И.С.Т.

Это не по-настоящему. Не реальность. Не может ею быть. Нет-нет-нет… Они с Симой опаздывали, и ему вдруг стало плохо. Так плохо, что чуть не вывернуло. Совсем как сейчас… Это не реальность. Это прошлое, и оно давно ушло. Он больше не тот мальчик, он оракул. Рома зажмурился, с силой тряхнул головой, впиваясь ногтями в руку. Кожа отозвалась резкой болью, но вдруг отпустило. Подернулся сумрак больничной палаты, словно покрылся патиной, и вдруг исчез, забрав с собой тоску. Только вокруг был совсем другой пейзаж. Незнакомый город, улица, прохожие словно проекции. Только парень, прошедший мимо, был реальным. Он напевал себе под нос песенку и шел под дождем. Летним, безумным, теплым, мокрая майка облепила торс, промокшие кеды веером разбрызгивали воду из луж, но шалая улыбка на губах и огромные наушники, словно парню ничего в этой жизни больше не надо… Рядом с ним остановилась машина, распахнулась дверь и его подозвали, что-то говорили, а на красивом лице все отчетливее проступал… шок. Там, в салоне, двое. Рома не понимал, откуда, но знал, что один из них — тот самый красавец, что любил его еще не так давно и другой. Некто, обещающий за всего одну ночь с ним большие деньги… Рома опешил. Дико, странно, но он действительно все понимал. Так, словно сам стал тем, в наушниках, в котором с трудом угадывался… поляк. Анж. Сказочник и мечтатель. Рома чувствовал его боль, его отчаяние. И вдруг рванулся, проламываясь, разрывая тонкую материю не-реальности, также отчаянно зовя его. К себе, прочь из кошмара, от которого холодом продирало по позвоночнику. И Анжей обернулся. Картинка точно сломалась, расслоилась на несколько составляющих. Исчезла машина, исчезли двое, дорога и наушники. Исчезло все. Остался только дождь и Анжей, который, не мигая, смотрел на мальчишку, сжавшегося между грубой бетонной стеной и мусорным баком. Почти полностью обнаженного, всего в крови и нечистотах. Совершенно разбитого и вряд ли желающего жить дальше. Рома проследил за его шокированным взглядом, на мгновение, лишь на секунду позволил себе утонуть в чужих эмоциях, и молча рухнул на колени, сжимаясь, царапая шею от невозможности выпустить крик. Вытравить из себя чужую боль, новую, чудовищную, физическую. Теперь он знал… Санада. Такой же юный, как Аян. На мгновение лицо Санады подернулось, превратилось в лицо Аяна, и Рома взмыл, снова ломая дикую, страшную не-реальность в безумном стремлении защитить. Того, кто стоял у стены. И того, кто застыл чуть в стороне марионеткой с обрезанными нитями. Они нашли в себе силы жить. То ли затолкали поглубже пережитые страхи, то ли перемололи их, сделали частью себя, темной частью, живущей глубоко внутри, темной стороной, что выходит вовне только ночью, яростью, злостью, ненавистью, чтоб к утру снова скрыться в глубинах души хозяина. Санада поднял взгляд. Все, что осталось в его глазах — желание мести. И отчего-то казалось, что месть свершится, рано или поздно. Санада так решил… Рома медленно выдохнул, закрывая глаза. Отпускало. Медленно, но верно отпускали и чужая боль, и тоска. Только… — Здесь нет еще двоих, верно? — глухо, не своим голосом спросил он пространство перед собой. — Ваня и Матей, — голос Анжея совершенно не был похож на мягкий, полный обертонов голос реальности. Здесь он явственно отдавал металлом. — Мне не нравится эта изнанка планара, — негромко протянул японец и зажмурился, будто потянувшись за кем-то всем собой. Рома крупно вздрогнул и сжался. — Я не с вами. Почему я здесь? — Я думал о тебе, когда меня накрыло, — ответил поляк. — Думал и слушал музыку. Ты ассоциируешься у меня с одной мелодией, так что думаю, я зацепил тебя, когда провалился. — О, спасибо. Надеюсь, ты не ждешь, что я буду чувствовать себя польщенным, — огрызнулся Рома, садясь прямо на землю. Или что здесь ее заменяло. — Вопрос «где мы» прозвучит глупо? — Заводь, — снова