И.С.Т.

Коридоры будто вымерли. Не было студентов, не было преподавателей. Но и спокойствия тоже не было. Эта раздирающая душу тревога прорвалась голосом Гейра. Усталым, чуть подрагивающим голосом. И предупреждением. Оставалось лишь надеяться, что Генри не спит. И не занят. В высшей степени паршиво, что невозможно вытянуть Дейма и Марека. Но сейчас главное… главное-главное-главное! В дверь Саша стучал раскрытой ладонью, молясь про себя, чтоб в блоке первогодок все было нормально. Генри открыл пусть и не сразу, но уже полностью собранным и одетым. Кинул на Сашу быстрый взгляд и вышел, таща его за собой. — Пойдем. Нам нужно торопиться. Надеюсь, ты знаешь, где живут первоклашки. С чем пришел ты? Лемешев с чувством выругался. По-русски. — Со мной связался Гейр. Он отбил нападение на Натана. И предупредил, что могут полезть к Силиверстову. Если бы были свободны Деймос и Арестов, я бы пошел к ним, а потом к первогодкам, — без обиняков заявил он. — Это Егоров. У меня не так много сил, но я способен выставить блоки и щиты. — Егоров там, как слон в посудной лавке, — Генри ожег его взглядом. — И у него сил гораздо больше, чем мы рассчитывали. Если он утянет Романа на Темный планар… даже Эрих не сможет предсказать, что тогда будет. — Он не утянет Романа, — бросил Александр, вытягивая его в холодный переход и ведя к студенческим корпусам. —  Я не позволю. Никто из нас не позволит. — Дело не только в Романе, — Генри поморщился, а потом, перед дверью в блок вдруг остановился, жестко глядя в глаза. — А теперь послушай меня, Саша. Нам придется дать утянуть его. По крайней мере, чтобы Егоров думал, что у него получилось. Силиверстов остался нашей единственной ниточкой. Если мы не вытянем Егорова с Темного планара, то закрыть его не сможем, и он будет только разрастаться. Поэтому ты не будешь мешать нам делать нашу работу. Ты меня понял, Саша? Я знаю, как ты относишься к студентам, но сейчас на карте гораздо больше. Лемешев зажмурился, запрокинув голову, и как-то совсем уж пугающе-утробно зарычал, точно не человеческое у него было горло, а какое-то звериное. — Это предательство мальчишек, Генри! Это то, что сделали с моей группой! Ты требуешь от меня предать пацанов, которые мне доверились… это не чистоплюйство, Синеглазый. Этим ты и меня убиваешь тоже. Черррррт… — он с силой саданул кулаком в стену. На штукатурке остались трещины и следы крови. Боль болью перекрыть не вышло. — Хорошо. Делай свое дело. — Вас разбили потому, что понадобился один из вас, — Генри сузил глаза, и вокруг, казалось, потемнело, а стены дрогнули, сжимаясь. — Здесь на кону больше, чем ты можешь себе представить. И сейчас ты пойдешь со мной. И будешь следить за тем, чтобы никто, ни одна душа не помешала. Я даю тебе карт-бланш, Саша, на воздействие любого уровня против того, кто будет делать попытки. В реальности или на планаре — не имеет значения. Ты меня понял? — Хорошо, — очень тихо, горько и мрачно. — Хорошо, Генри Гилрой. — Эмоции точно стерли с лица Лемешева. Осталось лишь спокойствие и пугающая уверенность. — Прибить меня ты всегда успеешь, — криво усмехнулся тот и отступил, кивая на дверь. — Открыть лучше тебе. Пугать парней заранее мной не стоит. Александр открыл дверь без стука. И в комнату, занятую Ромкой, тоже зашел без стука. Собственно, оказалось, что это будет совершенно лишним. Потому что с другой стороны дверь на себя рванул Тимур. Бледный настолько, что золотистая от природы кожа казалась серой. На разворошенной постели крепко обнимал бессознательного Ромку Сима. Одеты были оба. До интима так и не дошло. Значит, связь все еще по бОльшей части односторонняя. Жаль. — Александр… хвала Аллаху, — выдохнул Ширинский, пропуская его в комнату. — Сима, он давно в таком состоянии? — Саша вошел и шагнул в сторону, впуская Гилроя. — Я минут десять разбудить его не могу, — бросил Бехерович, не оставляя попыток дозваться своего оракула. — Я проснулся от того, что почувствовал как его тянет и… — тут он заметил Генри и взгляд его стал совершенно дурным. — А этот что тут делает?! В ответ Генри только бровь вскинул, подошел и присел с другой стороны. — Боюсь, разбудить его у вас не получится. Но вы сможете его удержать. Как вы оказались здесь? — взяв Рому за руку, Гилрой вскинул взгляд на Тимура. — Живу в соседней комнате, — пожал плечами татарин. — Сима, когда