И.С.Т.

Идти не хотелось. Слишком страшно было. Страшно не сдержаться. Страшно броситься на ублюдка с колокольчиками. Но сколько удовольствия он получил бы, сжимая тощую жилистую шею старика! Да он оргазм схлопотал бы, слушая его предсмертные хрипы! Спокойно, Саша. Спокойно. Тонкое плетение было готово к моменту, когда он коснулся двери. Знакомый кабинет. Много чего здесь произошло. Хорошего и плохого. Но то, что устроили сейчас — за гранью добра и зла. — Генри, — улыбка, и даже вполне искренняя. Гилрой когда-то ему нравился. Когда-то. Когда рядом не стало Дейма. — Рад тебя видеть. Эрих… — фунт презрения. Ллойд ограничился кивком. Генри позволил себе мимолетную улыбку. — Здравствуй, Александр, — Гилрой всегда его так называл. Чуть отстраненный, чуть прохладный. Здесь и сейчас — член комиссии. И фамильярность он вряд ли потерпит. — Садись, в ногах правды нет. И расскажи все, что знаешь о Заводи. Она случилась на твоем уроке. — Готов показать, сил хватит. Ненавижу рассказывать. Это как испорченный телефон. Там не заметил, тут недопонял, — он присел в кресло и протянул руки Гилрою и неизвестному ему члену комиссии. Касаться Эриха было противно. Вот только Эриху, похоже, было все равно. Он перехватил пальцы Саши быстро, на удивление аккуратно. Но, дождавшись, пока Лемешев откроется полностью, вломился сразу и безжалостно. …боль. Вся, сколько ее не было, до последней капли. Она разрывала тело, корежила, увечила самую душу. Когда из тела по миллиметру, по микрону вытягивают ниточки связи, когда вместе с болью сквозь поры кожи проступают капельки крови. Связь не только ментальна, но и вполне физиологична. И она причиняет боль. Никогда до того момента Александр Лемешев не испытывал такой боли. Ни до, ни после. Только тогда, когда из него вырывали Дейма. Боль впивалась в чужака раскаленными добела стальными прутьями, рвала на части ауру, как когда-то тот рвал Александра. Да… ублюдок, прочувствуй все, до последней капельки… знаешь, что тогда было?.. от боли ты не можешь контролировать даже собственный мочевой пузырь… ты пускаешь слюни, как идиот, и пару суток не можешь ничего есть, да и потом тебя кормят, как послеоперационного инвалида без части желудка и кишечника, и ты все, все возвращаешь назад… тебя погребают кошмары и боль… Ты не знал, самонадеянная мразь, что без моего разрешения в меня войти не может никто? Только добровольное принятие, только!.. Ты видишь только то, что я позволю увидеть. В клетке, в которой я позволяю тебе чувствовать, как ты когда-то заживо убивал меня!.. — Уберите от меня это, иначе я не ручаюсь за себя, Генри. Я не давал разрешения ему на проникновение в мой разум. — На самом деле давал, — Генри слегка сжал пальцы, все еще лежащие в его ладони. — Но… Эрих, ты превышаешь свои полномочия. — И что? Ты меня накажешь за это? — откровенно усмехнулся тот, с видимой неохотной отпуская Лемешева. — Ты слишком мягок, Генри, это никогда не приводило ни к чему хорошему. Тебе стоило прислушаться ко мне, когда я говорил, что корректор, не способный контролировать себя на планаре, — не самый лучший выбор для этого филиала. Гилрой поморщился: — Достаточно, мы все знаем природу твоих претензий к Арестову. Поэтому пойди, пройдись, охлади голову, мы здесь не для того, чтобы сводить счеты. И я не собираюсь больше покрывать тебя перед Советом. — Отлично, — Ллойд осклабился. — В таком случае поищу этого чудесного мальчика, такого юного и уже такого сильного оракула. — Только попробуй начать допрос, и я отправлю тебя обратно! — вскинулся Гилрой. — О нет, что ты, мы побеседуем на отвлеченные темы, — Ллойд мило улыбнулся и исчез за дверью. — Господи, почему его все еще терпят? — Александра передернуло от гадливости. Он усилием заставил себя успокоиться и сконцентрироваться. — Как только он исчез из филиала, детей со способностями выше ожидаемого сразу стало больше. Он ведь предвидел это и снова явился сюда за моими мальчиками. — Не хочу тебя разочаровывать, Саша, но его страсть к способным студентам в данном случае не имеет к делу никакого отношения. Просто наш Эрих решил убить двух зайцев разом. Раз он все равно здесь. Но все гораздо серьезней, — Гилрой вышел из-за стола и подошел к окну. — Мы знаем, что вы покрываете вашего оператора, Натана. Что выгораживаете Арестова. Но есть то, чего мы не знаем наверняка, но должны предотвратить. Я хочу, чтобы ты посмотрел это, — он повернулся к до сих пор молчавшему третьему, кивнул, и тот включил лежащий перед ним на столе планшет, спустя пару секунд передав его Генри. — Эта запись попала к нам через неделю после начала занятий. Мальчику на видео в лучшем случае было десять. Осунувшийся, бледный, с коротко стриженными волосами и полными взрослой тоски голубыми глазами. Одетый в большую для него полосатую пижаму, он сжался в углу кровати с железными прутьями и смотрел в камеру с непониманием и ужасом. Какое-то время изображение подрагивало, словно снимавший устанавливал камеру, но спустя секунду стабилизировалось. Взрослый незнакомый голос сначала бормотал что-то успокаивающее, а затем затих. Был слышен только шорох страниц, и через мгновение пространство заполнил речитатив. Незнакомый ломкий язык, набирающий силу и громкость. От которого мальчишку на кровати вдруг выгнуло дугой. Его глаза закатились, он заметался, закричал и затих. Несколько секунд лежал так, дыша со всхлипами, и поднялся, сев на постели и смотря прямо перед собой пустыми глазами куклы. — Роман Силиверстов, — Александр покачал головой. — Я видел это… в смысле не как видеозапись. Я видел его в больнице. Когда