открыл глаза Санада. — Я думал их давно уже нет в тех частях плана где позволено бывать студентам. — Ты смотрел м-м-м… «Тихоокеанский рубеж»? — вдруг спросил Анж. — Там есть технология «дрифта», слияние памяти, при котором все, кто входят в дрифт, видят воспоминания, чувства, эмоции других. Похоже, Заводь позволяет слепить из нескольких разумов один. Очень похоже. — Мы этого еще не проходили, — Рома взъерошил волосы сильным движением. — Черт… — Не ругайся… — пространство снова дрогнуло. Наполнило голову шумом воды и запахом крови. Матей показался словно из облаков пара. Горячего, липкого, отвратительного, который облизал всю его почти обнаженную фигуру и отступил, заклубившись в стороне. — Ты здесь. Но мы тебя не бросим. — Потому что маленьких не бросаете, — хмыкнул Силиверстов. — Что-то вроде, — тонко улыбнулся Анжей, и обеспокоено оглянулся. Не хватало одного. И его отсутствие причиняло ему почти физическую боль. — Зови его, любимый, — одними губами произнес Матей, и Рома удивленно вскинулся. — Он здесь, я чувствую. «Ванька… Ванечка, иди ко мне…» — не крик, не голосом. Это разнеслось беззвучным, но такое болезненно-горьким и таким нежным эхом. Анжей звал, звал всем собой, всем, что осталось здесь, на задворках планаров. Рома поежился, словно этот бесплотный зов был осязаемым. На долю секунды вспыхнуло сожаление о том, что его никто никогда не звал с такой нежностью и тут же угасло, сметенное страхом, что остальные поняли. В ответ пространство словно потекло, и стало вдруг холодно. Заскрипело, как скрипит снег под ногами в морозы, а на щеку легла снежинка. Рома фыркнул и вдруг рассмеялся странно изломанным смехом. — Добро пожаловать домой, — выдохнул он на последнем глотке воздуха, и из метели выступил Айвен. Ванечка. Сдирая полушубок на ходу, разрывая свой кошмар голыми руками. Быстрым взглядом обвел остальных и обмяк, тяжело прислоняясь к стене. За его спиной бушевал буран, выл ветер, но все это было словно на грани, очень-очень далеко. — Мы вместе, — странное утверждение, уместно-неуместное. Вот только иней с ресниц таять не желал. Анжей тут же поймал его в объятия, крепкие, яростные. Обнял, чтоб не отпускать, шептать что-то бессвязное, что отдавалось нежностью во всех, понемногу облекаясь словами: — Прости, это я виноват… прости, я запаниковал, мне стало страшно, и я не сумел зацепиться… прости, что заставил пережить тебя это снова, я не хотел, мой нежный, не хотел… — Тш-ш-ш… — Айвен обнял его в ответ сильно, неумолимо, поглаживая по голове. — Это могло случиться с любым из нас. И мы вместе — это главное. — Тебя накрыло на планаре. Это действительно могло случиться с любым из нас, — Матей выдохнул, оглянулся, и его взгляд ощутимо дрогнул, а вынужденное спокойствие раскололось, обнажив на миг смятение и яркое полыхнувшее чувство, стоило ему увидеть Санаду таким. — Сан… — Все уже в прошлом, — господин Кунимицу ободряюще улыбнулся, а потом взял его за руку и губами коснулся тонкой линии на запястье. — Ты же помнишь? С ними покончено. — Но ты помнишь. А я так хотел, чтобы ты забыл, — Матей снова вздрогнул. — Прости, что не рассказывал об этом. Это… не самая лучшая сторона в моей биографии. Родители вынудили свести шрамы, остался только этот. Чтобы я помнил всегда о собственной глупости. — Все хорошо, Матей, — Санада обнял его, а в следующий момент к ним шагнул и Анжей, потянув за собой Айвена. — Было, да прошло. Мы все вынесли урок из того, что с нами случилось. — Мы друг у друга есть, — хрипло выдохнул поляк. — И я никому не позволю разбить нас. Ни за что! Рома отвел взгляд, а потом и вовсе отвернулся. Неуклюже поднялся, безжалостно гася звенящую комариным писком тоску. Пожалуй, Сима может считать себя отмщенным. Большего ощущения чуждости и ненужности он не испытывал никогда. Ему не место здесь. Совсем. Закрыв глаза, он вскинул