не сумел разбудить его, сначала ко мне рванул. Особенно когда его вышвырнуло с планара, несмотря на то, что он туда проломился. Генри выдохнул, закрыв глаза. — Так… На планары ни ногой. Саша… Нужен энергетический щит. Непроницаемый для энергий. У тебя хватит сил его удержать? — Хватит. У меня ведь теперь карт-бланш, — прищурился Лемешев. Официальное разрешение на воздействие в критической ситуации — это много. Это очень много. Особенно если учесть что это фактически развязывало ему руки. — Э-э… шо за хрень? — Сима не просто психовал. Это было заметно по тому, до какой степени он издергался. И по тому, что в присутствии чужака заговорил по-русски. И только неистребимое украинское «шоканье» отличало его от Александра. — Сейчас мы с мистером Гилроем займемся нашими прямыми обязанностями. И я очень попрошу тебя, Сима, не лезть. От этого будет зависеть очень многое. Может быть, даже жизнь Ромы. Так что просто посиди. И подержи Рому за руку. Ты ведь его якорь. — Нет. Я только запечатлен на нем, — чуть не плача, выдохнул Бехерович, вцепляясь в безвольную Ромкину ладонь обеими руками. — Я знаю, Симеон. Потому и не прогоняю. Но прошу ничего не предпринимать. И ни при каких обстоятельствах не лезть на планар. Даже за Ромой. Иначе я буду вынужден отвлекаться и больно бить по носу. Я этого не люблю… Тимур. — Ширинский подошел ближе. — Это касается всех. В особенности третий курс. Группу Михновского я вообще не должен ни слышать, ни видеть, ни даже чувствовать. Это понятно? — Понятно, Александр Владимирович, — обозначил уголками губ улыбку татарин. — Отлично. Можете идти, господин Ширинский, — кивнул Лемешев. Стоило двери за спиной Тима закрыться, как стены комнаты дрогнули, точно расслаиваясь. Каждая новая стена преломляла свет точно сквозь призму, образовывая комнату внутри еще одной комнаты, внутри третьей комнаты, накладываясь одна на другую и так до бесконечности. И снова ни звука, ни сопротивления воздуха. Ничего. Внутри искаженного пространства законы физики точно «сломались», подчиняясь властному приказу человека. Впрочем, сам человек тоже менялся, превращаясь в нечто утонченно-демоническое, весьма отдаленно напоминающее Александра Лемешева. «Я готов, Синеглазый». Гилрой оскалился, прикрыл глаза и по комнате словно сквозняк пронесся, тронув лицо и волосы бесплотным зовом: «Мааарек». Планар словно кипел, и на фоне черных завихрений, выбрасываемых дырой Темного планара, расплывшегося еще больше, искорка тонущего юного оракула казалась хоть и яркой, но крохотной. Пойманная в сети нитей чужого воздействия, она словно металась среди свернувшихся клубком линий вероятностей, дергаясь то в одну, то в другую сторону. Но ее держали, не давая пропасть окончательно. Сил у такого же юного оператора было много, но опыта — совсем чуть, а собственная воля Романа — подавлена. Не трогая, не касаясь линии жизни, Генри скользнул вдоль черных сетей, держащих Силиверстова и тянущих, медленно, но неумолимо тянущих его к проходу на Темный планар. Несколько мгновений он двигался, прослеживая нити, а потом со стороны Темного планара к Роману рванулись щупальца, словно состоящие из сгустков мрака. Опутали, вытягивая энергию, раскрывая, раздирая сознание. Он задергался, силясь выбраться, а по планарам раскатился оглушающий зов — мольба о помощи. Рывок был… мощным. Словно десяток рук одновременно, в идеальной синхронности потянули измученного малыша-оракула прочь. Сильно, слитно, неумолимо. А это в реальности запаниковавший Сима застыл, а потом, точно окончательно на что-то там решившись, наклонился к Ромке и с силой вжался губами в его губы. Да, маленький, время решать и делать выбор. Снова рывок. Они были на самом краю изувеченной грани. Все пятеро. Включая Тимура. Похоже, господин Ширинский научился понимать приказы и распоряжения так, как сам считает необходимым. Хороший парень. Перспективный. Ярко-синяя искорка Генри метнулась глубже, затрепетала далеко впереди Ромки. Не помогая выпутаться. Впрочем, и не мешая тоже. Ну и то ладно. Хоть и страшно. До одури. Симе тоже было страшно. Почти до обморока страшно, особо если чувствовать, как быстро слабеет Силиверстов. Собственным телом чувствовать. «Давай, Ромка… давай, ты нужен мне… Ты же моя ромашка, бля… я тут ради тебя пидорасом решился заделаться, но только ради тебя, мне нахрен другой никто не надо, ни викинг этот, ни грек, ни лорд этот высокородный!..» Планар кипел. Несбывшееся, рваные линии, искры-люди, черная клякса… все точно в мигающем свете стробоскопа. Секунды вываливались из потока реального времени, сминались под напором жадных протуберанцев Темного планара… ...