он приехал и не сумел прочесть первый ключ, нам пришлось разбираться с тем, что же с ним не так. Гейр предположил дислексию. Но потом мы отмотали его время и обнаружили нарушение в детстве. Вот только не сумели до конца разобраться, в чем именно проблема. — На какое-то время он задумался, вслушиваясь в странный голос, пытаясь разобраться в тексте. — Я бы предположил, что это ключи. Но ключи первого уровня исключительно визуальные. Впрочем, я работал со слепыми оракулами, шрифт Брайля работает, но времени для адаптации на планарах им требуется на порядок больше. Рома очень талантлив. Как и его оператор. Но если с Симеоном проблем нет, то Рому пришлось сразу переключать на второй уровень. По этой причине он достаточно легко управляется с планаром… Но… черт, я очень надеюсь что это не Эрих. Потому что иначе я лично ему шею сверну. Я… я знаю, что это он инициировал разрыв моей группы. Более того, провел его. И попытался заполучить Натана. Только мы знали, что у оператора Гейра имеется еще и талант оракула. — Это, — Генри кивнул в сторону планшета, — не Эрих. Я знаю, что он инициировал разрыв, но что ему был нужен Натан… — он в задумчивости покачал головой. — Никто не предполагал, что в Натане есть еще и оракул. Он должен был быть очень… узконаправленным, если никто из кураторов его не увидел. А на видео, тем временем все смолкло. Несколько секунд тишины, щелчок и незнакомый голос спросил: — Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили в прошлый раз? Я хочу знать, как можно что-то изменить. Рома сморгнул и механически ответил: — Найди проводника. Найди половинку потерянной души. Его боль поможет. Вырасти в нем ярость, и он откроет для тебя дверь. — Найди мою нить. — Я не могу, — на мгновение в пустых глазах маленького Ромы мелькнула растерянность. — Найди. Мою. Нить, — голос спрашивающего окреп, заледенел. От него малыш на кровати съежился, но упрямо повторил: — Я не могу. — Найди! — Я не могу! На мгновение изображение подернулось, и раздался звук пощечины и сразу следом сдавленный всхлип. Еще несколько секунд по экрану ползли полосы, и он погас. — Половинка потерянной души… оракулы и операторы наиболее уязвимы при разрыве группы. Они, как вы знаете, друг без друга в полную мощь работать не могут. А если они были больше чем друзьями? Если они были парой? Ты знаешь насколько больно, когда тебя рвут на части? Гейр чуть не умер тогда… Он годами к себе никого не подпускал. Именно по этой причине он не стал частью связки снова. Натан… — Александр потер ладонями лицо, устало помассировал виски и откинулся на спинку кресла, по-прежнему глядя на экран планшета. — Натан любил Гейра. Давно. Долго. Прочно. Мы вообще о существовании малыша узнали, когда Гейр едва не опрокинул на себя кружку кипятка. Натан самостоятельно изменил вероятность. Убрал из-под руки Гейра эту самую кружку. Это сложно заметить, если ты посторонний. Но легко, если ты чувствуешь возмущение планара при самостоятельном изменении оператором твоей линии. — Мы предвидели это. Много вероятностей, но все они ведут к полному поглощению Темным планаром и хаосу. Чем это может обернуться в реальности — можешь себе представить. Но что к этому приведет — было покрыто мраком. Мы никак не могли зацепиться, пока Деймос не прислал нам отчет о Силиверстове и его докторе. Мы взяли его в разработку, но оборванных нитей было слишком много, и мы колебались. Это промедление нам обошлось слишком дорого. Доктор исчез. — А чего вы хотите от меня? Все, кто был здесь в момент кризиса — сработали. Пусть не идеально, с огрехами, но иначе было невозможно. Не могут два взрослых корректора и три студента заткнуть прорыв Темного планара так, как это сделают оперативные группы, на это натасканные. Да и я не поеду искать этого доктора. Я не полиция, — Александр смотрел ему в глаза и мысленно почти что молился. — Мы обнаружили косяк, исследовали его так, как должны были, отправили отчет. А от злоупотреблений драгоценной коровы Эриха лично у меня волосы на голове шевелятся. Потому что одним из его злоупотреблений, очень походя, легко и непринужденно, стали я и моя группа, хотя никаких предпосылок и угроз с нашей стороны не было. И я не удивлюсь, если Эрих попытается продавить разрыв группы Михновского. Тогда мы гарантированно сможем получить еще один подобный кризис. Хотя нет, кризис будет круче, потому что как оракул, Анжей потенциально выше Гейра на три головы. А что касается Ромы, то парень и без того огреб, и я не позволю травмировать его еще больше. — Нам нужен Натан, потому что он единственный знает, где доктор. Он нам нужен, чтобы понять, как он сотворил то, что сотворил, и как убрать последствия. Он единственный, кто знает конечную цель. Единственная наша ниточка здесь и сейчас — Силиверстов. Мальчик был знаком с доктором, именно его тот раскрывал и прокачивал. И если связь Егорова с Натаном оборвется, есть шанс, что именно к Роме он и придет. И, поверь, группа Михновского не в приоритете. — О, верю и понимаю. Но для меня в приоритете парни, которых я учу. Все, к кому может протянуть руки Эрих. Я доверяю тебе, потому что… определенная степень близости на доверие настраивает, — тонко улыбнулся Лемешев. — Но я никогда в жизни в здравом уме не доверюсь Эриху. И тебе не советую. — Александр вздохнул и на секундочку закусил губу. Отвратительное чувство беспомощности. — Предположим, вы взяли Натана. Предположим, вышли на доктора. Что с Натаном будет дальше? Что будет дальше с Гейром? С Мареком? Генри кинул на него тяжелый взгляд: — Все сложнее, чем ты думаешь. Оракулам Совета удалось