лицо, отчаянно пытаясь дозваться хоть до кого-нибудь. Сима, Аян, Фрей, Тимур, Чед… Тимур его оператор, разве не должен он чувствовать хоть что-то? Но в ответ были пустота и тишина. В самом начале его держали, он знал, чувствовал. Так знакомо. Словно руки на плечах или сильные объятия Фрея, спасающего его от кошмаров. А теперь… ничего. Словно как только развеялся кошмар, развеялся и Фрей. Ему не за что зацепиться… И вдруг — рывок. Как болезненный тычок локтем в солнечное сплетение. Так, что вышибло воздух из легких и не давало возможности дышать. И едва слышное, или может, померещившееся «Чтоб тебе, Ромашка, блин…» Анжей обернулся к нему и ободряюще улыбнулся. — Все будет, Рома. Просто для вас слишком рано. Не успели вы срастись… мы тоже не сразу совпали. — Вас тоже кидало от одного к другому? — Рома даже не открыл глаза, отчаянно цепляясь за ускользающее ощущение. — Нас до сих пор кидает, — Матей прижался губами к виску Санады, а потом — почти точно таким же жестом — к Анжею. «Где ты, Силиверстов, падлюка мелкая… только появись, и я тебе зад надеру, скотина…» — Тянет? — понимающе усмехнулся Санада. — Тянись в ответ. Пора бы нам отсюда выбираться. Хватит… — Не тянет, — одними губами выдохнул Рома. — Я его просто слышу. — И не потянет, — незнакомый голос раздался слишком неожиданно. Настолько, что Рома сначала даже не поверил. Зато Айвен обернулся сразу. — Ты кто такой? — на грани грубости бросил он, закрывая собой остальных. — Рома, иди-ка сюда. Силиверстов хмыкнул, но спорить не стал, настороженно подходя ближе. Матей дернул его за руку, отодвигая дальше, а незнакомый паренек, удобно устроившийся на непонятно откуда взявшемся мусорном баке, только хмыкнул, на удивление тепло. — Можете называть меня Проводником. — И ты нас выведешь отсюда? — подозрительно сощурившись, поинтересовался Айвен, откровенно разглядывая нового знакомца. Стильно покоцанные джинсы, «солдатские» ботинки с высокой шнуровкой, вылинявшая куртка-балахон и короткий ежик светлых волосы — парень выглядел… обычно. Вот только взгляд за стеклами очков был странно тяжелым. — Может быть. А может быть и нет. — Да, нет, не знаю… мутный ты тип, Проводник, — Анжей склонил голову, и устроил подбородок на плече Айвена. Очень естественный жест. Привычный. — Тебе-то что за радость тут торчать? Ладно мы тут проездом, так сказать. Ну, а тебе? — Может, я бесплатное приложение? Или ваш общий глюк? — Проводник провел по волосам, разглядывая их в ответ. — Или попал сюда так же, как и вы? Какой там год, кстати? Рома похолодел, а Айвен заметно вздрогнул. — Вот только не надо, — поморщился Анж, обнимая Ивана за талию обеими руками. — Сейчас, погоди, настроюсь и начну дрожать коленками. Даже миражи и глюки одинаковыми у двух человек не бывают. Различаются в деталях или в целом. Я тоже многое могу нафантазировать, воображение богатое… ты не глюк. Год, скорее всего, все тот же, может только пара дней прошла, или нас замкнули в кольцо и пытаются достать отсюда. Я видел, как за нами нырнул препод метатренинга, некий господин Лемешев. Так что, пан, не знаю, как там тебя зовут, давай расклад. Чего ты от нас хочешь. Просто так никого глюки или посетители в Заводях не посещают. — А разве ты знаешь, каким видит меня твой… мальчик? Или другой твой мальчик? — Проводник повозился и уселся на баке, подвернув одну ногу под себя, а другой начиная болтать в воздухе. — Вы сильные, но самоуверенные. А Заводь таких не любит. — Ты тоже, — Матей склонил голову к плечу и сделал шаг вперед. — Кто ты и что тебе нужно? — Мне? Ничего, — парень с улыбкой развел руками. — А вам? — А нам — выбраться отсюда, — Айвен накрыл пальцы Анжа, лежащие на его животе, ладонями. — Ты знаешь, как это сделать. — Узнаю «холодных» людей. Всегда исключительно по делу, — Проводник со скучающим видом подергал шнурок на ботинке. — Тогда вот вам расклад, сладкие. Извне