грохот. Где-то на задворках разума. В той его части, которая отчаянно цеплялась за реальность. Обычный материальный мир. Такой привычный. Такой стабильный. Иллюзорно стабильный и цельный. Где есть тело, и власть тела над материей немножко более важна. Где Саша застыл между реальностью и тонким миром. Грохот накладывался на прорыв грани. Она дрогнула, конвульсивно, мучительно, пропуская в искалеченное не-явное еще одну искру. Слишком много технологов для одной катастрофы. Незнакомая, она ворвалась кометой, проломилась сквозь планар, разорвав нити, которыми Сима с Тимуром пытались удержать Романа, разметав оказавшихся беззащитными мальчишек. Как нож в масло, прошла через проход на Темный планар вслед за скользнувшим туда Гилроем. Несколько долгих секунд планары словно застыли от неожиданности, а потом там, где их касалась тьма, прошла волна. Синим сиянием полыхнула дыра прохода, таким знакомым. Генри… «На выход, молодняк!» — удерживать реальность Саше было невыносимо тяжело. Кажется — еще чуть — пуп развяжется. Но там — Генри. И… еще кто-то? В ответ искорки сознаний мальчишек заметались, закружились, подтягивая ослабевшего Ромку, оттаскивая его от опасного зева межпланарной раны. «Кто?.. Кто?..» — Александр до крови закусил губу. Нельзя бросать реальность. Нельзя. Но если невозможно понять кто ушел вслед за Генри: друг или враг? Что если эта непонятная искорка, фигурально выражаясь, всадит нож ему в спину? Тот, кто появился мгновение спустя, был похож на огненный шар. Закрутив карабкающуюся прочь мелочь, он одним мощным усилием выбросил их с планаров. На миг замер перед Лемешевым, раскрываясь до конца. Марек. Чертов-Марек-Арестов, который сейчас должен держаться подальше, как можно дальше. Его посыл был быстрым, сумбурным, но понятным. Ллойд. Эрих Ллойд. Там, с Генри. Марек полыхнул усмешкой и проломился через проход, исчезая на Темном планаре. «Блядство!!!» Доли секунды на принятие решения. Меньше зазора между двумя мыслишками-коротышками. Марек выбросил мальчишек с планара. Пацаны в безопасности. А значит, Тимур вернется в блок и вероятно притащит за собой неразлучный квартет. Можно. Можно. Он рванулся за огненным шаром. Рванулся следом за синей искрой. За тем, кто все начал. Кто заварил всю эту проклятую историю и так хотел продолжения, что рискнул вернуться туда, откуда все началось. Будь ты проклят, Эрих Ллойд! Каким бы он ни представлял себе Темный планар, реальность оказалась совсем иной. Паутина сплетенных, хаотично разбросанных нитей реальности, «кляксы» мрака, пульсирующие Узлы, ежесекундно меняющие свою форму и содержание. И где-то на грани восприятия и зрения — словно окна в темной комнате — отражения планаров, оставшихся по другую сторону прохода. «Внизу» кипела и бурлила энергия, выбрасывая вверх протуберанцы. И среди всего этого хаоса метались четыре искры — четыре сознания. Сталкивались, вспыхивали, расходились-разлетались, кружа вокруг друг друга. Но уже пару секунд спустя простого наблюдения стало понятно, как одна искра защищает другую, почти погасшую, отчаянно пульсирующую, и как другие две сжимают радиус своего движения, словно загоняя в тиски, в сеть. Как странно понимать, что тот, кого все Сообщество некогда считало непогрешимым эталоном, светочем науки на деле оказался банальным подлецом. И не принципиально, что именно толкнуло его на подлость… Нет. Не так. В такой трактовке Натан и Гейр превращаются в подобную Ллойду мразь. Сука. Какая же ты сука, Эрих! Мечешься теперь как вжаренный, силясь вырваться из захвата двух охотничьих псов. От них не уйдешь, старый ты волчара. Не уйдешь. И от меня тоже не скроешься. О, как же он этого хотел! Всеми фибрами души. Каждым нейроном. Всем, что составляло самую суть Сашки Лемешева. Сашка был светлым глупым мальчишкой. Александр — хитрая изворотливая сволочь, тертая проблемами и битая жизнью. И способная на все. Он замер. Застыл в облаке неконтролируемой энергии, напитываясь, точно губка. Он материалист. И иногда его возможности становятся почти безграничными. К примеру, ему