выяснить несколько деталей-узлов будущего. Все они вели сюда, в филиал. В место, которое хорошо знал Натан и где полно детишек с силой выше среднего. Для прорыва на Темный планар нужно колоссальное количество энергии, а здесь ее хоть ложкой ешь, особенно перед Рождеством, когда из-за метатренинга случаются спонтанные выбросы. Мы предполагали, что Натан попытается воспользоваться этим. И когда начался упадок сил у первоклашек, мы только в этом убедились. Погружающиеся в сон мальчишки, еще не способные экранироваться, были легкой добычей. Для такого уникума, который еще и хорошо «прокачался», как Натан, тянуть энергию — проще простого. Арестов доложил нам об этом, но тогда он еще не знал всего. Ему запретили вмешиваться. Только следить за состоянием студентов. Ему это не понравилось, очень не понравилось, но приказ был жесткий. На кону стоит слишком многое, чтобы кошмары мальчишек могли что-то значить. Это Натан, проследив точку пересечения Романа и Анжея, изменил вероятность, которая закинула их всех в Заводь. Это он вынудил их всех сплотиться вокруг Силиверстова и тем самым позволить зацепиться за них и протянуть нить дальше. Маленький поляк так и не понял, что мы уже все знаем о Заводи. Нам нужно было его признание, чтобы выявить этот самый крючок Натана, который тот спрятал слишком глубоко. Как бы то ни было, мы ждали. Арестову было приказано молчать и действовать по обстоятельствам только в случае очень крайней необходимости. Чего мы не предусмотрели — это истинной силы Натана. Мы считали его мастером тонких манипуляций, и в этом наша ошибка. Он открыл Темный планар, а Арестов совершил ошибку еще большую. Ведь это он сказал вам, где Натан. Он позволил Агейру забрать его. И он прикрывал твой зад, Саша. И сейчас и он, и Натан, и Линдстрем — они все на волоске. Александр судорожно выдохнул и медленно поднялся на ноги. Пересек знакомый кабинет, остановился у окна, глядя на метель. Скоро совершенно заметет перевал, и проехать в институт станет невозможно. — Они моя группа, Генри. Натан хотел откатить все назад. Сделать так, чтоб нас не разрывали. Чтобы Эрих никогда не знал его настоящей силы. Никто из нас не был целью. Только Натан. Если бы Ллойд не разбил нас тогда, ничего бы не было. Я могу показать тебе все. Я открою тебе все. Если хочешь. Сниму щиты, смотри все что хочешь. Но я клянусь тебе… Натан только марионетка. — Пока он в бегах, он — преступник, — холодно ответил Генри. — И вам придется с этим смириться. Или заставить его вернуться и помочь нам. Ему, в отличие, от доктора Егорова, есть что терять. Теперь есть. — Генри… — Александр обернулся к нему, бросил мимолетный взгляд на его компаньона, и снова вернул внимание Гилрою. — Я сделаю все, что от меня зависит. Ты знаешь, мне нет смысла изворачиваться. Все, чего я хочу, чтобы Ллойда отстранили к чертям, а моей группе позволили повторное запечатление. Хотя… я и так повторно связан с Деймом. Отпусти Арестова. Нет смысла держать его и Дейма под замком. А так у нас будет шанс разобраться со всем. И с вашим доктором тоже. — Хочешь поиграть в героя, Саша? — Генри вскинул бровь. — Думаешь, вы вдвоем, о, прости, втроем, сможете разобраться, что сделали с Романом? Или как закрыть Темный планар? Твои ресурсы на исходе. Арестов не восстановился, а Амфимиади, как член Совета, был обязан пресечь действия Арестова и остановить тебя и Агейра, и на самом деле его… замок — самое мягкое, что можно ему предъявить. На самом деле у Арестова выбраться из этой ситуации с меньшими потерями больше шансов, чем у твоего грека. — У меня свои методы восстановления ресурсов, Генри Гилрой. Ты об этом успел забыть, но да. Я готов. Как минимум дотянуться до Натана и Гейра. И присмотреть за Романом. Я же материалист. Остановить меня несколько проблемно, — Лемешев вернулся к столу и присел на его край. — Я готов сотрудничать. Деймос тоже. Как и Марек. Мы сделаем все. Чтобы все исправить. — Во-первых, не присмотреть, а понять, — поправил его Генри. — Во-вторых, я не отпущу Деймоса ради его же блага, Арестова — тем более. Не стоит давать Эриху лишний повод затянуть все это и обратиться в Совет. «Ты мне помогаешь? Защищаешь? Почему?..» Легкое, почти невесомое касание. Александр покусал губу и выдохнул. — Ну хоть по поводу Эриха ты мне веришь? Я не могу оставить все как есть. Просто не могу. — Даже если я тебе верю, это ничего не значит. Для официальных разбирательств у тебя нет доказательств. И даже если… Чего ты добьешься? Официального разрешения на повторное запечатление? Ты же понимаешь, что сейчас это не приоритет. — Полагаю, что такие доказательства будут у Натана, — Александр выпрямился. — Я могу быть свободен, господа? У меня, как выяснилось, много дел. — Не подставляйся, Саша. Не подставляй остальных. Ты не веришь Эриху, но я пока еще повода не давал. И я разберусь до самого конца. Но твоя помощь будет неоценима, если ты убедишь Натана вернуться. — Мне нужны хоть какие-то гарантии, Генри. Для меня эта игра — ва-банк. Обезопасить детей и группу. И убрать с доски доктора и Эриха, — упрямо отрезал Лемешев. — Ты видел меня после разрыва. Повторения я не хочу. — Я на гарантии не имею права. Я могу попытаться обезопасить Амфимиади, но Линдстрем — прямой соучастник. Его оправдывает только тот факт, что Натан — его оператор, — Генри устало опустился в кресло. — Рому придется допросить. Он ключевая фигура, на нем замкнуто все, включая интерес Эриха. И еще… В качестве бесплатного совета. Запечатление мальчика Арестова надо разорвать, пока она не закрепилась. Это обезопасит его и уменьшит