вас не вытянут, хоть криком кричи. Слышать будете и ничего большего. Заводь без жертвы не отпускает. — А кого ты оставил в Заводи? — негромко спросил Санада. — И легко ли ты дал свою жертву, чтоб выбраться отсюда? — Не нравится мне все это, — негромко шепнул в ухо Ване Анж. Он боялся, но не за себя. Забавно, страх исчез, стоило им собраться вместе. А теперь вернулся. Страх потерять их. — Ну, я же здесь, — Проводник окинул их всех долгим взглядом. — Значит, я не выбрался. И, может, это меня оставили здесь, м? И это я — жертва. — Неплохо устроился для жертвы, — Матей медленно выдохнул, заставляя себя и остальных расслабиться. — Здесь нет времени, — льдисто сверкнули глаза сквозь ресницы. — По факту здесь нет ничего. Ваш мозг пытается справиться с этим, как может, но через некоторое ну очень субъективное количество секунд он сдастся. И тогда вам станет очень весело. — Так что же ты предлагаешь? — вскинул бровь Анжей. — Так много слов и никакой конкретики. Может, хватит словоблудия и перейдем к делу? — Выбрать, кто останется здесь, — улыбка Проводника была ласковой, но мороз продрал от нее всех. Рома вздрогнул и тут же шарахнулся в сторону от остальных. Он здесь один. И выбор очевиден. — Ну надо же, парни, а вам-то повезло, — протянул Проводник, с интересом наблюдая за ними. — Нет, — негромко сказал Санада. — Мы не звери. — Твое слово, ты говоришь, что мы сами отсюда не выберемся, — легкость Анжея как рукой сняло. — Но мы ведь даже не пытались еще. Просто собрались вместе. К тому же, мы маленьких не обижаем и в беде не бросаем… — Нельзя выйти отсюда, если там у тебя не осталось якоря. А все твои якоря здесь, — Проводник не шелохнулся, но Роме показалось, что он смотрит прямо ему в глаза. — Мой якорь — там, — глухо ответил он. — Будь он у тебя — тебя бы давно здесь не было. Рома поджал губы, чувствуя, как разливается внутри странная боль. Он считал Фрея своим якорем. Выходит… ошибался? И снова болезненный рывок, кажется, на пределе сил того, кто был там, на той стороне. И крик. Далекий, полный отчаяния и боли крик, надсадный, до хрипа. Почти звериный вопль. Анжей вздрогнул, протянул руку и, нащупав его пальцы — сжал. — Ты можешь уйти. Ты можешь. Поверь в это. Твоих сил хватит. Я же чувствую, к тебе кто-то пытается проломиться. Давай, малыш. — Я не знаю… к кому мне тянуться, — Рома растерянно, почти жалко улыбнулся. Теперь он чувствовал всех. То сильнее, то слабее, то Симу, то Фрея, то Аяна, то всех сразу. — А к кому тебе самому хочется, к тому и тянись, — шепнул с другой стороны Санада. — Не теряй времени, чем дольше ты здесь, тем сильнее слабеешь, — Анжей снова сжал его руку и отпустил, точно отталкивая, вынуждая тянуться в реальность, к рывкам и ругани сквозь сцепленные зубы, к тормошению и угрозам поцеловать, сука, спящего красавца. Перед глазами замелькали знакомые лица. Смеющиеся, кривящиеся, сосредоточенные, мелькающие. Фрей, Аян, Чед, Тимур, Сима… Вот они все вместе в куче-мале на полу, вот грызут высохшее печенье, а вот стягивают с подноса задумавшегося Патрика стакан апельсинового сока и заменяют его на яблочный. Защемило сердце, заныло, полное желания вернуться. «Я хочу вернуться… Господи-Боже-я-хочу-вернуться». Ударило кадр-воспоминание: Сима, ректор и их слившиеся губы. Скрутило и отбросило назад, делая голос извне тише. Рома отчаянно застонал, рванулся, ища-ища-ища… Аян. Малыш Аян и его пальцы, гладящие волосы разлегшегося на полу Фрея, и его тихая улыбка. Рома мотнул головой, но тишина наваливалась все сильнее, вырывая отчаянный всхлип. Фрей… Теплые руки, сильные объятия. И тоскливый взгляд вслед уходящему Аяну. — Ничего не выйдет, маленький, — голос Проводника был сладким, почти ласковым. — Ты никому там не нужен. — Заткнись! — Айвен сорвался, почти дрожа от всего того, что видел и чувствовал Рома. Где-то далеко встрепенулся