптавшись, сел рядом. – Ну значит, пошел я за ботиночками, мягчайшая кожа, лучшая выделка… Виктор Вильгельмович всегда там обувь заказывают. - Пожалуйста, про труп. - Ну я же и рассказываю. Постучал к сапожнику, ответа нет, захожу. А там – ну прям как в газетах! Сапожник на полу лежит, горло перерезано, кровь везде… И самое главное… - служитель поежился, вспоминая ужасную картину. - Не волнуйтесь, Иван Иванович, говорите, как есть. - Извиняюсь, ваше благородие, не смею вымолвить… Уд... Ох, убивец, не пожалел предмета гордости мущинской… Там тоже кровища, вот! – Селезнев вытер вспотевший лоб платком. Штольман поморщился. Действительно, неприглядная картина. - Вы кому-нибудь рассказывали все это? - Да как же-с можно, я же понимаю. И потом мне городовой, что из околотка прибежал, велел помалкивать, пока в полицию не вызовут. Яков встал. - Вот и продолжайте помалкивать, прошу вас. Передайте градоначальнику, полиция приложит все усилия для поимки преступника. - А как бы мне ботиночки-то получить, их превосходительство недовольны будут, - Селезнев вспомнил главное. - Зайдите через неделю в околоток. Благодарю за помощь. Выйдя на Гороховую, Яков поднял голову. Круглые часы на восьмигранном куполе Адмиралтейской башни показывали половину восьмого - в околоток ехать было уже поздно. Решительно выбросив из головы смерть сапожника, он кликнул извозчика. - Ресторан «Палкинъ», милейший. … Убедившись, что стол в заказанном кабинете уже накрыт, Штольман вышел из ресторана и остановился у входа. Сияющий фонарями Невский был переполнен изысканными экипажами и фланирующими приодетыми горожанами, как будто весь Петербург решил насладиться теплым весенним вечером. С Владимирского проспекта к «Палкину» подъехала коляска, запряженная парой лошадей, и Яков поспешил встретить невесту с родителями. - Добрый вечер, Яков Платонович, – поздоровался Виктор Миронов, помогая жене спуститься с подножки. Мужчины обменялись рукопожатием. Мария Тимофеевна милостиво кивнула, отвечая на приветствие Штольмана, и с плохо скрываемой гордостью бросила взгляд на Анну. - Анна Викторовна! – Яков не мог подобрать слов. В столичной жизни он встречал красавиц, статью и блеском нарядов соперничавших с принцессами, но сейчас он оцепенел, подавая Анне руку. Темно-синяя ткань под прозрачным гипюром оттенила глаза Анны, придала им лазурную глубину. Изящная серебряная цепочка с подвеской из синего камня подчеркивала белизну шеи. Но его взгляд приковала высокая грудь под лифом, обрамленным темным кружевом. - Анна Викторовна, вы просто ослепительны, - очнувшись, произнес он. Анна улыбнулась и мысленно поблагодарила мать за послеобеденное мучение с нарядами. - Благодарю вас, Яков Платонович. Вы тоже прекрасно выглядите, - выходя из коляски, она вспомнила, что уже видела этот костюм заляпанным грязью под Вильно. Сейчас он сидел на Якове как с иголочки, подчеркивая ладную фигуру. Штольман жестом фокусника вынул из-за спины две небольших коробочки. - Аня, Мария Тимофеевна, это вам, - он протянул им бонбоньерки, затейливо украшенные бантиками. - Анюта, это же шоколадные конфеты, из Швейцарии! – мать Анны, не ожидая подарков от суховатого и неразговорчивого полицейского, была искренне тронута. - Спасибо, Яков Платонович. Мир с будущими родственниками постепенно налаживался. … Ни минуты не досталось Якову наедине с невестой, хотя он все еще лелеял мысль сорвать поцелуй где-нибудь за портьерами и дотронуться до нежной кожи под ключицами. Мария Тимофеевна настойчиво пыталась узнать о родителях Якова и его родном доме, и Штольман уже не мог отделаться общими фразами. - Немцы? Ну не вполне уже, третье поколение. Отец? Служил офицером в гвардии, погиб в конце Крымской войны. Мама успела увидеть, как я поступил в университет. Да, в Петербурге. Не желаете ли еще раков? Отвлекшись