возможности для давления на корректора. — Допрашивать парня ты будешь при его кураторе, то есть мне. Допрашивать его будешь ты, или твой коллега, но не Эрих. Пожалуйста, Генри. Не отказывай хотя бы в этой малости! — если бы не этот второй — разговор пошел бы по-другому. Совсем чуть-чуть. Но было бы спокойнее. И приятнее. — Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия, Саша, — спокойно ответил Гилрой. — Напоминаю, что с тебя ограничения никто не снимал. Роман — студент-первогодка, я помню это и Эриху тоже не дам забыть. Но ты вернешься к себе. И это не просьба, Александр. — Да, и обязанностей моих с меня никто не снимал. Роман мой студент-первогодка. И под всеми документами касательно его безопасности и ответственности за него, стоит МОЯ подпись. Эриху плевать на то, сколько лет студенту. Черт… Синеглазый, я не стану мешать. Мне нужно видеть, что с ними все в порядке… — таким раздавленным Саша давно себя не ощущал. И все-таки унижался он не перед Ллойдом. И то хлеб. — Я могу увидеться с Мареком? Я должен поговорить с ним о Тимуре. Его это касается тоже. — С Мареком? — кажется, Генри по-настоящему удивился. — Я был уверен, что ты начнешь просить увидеться с греком, — он задумчивым взглядом обвел опустевший без хозяина кабинет. — Это запрещено. К тому же охрану к его двери приставил лично Ллойд, а это значит, что любой чих у порога будет ему доложен. Любой ваш разговор может быть расценен, как сговор. — Ширинский запечатлен на него, — пожал плечами Александр. — Насколько я знаю, у него ни с кем не было связи до этого года. Он не входил ни в одну группу. И физиологических отношений у него тоже не имелось. К тому же до определенного момента он был потенциальным оператором достаточно высокого уровня. И только. После начала метатренинга он был стабилен и дестабилизировался лишь однажды, но очень тяжело. Я не видел подобных выбросов за всю свою практику. Его стабилизировал Марек. И еще… — Лемешев шагнул ближе, склонился и едва-едва слышно выдохнул ему на ухо: — Я считывал парня после выброса. Он оператор-оракул. И он влюблен в Марека. — И уже отстраняясь, добавил. — Теперь понимаешь? Мы загубим парня. Запечатление позволяет ему расти. — Сначала ему нужно просто остаться оператором. Хотя бы. Он — слабое место Арестова. Но это только совет, — Генри откинулся на спинку кресла. — Ну или хотя бы прикройте его, пока Эрих до него не добрался. — Идет, Синеглазый, — Александр кивнул. — Ладно, с Мареком все понятно, но хоть с Деймосом я увидеться могу? — Прости, милый, либо Деймос, либо Марек, — усмехнулся Генри. — Лорд Гилрой, вы умеете сразить словом, — фыркнул Лемешев. — Целовать не буду. Ты при исполнении, а я вроде как почти преступник. — Прости, Саша, но ты не в моем вкусе, — с самым серьезным выражением лица выдал Генри и кивнул на дверь. — Выметайся. Вымелся. Тщательно прикрыв за собой дверь. Замер у порога приемной. Куда сначала? К Мареку? К парням? Жаль, что из-за дурацких правил филиала у них нет никакой сотовой связи. Глушилки снимают в выходные, чтоб студенты могли поболтать с семьей и близкими. С другой стороны, в такую бурю связи все равно нет. Александр устало опустился в кресло, прикрывая глаза. Проиграл? О нет, у него все еще есть силы и он все еще материалист, несмотря на заблокированные планары. Ниточка прослушки дрогнула как-то вдруг. Завибрировала, натягиваясь, привлекая внимание, вынуждая сосредоточиться, несмотря на усталость и общую измотанность. Картинка была слабой, но слышимость — превосходной, и Лемешев едва не заскрипел зубами. Они все-таки решили допросить Силиверстова без него!.. — Здравствуйте, Роман, — Гилрой почти улыбался, глядя на заспанного, взъерошенного Силиверстова. Парня явно только из постели подняли. Хорошо хоть, что одеться дали. Да и то рубашку он натягивал явно в спешке, и верхнюю пуговицу потянулся застегнуть только сейчас. Почувствовал взгляд Эриха? — Доброго дня, — судя по усилившемуся акценту, Силиверстов волновался и довольно сильно. Повинуясь кивку Гилроя, он опустился на стул и откинулся на спинку, переводя взгляд с одного члена комиссии на другого. Генри немного помолчал, словно собираясь с мыслями или давая Силиверстову время привыкнуть, а потом выдохнул: — Рома, сначала мы хотели бы поговорить о твоей особенности. О твоем восприятии Ключа первого уровня. Но сначала нам надо провести несколько тестов. Обычно это безболезненно, но реакцию твоего мозга предугадать мы не можем. Ты позволишь? Рома поежился, но лицо удержал: — Это поможет мне? — Весьма вероятно, — Гилрой слабо улыбнулся и повернулся к третьему члену комиссии, до сих пор никак себя не обозначившего. — Мартин, прошу вас. Тот, кого назвали Мартином, оказавшийся невысоким сухим мужчиной неопределенного возраста и внешности настолько обыкновенной, что запомнить ее было невозможно, поднялся из кресла, обошел стол и вытянулся перед Ромой. Коснулся пальцами его подбородка, заставив вскинуть голову, и заглянул в глаза. Несколько секунд изучал их, а потом нараспев произнес несколько слов на незнакомом языке. Рома крупно вздрогнул, попытался отстраниться, но дальше вялого движения мышц дело не пошло. Мартин тут же замолчал, и следующая фраза было уже совсем другой: резкой, почти грубой. На этот раз Рома не вздрагивал и остался на месте, но с приоткрывшихся губ сорвался слабый стон. Мартин нахмурился и, наклонившись, вдруг коснулся губами лба и так и застыл, словно прислушиваясь к чему-то. Спустя несколько секунд отстранился, зашел Роману за плечо и повернулся к комиссии. — Вы были правы. У него стоят очень мощные блоки. И