курчавый мальчишка. Встрепенулся, рванулся на встречу, размазывая по лицу злые слезы. — Выйдет, — широко улыбнулся Анж. — Выйдет. Его ждут. Его зовут и ищут. Потому что он часть значительно большего. — Иногда этого мало, — Проводник улыбнулся и вдруг растаял, как туман над рекой под лучами солнца. Рома сжался, всхлипнул и вдруг рванулся вперед. Просто рванулся, проламываясь сквозь уровни, разрывая реальность и не-реальность в клочья. Назло, на зов, просто потому, что выбора больше не было. Прорывался, задыхаясь, безмолвно крича. Еще немного… ну пожалуйста… хоть лучик, хоть отблеск… Кто-нибудь!!! И где-то далеко, но уже намного, намного ближе: — РОМКА!!! — И объятия, крепкие, захочешь выломиться — не сумеешь. — Ехидна мелкая, давай же, сюда, я тебя жду, ядовитая ты зараза!.. — Сима. Серафим. Кто же еще мог его так назвать? Рома облегченно выдохнул, улыбнулся сквозь слезы и сделал шаг. Обернулся, протянул руку оставшимся и, закрыв глаза, упал спиной в пустоту, надеясь, что его поймают. Поймали, потянули, кажется, в шесть рук, втащили на привычный первый уровень и дальше, в реальность, в светлую комнату с огромными окнами, стерильным запахом и пищащими аппаратами. Потянули к дрожащим от напряжения теплым сухим рукам и неистребимому запаху шоколада и корицы, щекотно-мягким кудрям и тихому зудению: «Прибью, гада… нахера так делать, а? Я вот тебя спрашиваю, Ромусик, схули, а?..»  — Я не просил, — почти на автомате, хрипло и надсадно выдал он в ответ. Словно кричал по-настоящему. И выдохнул, обмякая в почти незнакомых руках, но таких теплых и приятных объятиях. Только глаза открывать было страшно.  — Ты нас напугал, — легкое прикосновение к плечу, почти робкое. Аян. Рома еле заметно улыбнулся:  — Я сам испугался. Тянулся, но срывался каждый раз. Чувствую себя котенком. Слабый.  — Если помурлыкаешь, то, так и быть, почешем тебя за ушком, — а этой Фрей. Скользящие нотки, знакомо-теплые.  — Мяу… — Какой ты нафиг котенок? Кошак драный… — бухтение из-за спины. Определенно именно автору бухтения объятия и принадлежали. Голос сиплый, надсаженный. Орал, или мороженного наелся? Сима-Симеон-Серафим. Вот только в пику бухтению руки были удивительно чуткими и ласковыми. Да. Ласковыми. И это было самым странным. Рома криво усмехнулся, завел руку назад, зарываясь пальцами в кудри Симы, и потянул вниз. Вскинул голову навстречу и мазнул губами по губам: — Спасибо. — Эй, думаешь, мы не участвовали? — матрас прогнулся и сверху навалилось тяжелое тело. Рома дернулся и рассмеялся, получив смачный поцелуй в нос от Фрея. — Не пугай нас так больше, — Аян целовать его не стал, зато почесал за ушком, вызвав еще одну порцию смеха Ромы. — Как старшие? — К ним с полчаса назад проскакал Лемешев… Все Дарта Вейдера из себя изображал. Сопел и бубнил что-то по поводу ощущения чего-то давно забытого, — фыркнул Сима, осторожно отпуская его. Поцелуй жегся на губах и с этим ничего не поделаешь. Как и с ощущением чужих пальцев в шевелюре. Приятно, черт подери. Даже очень. Рома облегченно выдохнул. Как теперь все будет между ними? Он невольно узнал то, что знать ему не полагалось. Впрочем, сомневаться в том, что о нем теперь тоже известно больше — не приходилось. — Надеюсь, что они пришли в себя. Я не уверен, что вытянул их с собой. — Кураторы курсируют между тобой и ими постоянно. И раз уж прошло пятнадцать минут, а никого все еще нет… — Аян обошел кровать и устроился с другой стороны. — Может, нам просто дали время на поговорить? — Фрей потянулся и откинулся на спинку кровати. — Вас сначала всех в одну палату определили, но, оказалось, что всех нас она не вмещает и тебя отделили. — И вы тут самодеятельностью занялись по вытягиванию меня любимого, — Рома улыбнулся. — Я вас слышал. Не очень хорошо, но слышал. Как у вас получилось? Говорят, Заводь извне никого не пускает. Старшие никого не слышали