на раков, Мария Тимофеевна оставила расспросы, и Анна нащупала его ладонь под бархатной скатертью. - Яков Платонович, проводите меня пожалуйста на свежий воздух, - попросила она, убирая салфетку с колен. - Папенька, мама, мы ненадолго. Выходя из кабинета через узкий тамбур, Яков не удержался и поцеловал ее в изгиб шеи, пробормотав: - Аня, это просто мучение. - Что, Яков Платонович, допрос маменьки? – Анна и сама бы осталась в тамбуре, но мимо то и дело сновали официанты. Яков вздохнул. - Нет, милая, видеть тебя в этом платье и … - они вышли на улицу и чуть не столкнулись с молодым человеком, несшим в руке какой-то веник. - Антон Андреевич! - Здравствуйте, Анна Викторовна, - Коробейников перевернул свою ношу, протянул Анне и тут же ойкнул, забирая обратно. Содрав оберточную бумагу, он вручил веник, оказавшийся букетом голубых гиацинтов. - Поздравляю с обручением! Цветы очень подходят к вашим глазам и восхитительному платью! Штольман хмыкнул. Переехав в Петербург, юноша набрался светского лоска. Пока Анна любовалась букетом, он отозвал Коробейникова в сторону. - Антон Андреич, спасибо что пришли. Надеюсь, что ваш комплимент останется самым смелым из адресованных Анне Викторовне. Понурившись, Антон кивнул. - Проходите же к столу, Антон Андреевич, - Анна, уловив хмурую гримасу на лице Якова, потянула его за руку. – Давайте вернемся к родителям. … Виктор Иванович, закончив обсуждать со Штольманом приданое невесты, хлопнул себя по бедру. - Аннушка, чуть не забыл! Подойдя к дочери, он передал ей серебряную брошь. - Бабушка твоя, Акулина Викторовна, завещала отдать тебе, когда замуж пойдешь. Я с собой из Затонска взял, не зная про вашу помолвку. Береги, передашь потом своим детям. Анна обрадовалась. - Бабушка Акулина! Спасибо тебе, папенька, я часто ее вспоминаю! – поцеловав отца в щеку, она приладила брошку к лифу и погладила ее, смутно ощущая бабушкино благословление. - Ну, за жениха и невесту! – Виктор Иванович поднял бокал. - Чтобы совместная жизнь ваша, Аннушка и Яков Платонович, была долгой и счастливой! Чокнувшись с гостями и выпив шампанского, Яков наклонился к невесте. - Аня, ты не устала? - Нет, Яков, все в порядке, - в бокале Анны была минеральная вода. От раков и пирога с угрем она благоразумно отказалась, и с удовольствием доедала сейчас апельсиновое мороженое из хрустальной вазочки. … - Аня, еще одно, - Яков взял ее правую руку, поднес к губам, поцеловал тонкие пальцы. Деликатно распрямив ее ладонь, он снял колечко с фиолетовым аметистом, что подарил еще в Варшаве. Анна улыбнулась: - Яков Платонович, вы отказываетесь от помолвки? - Даже не думайте об этом, Анна Викторовна, – ответил он, нахмурившись на мгновение. Достав что-то из кармана, он раскрыл ладонь, на которой лежали два золотых ободка. - Посмотри, милая. Не веря своим глазам, Анна дотронулась до колец. Они были прекрасны в своей простоте. Идеально закругленные края сияли отраженным светом, а на внутренней стороне были выгравированы их имена и дата того дня в Варшаве, когда Яков сделал ей предложение. Штольман взял колечко поменьше и медленно, глядя ей в глаза, надел на безымянный палец. - Анна Викторовна, вы станете моей женой, - тихо произнес он, уже не спрашивая. У Анны закружилась голова. От повелительных слов в груди ее что-то сжалось, а затем распустилось теплым цветком. Червоные отблески от кольца, казалось, сотворили странное с ее зрением. Она будто тонула в его глазах, в ласке его обещания, дыхания, прикосновений. Словно в тумане, она взяла его теплую руку, и приложив к устам, поцеловала внутреннюю сторону ладони. Яков улыбнулся. Еле ощутимо проведя шершавым пальцем по ее щеке, он произнес: – Теперь ты. Влажной от волнения рукой Анна надела ему на палец золотой ободок. - Яков Платонович, вы … - она забыла, что хотела сказать. - Я люблю вас.