заложена программа подчинения. Весьма сложная, должен сказать, этакая смесь гипноза и наших специальных техник. Его развитие происходит очень неровно. Его восприимчивость ключей при должном подходе за пару месяцев может достигнуть уровня четвертого курса, но все остальное — развито слабо. Его изначально раскрывали и натаскивали на масштабное виденье, поэтому с локальными вероятностями у него, скорее всего, не очень хорошо. Не уверен, но, судя по расширенным зрачкам и реакции тела, мозг не всегда интерпретирует увиденное правильно. Сейчас, скорее всего, с этим лучше, но раньше блок был его реальным спасением. Доктор Егоров… Я помню историю болезни Романа. Доктор с одной стороны помог ему, заблокировав Дар, который мешал Роману жить. С другой — он фактически поломал парню способности. И по какому пути теперь пойдет его развитие, как технолога — предсказать трудно. Но потенциал у него огромный. — Если бы мне дали возможность как следует поработать с ним… — начал Ллойд, все это время слушавший очень внимательно, но Гилрой прервал его почти грубо. — Его никто не тронет, Эрих. Только наблюдение, не больше. — Это мы еще посмотрим, — с явной угрозой в голосе произнес Ллойд, но Генри только наградил его тяжелым взглядом. — Не дразни Совет, Ллойд. Твои темные делишки уже начали вызывать вопросы. Эрих в ответ поджал губы и вернул свое внимание Роману и нависшему над ним Мартину. — Он будет отвечать на вопросы? — Да. Но пребывание под действием программы — совсем неполезно. Генри поколебался: — Зато нервов парня и нашего времени будет потрачено гораздо меньше. Рома, ты слышишь меня? — Да, — ответ последовал незамедлительно. Только голос был механический. — О чем тебя спрашивал доктор Егоров, Роман? — Воспоминания отсутствуют, — с заминкой ответил Рома, Генри вскинул бровь, и Мартин только пожал плечами: — Это вполне возможно. Не блок, просто Егоров стер ему память. Детская психика очень восприимчива. Особенно психика ребенка-технолога, рожденного с уже инициированным даром. Тем более, док задавал ему свои вопросы, пока Рома был под воздействием. Гилрой досадливо поджал губы. — Ты видел доктора Егорова после выхода из больницы? — Нет. — Что ты видишь в своих кошмарах? — Я вижу как погибает отец. Я стою рядом и не могу ему помочь. — Кто, кроме вас, был в Заводи? — Я не знаю, как его зовут. Он был нашего возраста, в очках. — Что он говорил? — Что если мы хотим выбраться — нужно принести жертву. — Как вы выбрались? — Меня вытянули. Я хотел забрать остальных. — Я хочу, чтобы ты вспомнил рождественскую вечеринку, Роман. Ты потерял сознание и оказался на планаре. — Нет ответа. Я не знаю, где я оказался. — То есть что там происходило, ты не видел. — Нет. Гилрой замолчал, явно колеблясь, а вот у Ллойда, похоже, никаких колебаний не было: — Доктор Егоров. Ты должен его найти. — Рома, нет! — тут же вскрикнул Генри, но Силиверстов уже обмяк с коротким судорожным вздохом. Мартин тут же склонился к нему, а Гилрой развернулся к Эриху разозленным оскалившимся волком. — Ты рехнулся! — Ты сам говорил, что он — наша ниточка. Егоров оставил в нем свой след, — тот упрямо сдвинул брови. — Рома на планарах, — напряженный голос Мартина вклинился между ним, заставив развернуться. — Но они закрыты от любого проникновения извне. Как ему удалось? — Ллойд с почти болезненным интересом посмотрел на Рому. — Запреты не работают для человека под воздействием. Его нужно вернуть, — Генри вскочил с места, обошел стол и присел перед Силиверстовым на корточки, с силой стискивая его пальцы и прижимая костяшки ко лбу. Плечи и спина мгновенно расслабились. — Чего вы хотели добиться, отправляя его на планары? — Мартин смотрел на Ллойда с открытой неприязнью. — Вы знали, что он это сделает. И знали, что на планары нельзя, там очень опасно сейчас. — Я хотел узнать, сможет ли он сделать это. И теперь я знаю, — в глазах Ллойда промелькнуло какое-то безумное торжество. И когда Рома, а следом за ним и Генри открыли глаза, оно заиграло и на его губах. — Рома? — мгновенно осунувшийся Гилрой потянулся к Силиверстову, касаясь лба. Тот вздрогнул, сморгнул и вдруг произнес: — Доктор Егоров на Темном планаре. Гилрой замер, Мартин тоже, и даже Ллойд застыл, глядя на Силиверстова неверяще. — На Темном планаре? — одними губами произнес Мартин. — Но как ему удалось… — Твою мать, — зло выдохнул Генри и встал. — Мартин, все программы Егорова надо убрать. Все, ты меня слышишь? И мне все равно, как много времени это займет. Если надо будет — останешься здесь жить. И первой уберешь это отвратительное подчинение. Мартин покосился на недовольно кривящего губы Ллойда и кивнул. — Я могу начать прямо сейчас. Если мое присутствие больше не нужно. — Нет, спасибо, Мартин. Забирай Романа и иди, тебя проводят до его блока. Поддержка знакомых стен и друзей помогут ему это пережить. — Вы правы, мистер Гилрой, — Мартин кивнул и, потянув Рому, все еще изображающего зомби, вышел вместе с ним из кабинета. Генри проводил их взглядом, перевел его на дверной откос, и его глаза удивленно расширились. Несколько секунд он изучал что-то, а потом небрежно махнул рукой и изображение погасло, лишив Сашу возможности наблюдать за происходящим в кабинете. — Сима! — в комнату заглянул Чед. — Ромку привели! — Привели? — господин Бехерович уронил планшет, да так удачно, что тот соскользнул со стола на пол и навернулся экраном вниз. — Пиздец котенку, — меланхолично обронил Чед на чистейшем русском, но тут же пулей вылетел за мелькнувшим в дверном проеме Симой. Зрелище было… паршивое. Ромка был бледен и двигался как