и не чувствовали. — Мы просто… мы по очереди опускались по планарам так далеко, как только могли. Тянулись к тебе, звали. Кто-то спускался, остальные гм… держали. Это похоже на то, как если б кто-то в яму свалился, а остальные его доставали. Чед с Тимом были, просто потом появился Викинг и сказал, что нас слишком много, так что после очередного «дубинушка, ухнем» он их выпер, — пояснил Сима. — Ну, а мы остались. Просто Фрей с Аяном вроде как твои, ну, а я просто из вредности. — Мои? — Рома нахмурился, вскинул голову, и Фрей пожал плечами, косясь на замершего Аяна: — Прости, мне пришлось рассказать про твои кошмары. Но с чего вдруг такой вывод — понятия не имею. Кураторы сказали, что ты потянул меня потому, что я вытягивал тебя из сна, и у тебя выработалось что-то вроде рефлекса. Рома несколько секунд просто лежал молча, а потом зашевелился и сел в кровати, сжимаясь. — Они правы. Но… это ничего не значит. Все это. Становление, запечатление. Старших вон до сих пор кидает. Это надо просто пережить. — Кто бы спорил, — невесело хмыкнул Фрей. — Эй, только вот рефлексировать не начинай, кошак, а то влеплю волшебный подсрачник, не гляну что только оклемался, — хмуро припечатал Сима. — Мне от моих соплей скользко, а еще ты тут мокроты разводишь. Ну кидает и кидает… Меня вон тоже, не по-детски вштырило, но я ж тут, правда? — Попробовал бы ты где-нибудь в другом месте быть, — выдохнул Рома. — Только вот мы — его, а ты, получается, чей? — Фрей поморщился. — Ээммм… — протянул Сима, лихорадочно соображая, что ответить на подобный пассаж. Ответа как-то не находилось, а говорить о том, что его плющило и колбасило все то время, что Ромка находился где-то не хотелось. Что он чувствовал, слышал, как тот пытался дозваться, достучаться хоть до кого-то, более того, он почти видел глазами Ромки то, что происходило со старшим квартетом. И от этого становилось еще херовее. Он просто не понимал, что это было и что теперь с этим всем делать. — А я ничей мальчик. Я как Дядя Федор. Свой собственный. Хочу, бутерброды колбасой вверх лопаю. Хочу — колбасой вниз! — Хорошо выкрутился, молодец, — буркнул Рома. — Только не забывай, что тут не все твой юмор понимают. И с дядей Федором незнакомы. — По контексту понятно, — мотнул Фрей головой. — Но вот гуглить теперь придется. Рома ухмыльнулся и повернулся к притихшему Аяну. — Что не так, малыш? Тот поджал губы на обращение, но спорить не стал. Только качнул головой. — Все в порядке. Я просто сильно испугался. — На самом деле он нас сильно удивил, — Фрей стал серьезным и совсем немного злым. — Сбежал с математики, Серафима твоего чуть ли не за руку уволок. И с кураторами спорил, когда нас выкинуть отсюда пытались. Рома помолчал, глядя на смущенного Аяна, и, тихо рассмеявшись, потащил к себе поближе. — Спасибо, — взлохматил волосы и вдруг толкнул прямо на Фрейя. Тот не растерялся, поймал в объятия, одарив Рому удивленной и благодарной улыбкой. Тот подмигнул: — Отлично смотритесь. Аян дернулся, заерзал, пытаясь выбраться, но Фрей только прижал его к себе сильнее. — Я не кусаюсь. — Я знаю! — просопел Аян, но успокоился. — Просто… — Просто Ромке так смотреть на нас удобнее, — заявил Фрей, и Ромка согласно кивнул. — Точно-точно. Аян выругался на японском и обмяк, позволив себе расслабиться. — Стопудняк, — быстро закивал Сима. — Прям аще так удобно, все видно, кхм… со стороны, так сказать. Все налицо. То есть на лице. — Прекрасно, кажется, вам уже много лучше, господин Силиверстов, — в палату заглянул ректор. Круги под глазами, бледные губы, все говорило о том, что Линдстрем определенно перенапрягся. — Постарайтесь набраться сил, и детально вспомнить что с вами происходило в Заводи и что и кого вы там видели. Это важно. Рома кивнул, подаваясь вперед. — Как они? У меня получилось их вытащить? С ними все в порядке? — Вы сумели создать пролом