робот. Или зомби. Или сомнамбула. Можно подобрать пачку синонимов, но ни одно из слов не будет достаточно метко описывать Силиверстова. — Вы что с ним сделали? — взревел Сима, бросаясь к сопровождающему «безликому» типу. Чед же буквально повис у него на плечах, отстраненно понимая, что мордобой с преподом будет последним, что им нужно в сложившейся ситуации. «Безликий тип» наградил его тяжелым взглядом и, бесцеремонно скинув подушку с дивана, усадил Рому. — Ваш крик ему вряд ли поможет. Так что очень советую успокоиться. Вы его оператор? — мужчина обернулся к нему через плечо. — Если да, то можете взять его за руку и, чтобы не случилось, не кричать и не дергаться. Этим вы сделаете только хуже. Убирать чужие блоки и программы — не самая легкая работа. — Угомонись, — прошипел ему на ухо Чед, взъерошил и без того лохматые кудри и усадил рядом с Ромкой. — Блядь, ушел человек как человек, явился голем, — Сима взял Рому за руку, переплетая пальцы, сжал прохладную ладонь и коснулся пальцев губами. — Дон Ромашкио, ты там не потеряйся, ты мне нужен… — Простите его, для него видеть Рому в таком состоянии — стресс, — обратился к Мартину Чед, опустился перед Ромкой на колени и заглянул в лицо. — Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. На это Мартин ничего не ответил. Только несколько секунд пристально смотрел на сплетенные пальцы Романа и Симы, и вдруг тихо запел на незнакомом языке. Какое-то время ничего не происходило, а потом Рому выгнуло в дугу и тут же отпустило. Мартин замолк, поднес руку ко лбу Ромы и несильно щелкнул пальцами. — Просыпайся. Ресницы Селиверстова дрогнули раз, другой и открылись. — Уже все, — Мартин пригладил его запястье, посмотрел зрачки и с облегченным выдохом отстранился. — Как вы себя чувствуете? — Жить буду, — хрипло выдохнул тот, удивленно оглядываясь. — Что я тут делаю? Я же был в кабинете. Должны были провести тесты… — Все уже закончилось, Рома. И тесты, и допрос. Вы просто умница, но нам с вами предстоит еще поработать, чтобы убрать последствия лечения доктора Егорова. Рома побледнел: — Все так серьезно? — Ничего такого, с чем нельзя было бы справиться, — Мартин успокаивающе улыбнулся. — Нихрена себе последствия лечения. Это ж как надо было лечить, чтоб теперь последствия устранять! — пробурчал Сима, а потом тихонько добавил. — С возвращением, Ромк. — Да уж, немножко отличается от принципа всех докторов «Не навреди», — уголки губ британца чуть дрогнули, обозначая улыбку. — И часто вам приходится с таким разбираться? — В основном с последствиями любопытства самих студентов, — Мартин повернулся к Чеду. — Я планарный медик. Все, что касается энергий и хоть как-то задействует планары — это мое. Роме досталось, но мы справимся с этим. Я вас помню, — Мартин понаблюдал за тем, как «воркует» Сима над Ромой и повернулся к Чеду. — Чед Шеннон, материалист. После вашего допроса Генри говорил, что у вас огромный потенциал, но нужен толчок, провокация. — О… — Чед смущенно улыбнулся и отвел взгляд. Разговор-допрос был не самым приятным. Вернее он был бы совсем неприятным, если бы его вел Эрих. Все-таки слишком эпатажная личность. Но его попросили умолкнуть, и весь разговор вел мистер Гилрой. Вот где-то он эту фамилию слышал, а самого синеглазого холодного человека совершенно точно видел. Вспомнить бы где. Такие люди не забываются. — Ну, у нас тут с провокациями, как вы понимаете, все в порядке. Особенно в последнее время. Но мне пока что с этим делом немножко не везет. — Провокации проходят мимо вас? — Мартин понимающе улыбнулся. — Думаю, вас ваши найдут в любом случае. — Моей самой большой провокацией пока что стал Тимур, который заякорился на мне в начале метатренинга, — Чед рассмеялся. — Но сейчас все ровно. Боюсь, что мне тоже курса до третьего сидеть в неопределенности. — Вы только в самом начале пути, — Мартин улыбнулся. — Если хотите… можете сами побеседовать с Генри, мистером Гилроем. Он хоть и корректор, но, думаю, может что-нибудь вам посоветовать. — Полагаю что мои проблемы сейчас далеко не в приоритете, — Чед покачал головой. — Я — текущая работа, обычная и, в общем-то, стандартная проблема кураторов и преподавателей. То, с чем вы сейчас разбираетесь — это кризис. Я все понимаю, правда. Но за совет спасибо. Чаю хотите? Мы привыкли держать в блоке термоспот, так что чай или кофе всегда готовим свежий… — Нет, спасибо. Я еще успею вам надоесть, пока буду работать с Романом. А на счет совета — вы зря так думаете. Кризис или нет, но даже членам Совета нужно отдыхать, а мистер Гилрой всегда считал отдыхом смену занятия. Думаю, он будет только рад пообщаться с вами. Собственно, он еще не обедал, и я рассчитывал заставить его оторваться от дел. Считайте это намеком. И не надо стесняться и робеть, — он подмигнул Чеду и отошел к Роме. Перекинулся с ним парой слов и, громко попрощавшись, вышел из блока. — Ты щас по ходу клеил этого странного типа? Или мне показалось? — голос Симы в наступившей тишине был до ужаса громким. — Никого я не клеил, — раздраженно повел плечом Чед. — Что за дурацкие фантазии, Бехерович? — Отстань от малыша, Серафим, — Рома устало закрыл глаза. — Он наконец хоть с людьми разговаривать начал. — И ничего что этот малыш на полголовы выше тебя, — хмыкнул Сима. — Не прикапывайся к словам, — Рома открыл глаза. — Устал, как собака. И снова ничего не помню. Ну что за на хер… — Есть хотите? Могу принести что-нибудь из кафе, — снова подал голос Чед. — Ты б шел и ложился спать, Ромка. Выглядишь, правда, паршиво. — А наш Лорд пойдет общаться с другим британским лордом. Звучит-то