такого размера, что третий курс там всем составом промаршировать сумел бы, — скупо улыбнулся норг. — Они ослабели, но в целом все в порядке. — Я как-то меньше всего думал о последствиях. Я просто хотел выбраться, — Рома улыбнулся почти виновато. — Их можно увидеть? — Непоседливый молодняк, — хмыкнул викинг. — Я не запрещаю, но вот наши медики резко против передвижений. Вас пятерых сейчас временно заблокировали, так что ни Введение, ни метатренинг вам ближайшие дни не грозят. Рекомендации — спать по меньшей мере сутки по нормальному времени. Но если вы умудритесь сбежать в соседнюю палату… что ж. Только не показывайтесь на глаза Лемешеву. Он с ума чуть не сошел от волнения за вас. Фрей вскинул бровь, глядя на редкое зрелище почти-улыбающегося ректора, а Рома только согласно кивнул. — Я буду осторожен, обещаю. Надолго нас отстранят от занятий? — Пока что на сутки-двое. Но когда вернется Арестов, будьте готовы к тому что вас могут отстранить на более длительный период, — Линдстрем обернулся, точно перебрасываясь парой фраз с кем-то в коридоре. — Все, господа, отдыхайте. Следом за ним, буквально на мгновение, заглянул Лемешев. За малым не зеленый от слабости, но на своих двоих. Он устало улыбнулся, кивнул «первоклашкам» и скрылся за дверью. — Они собираются натравить на нас Арестова? — задумчиво протянул Сима. — Наверное, стоит, — протянул Рома задумчиво. — Я попал туда случайно. Анж сказал, что думал обо мне, когда провалился. А вот как оказался там он сам… — Анж о тебе думал? Фигассе, — возмутился Сима. — А он о ком-нибудь другом думать не мог в этот момент? О Патрике, к примеру? — У него со мной ассоциация возникла, он там песню какую-то слушал, — выдохнул Рома и откинулся назад, навалившись на Симу. Замер на секунду, напрягшись, но заставил себя расслабиться. Только повозился, устраиваясь поудобнее. Поймал насмешливый взгляд Фрея и вскинул бровь. — Что? Я больной, мне можно. И вообще я отдохнуть и выспаться должен. Ректор приказал. — Пам-па-ра-па-па-паааам… — протянул Сима на мотив старой-доброй мелодии из полузабытой комедии «Полицейская академия». — Однозначно больной. Кривой, косой и сиплый. И да-да, ректор приказал. Порхавший вокруг медперсонал — испарился, зато в приоткрывшуюся дверь просочился… Анжей. Поляк прислонился к двери, и улыбнулся. В отличии от Ромки, он был одет в «больничную» рубашку. И еще был бос. Как только по коридору прокрался. — Я хотел сказать спасибо. Вы нас здорово выручили. Рома смущенно вскинулся, отстраняясь от своей «подушки»: — У вас все хорошо? У всех все в порядке? — непривычно, даже немного странно, но в голосе чувствовалась искренняя озабоченность и странная теплота. — Вернулись все, — взгляд оракула поочередно прошелся по всем. На секундочку скрестился со взглядом Симы, Ромки и… расцвел пониманием. — Нас отстранили от учебы, мучают расспросами, но я рад что все обошлось так. Можно сказать, мы все отделались легким испугом. Рома недоуменно оглянулся на Симу и снова вернул свое внимание Анжу. — Надеюсь, такого больше не повторится. Это было немного… страшно. Я зайду к вам попозже, можно? Просто так. — Тогда уж и за остальных спрашивай. Мне вот тоже интересно, что вы там делали и как там страшно, — Фрей улыбнулся так же понимающе. — Думаю, это совершенно отдельная тема, которая заслуживает отдельного спокойного и вдумчивого разговора. Потому что… — Сказочник внимательно посмотрел на Ромку. — Потому что стоит сравнить впечатления и воспоминания. Это то, что мы просто обязаны запомнить. И сделать так, чтобы в Заводь больше никто не попал. Она очень близко к нашим обычным планарам. — Доктор, меня все игнорируют, — буркнул Фрей и уткнулся лицом в затылок Аяна. Тот поежился и затих, прикрыв глаза. Рома покачал головой: — Думаю, Арестов и так из нас все вытрясет. Нам ничего не говорили о Заводях, но я так понимаю, что попадание