как! Лорд Генри Гилрой! — Завидовать нехорошо, — Рома улыбнулся Чеду. — Буду благодарен. Поможешь? — повернулся он к Симе. Бехерович широко осклабился, поднялся на ноги и поднял Ромку на руки. — Глазки закрывааааай, баю-баааай… — провыл он, направляясь в комнату. Кровати он успел сдвинуть за время отсутствия Ромки, равно как и расставить мебель с учетом нововведения. — Мне, пожалуйста, пару отбивных с кукурузой и горошком. — Верни меня на землю, придурок! — Рома дернулся и затих, испугавшись, что Сима его не удержит. — Ого… А ты время не терял. — Угу, знервував на чорну сливку* (распсиховался по-черному) — забавно, но уложил Ромку на постель он очень осторожно, и только потом присел на край кровати сам. — Ром, тебе что принести? — заглянул в комнату Чед. — Что-нибудь калорийное. И сладкое, — Силиверстов тут же свернулся в клубок, закрывая глаза. — Это действительно так страшно смотрелось? Глаза у тебя, Серафим, были… — Пиздец как смотрелось, — вздохнул Сима, накрывая его одеялом. — Идет чувак и ты, как привязанный на веревочку зомбик… Рома вздрогнул и потянул Симу к себе: — Побудь со мной. Хреново просто. А с тобой легче. — Отбивные с доставкой, так что… двигайся, будем валяться дальше, — улыбнулся Сима, склоняясь к нему и с нежностью касаясь губами лба. Рома откатился, открывая глаза и поблескивая ими сквозь ресницы. — Я чувствую тебя. Действительно чувствую. По-настоящему. И я теперь понимаю и ректора, и Анжа. Сима вытянулся на постели поверх одеяла и обнял Ромку. — Спи. Мы со всем разберемся и со всем справимся. Я твой оператор. Ты мой оракул. Мы вместе. Два в одном. И я тебя никому не позволю обижать. Так что спи. — Только разбуди, когда Чед вернется, — пробормотал Ромка, поерзал под одеялом и уютно засопел, мгновенно проваливаясь в сон. В кафе было на удивление людно. То ли по причине холода, то ли по причине отмененных каникул. В основном народ кучковался по углам, собираясь в привычные группы. Густо пахло кофе и корицей. Ну да… Рождество ж. Только веселья что-то маловато. За столиком в центре, тем не менее, тоже сидели. Мартин, медик который привел Рому в блок, и тот самый мистер Гилрой. Генри Гилрой. И снова острый укол узнавания. Ведь видел же где-то! Вот только где? Чед подошел к раздаче, быстро собрал заказ для Симы, выбрал для Ромки кусочки курицы в карамельном соусе, меренги и горячий шоколад, попросил все упаковать с собой и задумался. С одной стороны как-то неприлично подойти к членам комиссии в кризисной ситуации и начинать расспрашивать о том, каким образом можно разобраться с собственным «плато». С другой же мистер Мартин прав: ждать этой самой провокации можно, как говорит Сима — до новых веников, что бы это не означало. А мистер Шеннон до чертиков не любил оставаться в отстающих. Выбрав себе легкий салат со стейком из форели, Чед решительным шагом направился к столику, занятому членами комиссии, тихо радуясь, что нигде поблизости не наблюдается мистер Ллойд. — Доброго дня, джентльмены… я не помешаю? Мне хотелось бы поговорить с вами, мистер Гилрой… Тот слегка опешил, но быстро взял себя в руки. Блеснул стеклами очков и, подвинув свой поднос, под тихий смех Мартина чопорно произнес: — Конечно, сэр. Человек, столь решительно настроенный должен быть выслушан незамедлительно. На миг Чед растерялся. Не нашелся сразу что сказать. Не издевка ведь? Нет. Точно нет. Болезненные горькие шпильки он давно научился различать и принимать. «Держать удар», — как говорил Тимур. Здесь что-то иное. Он деликатно присел на краешек свободного стула, сдвинул на краешек же стола свой поднос. — Я понимаю что должно быть сейчас не лучшее время для вопросов, но иного случая поговорить со сторонним наблюдателем у меня может не представиться, а преподаватели о нашем потенциале, как правило молчат, так что мистер Мартин любезно сообщил о том, что мой потенциал как вероятного материалиста высок, но для его развития и совершенствования мне необходим некий толчок… Гилрой покосился на Мартина и хмыкнул: — Мистер Мартин абсолютно прав, мистер Шеннон. У вас действительно очень высокий потенциал, но он у вас… спит. Обычно таким толчком является вступительный тест. Потом — первый урок Введения. В вашем же случае, видимо, ваш дар… просачивался еще до вашей официальной инициализации. Поэтому толчка не произошло. И в филиале вам не встретился тот, кто дал бы вам этот толчок. Обычно это угроза. Или сильное чувство. — А… — Чед рассеяно поковырял вилкой стейк и поднял взгляд на Гилроя. Ярко-синий взгляд за стеклами очков. На него даже не натыкаешься. На него с разгону напарываешься. — Были ли случаи, когда дар так и не просыпался? В смысле, когда за все время учебы не случалось толчков? — Ваш дар с вами, — взгляд Гилроя стал мягким. — Вы умеете работать с материей, иначе не учились бы здесь. Просто он не работает пока в полную силу. Это не редкость. И не приговор. Просто вам придется работать чуть больше и дольше. Здесь работает один из лучших материалистов, почему вы не обращались к нему с этим вопросом? — Потому что не подозревал о том, что происходит? — растерянность? Расстройство? — Или потому что по бОльшей части преподавателям приходилось разруливать проблемы, которые существенней моего недопонимания? Мистер Лемешев отвечал на все наши вопросы, но ему же и приходилось наблюдать всплески других и нейтрализовывать их последствия… Когда Тимур разнес ползамка, он восстанавливал то, что не смогли выправить на планарах. — К сожалению, я всего лишь корректор, — Гилрой действительно выглядел огорченным. — Но я могу попытаться помочь вам. Хотя бы понять, в чем проблема. Возможно, у вас тоже стоит блок, как и у вашего друга. — «Всего лишь корректор?» — вскинул бровь Чед. — Мне казалось, что круче корректоров в этой жизни только принц Гарри… ну и вряд ли в нашем уникальном филиале может быть еще один уникальный блок. — Каждый из нас рождается с блоком, который при обучении снимается ключом. Просто ваш может быть чуть сильнее. Нет абсолютно одинаковых технологов и все ситуации разные. В этом вы далеко не уникальны, — Гилрой дотянулся до него через стол и накрыл пальцы теплой ладонью. Несколько секунд молчал, прикрыв глаза, а потом медленно отстранился. — Внутри каждого из нас есть часть какого-либо планара. То, что мы называем Даром. В вас я чувствую хаос. Два Дара, каждый из которых стремится к доминированию. — Два?! — от неожиданности Чед выронил вилку. — Но это единичные случаи. Такое бывает крайне редко, как я читал. — Это особенный филиал. Здесь понятие «редко» почти не существует, — Гилрой улыбнулся. — Вам не стоит так волноваться. Когда вы разберетесь со своей истинной специализацией, вторая может остаться лишь эхом. — Это очень неожиданно. И печально, — Шеннон нахохлился. Есть разом перехотелось. Мигом представились мытарства Тимура, который три года шарахался неприкаянным, и глюки метатренинга помноженные на два в отсутствие якоря или запечатления. — Это очень интересно. Не стоит смотреть на других и примерять на себя их судьбу. Ваш якорь может ждать вас за углом или соседним столиком. По крайней мере, он у вас в принципе может быть. А таким, как я, например, это не положено природой. Это делает нас сильнее, но почувствовать единение запечатления мы не способны. — Глядя на моих друзей, не могу сказать, что мне нравится мысль о таком единении. Особенно когда они начинают трепать друг другу и всем окружающим нервы, — тряхнул головой Чед. — Послушайте, как же вы тогда метатренинг пережили? — Якорь не означает запечатления, а якоря могут быть даже у корректоров. Но мы изначально переживаем их легче. По сути, мы часть планаров. Их энергия свободно протекает через нас, мы и есть планары. И внутри нас они находятся в гармонии и согласии. Это константа, к которой мы приводим окружающее. Это и есть сущность корректора. Это та причина, по которой мы чувствуем любое возмущение и можем его сгладить, исправить или убрать. Но позвольте спросить, чей же пример отношений вас так пугает? Чед задумался. Не по причине ли спокойствия так тянуло Тимура к Арестову? С учетом жутких встрясок, которые устраивал Ширинский, можно предположить, что его дар намного мощнее. Или многограннее. Арестов удивительно спокоен. Уравновешен. Умопомрачительный контроль. — Да те же Ромка с Симой, — пожал плечами Чед. — Они с самого начала учебы друг друга мучают. И меня заодно. И Аяна с Фреем. Гилрой вскинул бровь, а потом рассмеялся. — На первом курсе это неизбежно, мистер Шеннон. Происходит становление, ломка стереотипов, которые бывают иногда очень живучи. Самоопределение, в конце концов. У каждого свой характер, нужно присмотреться и притереться, понять, твой ли это человек. В реальной жизни оно происходит почти также, за минусом особенностей технологов. — Я учусь на первом курсе, мистер Гилрой. Но меня так не корежит, — снова взгляд в глаза. — Мне отчего-то хочется обращаться к вам «лорд Гилрой». И мне кажется, что где-то я вас уже встречал. Только не могу понять где. — Просто вы не встретили своего человека. Банально, но факт, — Гилрой сузил глаза. — Хочется — обращайтесь. Тем более что вы будете абсолютно правы, хотя в реальности планаров нет понятия титулов и социального положения. Я состою в попечительском совете школы для мальчиков Маунт-Керри. — О… — этот человек второй раз ставил Чеда в тупик. И что делать с полученной информацией он попросту не знал. — Я… теперь понимаю. Ваш взгляд забыть невозможно. Прошу меня простить за некую небрежность и непочтительность. Глаза Гилроя потеплели: — Вы были учеником школы? И все же повторю — здесь и сейчас нет лордов. Здесь все равны. Значение имеет только вы сами, ваш дар и умение им пользоваться. Вы вежливы и тактичны, вам не за что просить прощения. Да. Точно. Дар, и умение им пользоваться. Где-то в этом районе Чед Шеннон и застрял. На этапе определения дара. — Да, был. Закончил с достаточно высокими баллами, но для университета не хватило ни таланта, ни возможностей. Гилрой покачал головой. — Жаль, действительно жаль. Я уверен, что дело не в таланте, но возможности… Вы могли обратиться в попечительский совет, вам бы помогли. Хотя, если вы здесь, то, возможно, это и к лучшему. — Да, наверное, — улыбнулся Чед и едва не подпрыгнул, когда кто-то тронул его за плечо. Обернулся, носом уткнулся в ланч-боксы, упакованные в термо-сумки со всем тщанием и старанием. Точно. Сима и Рома. — Прошу меня простить. Меня ожидают два усталых и голодных организма. — Это, конечно, весомый довод, — Гилрой кивнул улыбаясь. — Голодный паек для усталых организмов противопоказан. Чед слабо улыбнулся и рискнул задать еще один вопрос: — Вы тоже учились здесь? Мы, часом, не найдем где-нибудь на стене надпись «Здесь был Генри» или учебник по метатренингу с рекомендациями как лучше держаться и подписью «собственность чистокровного Лорда»? — Чед поднялся, подхватывая поднос и термосумки. — Все возможно, — в ярких глазах Гилроя заискрились смешинки. — Можете даже поискать. — Хорошего вам дня, — вернул улыбку Чед. — Мистер Мартин, — приязненный кивок медику. Что ж… осталось только накормить голодных, утешить страждущих и стать матерью Терезой. Остальное — ерунда.