туда расценивается почти как катастрофа. — Я тебе… дам потом одну книгу почитать. Из закрытой секции. Отлично все поймешь. Много там всякого любопытного. Для каждого из технологов. Я потом неделю кошмарами мучился, — фыркнул Анжей и подмигнул обиженному Фрею. — Все будет норм. Арестов мужик умный. И просто так ничего паршивого не делает. Да и маленьких не ест. Ладно, пойду я… — Спасибо, — Рома кивнул, а Фрей гордо вздернул нос, делая вид, что ну совсем ему не интересен разговор и всякие поляки на пару с ромашками. На что Силиверстов только фыркнул, когда за Анжеем закрылась дверь. — А вам валить не пора? Вас-то от занятий не отстраняли. Я как бы завсегда рад вашему присутствию, но вам не влетит? — Думаю, что Лемешев как всегда начнет взывать к нашей совести, — пожал плечами Сима. — Но поскольку его самого штормит, а дальше у нас по расписанию Введение, думаю, что его либо заменят, либо завтра мы вкалываем за себя и того спящего парня… — То есть мне вас до вечера терпеть? — «возмутился» Рома. — Пожрать бы тогда хоть что ли принесли. — Чо, могу и ноги сделать, — невозмутимо заметил Сима, аккуратно выбираясь из их «кучи-малы». — Пойду погуляю, давно, знаешь ли, хотел по окрестностям походить, по горам полазить, а то все учебники, да страдания… Может чего попутно и принесу пожевать спящим, блин, красавцам. — Ладно, уговорил, — Фрей вздохнул и ловко слез с кровати, стащив Аяна. — Торжественно доверяем тебе, Серафим, накормить Ромашку нашу. — Я предупреждал, что за Серафима — удавлю? — потемнел лицом Сима. Его неимоверно бесило что так его стали называть другие. Не только Ромка. Забавно, но из его уст прозвище ему даже нравилось. — Нет, — на честном глазу выдал Фрей и, подмигнув Роме, потащил Аяна на выход. На пороге послал всем воздушный поцелуй и захлопнул за собой дверь, пропустив японца вперед. — Ты слишком напряжен, — через показавшуюся очень долгой секунду негромко сказал Рома. — И зол. Вы успели с Ягодкой поцапаться, пока я валялся овощем? — Мы немного… недопонимаем друг друга по ряду вопросов, — раздраженно передернул плечами Сима. — И я просил не называть меня Серафимом. Вот и все. Он не внял, я разозлился. Рома помолчал, а потом вдруг произнес: — Я слышал тебя. Я слышал Фрея, Аяна, но громче всех — тебя. Ты кричал. — И такое тоже случается, — смущенно насупился Сима. — Просто когда ты не отреагировал на них, за тобой нырнул я. Вот и вся херня. Рома хмыкнул, но пытать дальше по этому поводу не стал. Правда, другая тема нашлась сразу:  — Ты и ректор. Если ты его оператор, то ни я тебя, ни ты меня слышать был не должен. — Ромк, да я понятия не имею как оно все вышло. Я не знаю, как теперь мы с тобой и как теперь мы с ректором. Может он сумел затормозить, и я на него не запечатлился. Может еще какая неведомая хрень. Может я мега-мэн, который может одновременно с двоими упражняться, — тут он поиграл бровями и скорчил невозможно похотливую рожицу. — Выбирай, что нравится. — Присоединимся к Аяну и Фрейю? — фыркнул Рома. — Вали уже, пока еще чего не придумал. Только пожрать и правда пусть кто-нибудь принесет, а то придется идти побираться к старшим. Кстати, за что ты их так не любишь? У них, конечно, своих тараканов хватает и вообще шведская семья, но они классные. — Шведская семья?! — в почти натуральном ужасе округлил глаза Сима. — Ты еще спрашиваешь! Они стремные. Все вместе и каждый по отдельности. На тебя глаз уже положили, нас тоже стремными сделают, превратят в свой собственный филиал! — Сима, пятясь, уперся задницей в дверь, сделал страшное лицо и показал Ромке язык. — Ладно, пятнадцать минут потерпи. Будет тебе обед… — А завидовать, Симочка, все-таки нехорошо, — съехидничал Рома в ответ и откинулся на подушку, оставшись наконец в одиночестве. Не то, чтобы ему этого хотелось, просто надо было подумать, вспомнить и все разложить по полочкам.