совершенно ни к чему гоняться за кем-нибудь. Жгучие пряди разрушительной энергии, вплетенные в линии несбывшегося, превращенные в сеть. Узлы, спаянные его собственной болью. Острые шипы осознанной ненависти. Ты сдохнешь, Эрих… обязательно сдохнешь, как и тварь, искалечившая ни в чем не повинного мальчишку. Но потом… Чуть-чуть позже. Пульсирующая сеть упала на беглецов, оплетая их волей создателя, подкрепленной яростными эмоциями, круто замешанными на острой жажде мести. «Легче!» — крик Генри был больше похож на рык. А вот мысль Марека была мягче и четче. «Реал, Саша. Эрих не должен сбежать». «Знаю… таким он точно далеко не смоется…» Шипы не позволят. Ярость не позволит. Но он послушно отступил, тем не менее, окончательно сплавив узлы. Это еще не победа. Подранки способны натворить дел. И убить тоже. Особо когда им уже нечего терять. Он метнулся к чернеющему зеву выхода. Двое корректоров как-нибудь справятся. Во всяком случае, он на это сильно надеялся. И снова — спутанные линии, изломанная грань, отравленный черной энергией планар. Дрожащие стены комнаты. Измочаленный дракой мальчик в объятиях другого. Не менее усталого. Александр качнулся, хватаясь за стену. Здесь же неподвижным изваянием застыл Генри. И трогать его сейчас — определенно не стоило. — Присмотрите за ним, Сима… Роману уже ничего не грозит. Но мне все еще нужна ваша помощь. — В чем? — вскинул полубезумный взгляд юный оператор. — Сейчас я выйду. Это еще не конец истории. Гилрой немножко занят вместе с Арестовым. И отвлекать их никак нельзя. Так что никто не должен помешать. — Окейно, — кивнул Сима. — А вы? — А я… разбираться с текущими проблемами, — криво усмехнулся Александр. — Не надо… пожалуйста… — голос Ромы был похож на шелест. Силиверстов дышал поверхностно, тяжело. — Они меня… держат… Александр прищурился, всматриваясь в изможденное лицо. Связь. Связь с Егоровым никуда не делась. И Эрих будет использовать ее, если у него не будет другого выхода. Если загнать его в угол. А запечатление у парней одностороннее. Неверное пока что… Пока что. — Блядь… я им подержу… — Сима с силой обнял Ромку, губами касаясь мокрых от пота прядок волос у виска. — Ты мой. И никакие припадочные доктора и конченные стариканы этого не изменят. Ты понял? — Собственник хренов… — это прозвучало бы насмешливо, если бы у Ромы остались хоть какие-то силы. Но даже улыбка его была усталой. Он с явным усилием откинул голову на плечо Симы, поднимая лицо навстречу взгляду яростно-горящих глаз. — И что, жаловаться будешь? — тот с грубоватой нежностью взъерошил его волосы. — Может, ректору кляузу накатаешь? — И снова усмешка. Немножко дерзости, капелька вызова, чуть иронии. И какая-то пугающая решимость. Та, которая четко дает понять: если прыгать со скалы — то вместе. — Если будешь забывать меня кормить и чесать за ушком — обязательно, — выдохнул Рома, прикрывая глаза. И без того белое лицо словно посерело, а реальность заметно дрогнула. Словно там, на планаре, шел настоящий бой. — Чесать за ушком? Вот так? — Сима легонько пощекотал чувствительную кожу за аккуратной мочкой. — Не уходи. Не бросай меня… — он губами накрыл холодные Ромкины губы, согревая своим теплом, своим дыханием. Зажмурился, чувствуя, как задрожала тонкая алая нить, привязавшая его к оракулу. Завибрировала, натянулась, будто далекий некто пытался ее разорвать. Рома выгнулся, выдохнул со стоном, пока еще не отвечая, но позволяя, пуская и раскрываясь до самого конца. А поцелуй из почти целомудренного превратился в настоящий. Настойчивый. Жаркий. Поцелуй-утверждение. Никаких полоумных типов, никакого прошлого. Есть здесь и сейчас. Ты и я. Мы. Мы с тобой. Рома всхлипнул, на мгновение напрягся и наконец ответил. По-взрослому, глубоко и жадно, неумолимо, страстно, голодно. Запустил пальцы в волосы, надавил на затылок, не давая и шанса отстраниться и отпустить. Сердце заколотилось, забилось, внутри дрожало, рвалось куда-то, ища и не находя выхода. Александр тихонько хмыкнул. Сухо щелкнул пальцами, создавая в комнате легкий теплый ветер. Затрепетали ниточки той самой алой нити, встречаясь, соприкасаясь пока еще неловко, неуверенно. — Все хорошо… — жаркий выдох губы в губы. — Все будет хорошо, Ромка… Тот подался вперед, прижимаясь ближе, сильнее. — Только не отпускай, — Рома никогда не просил никого о подобном. Но сегодня и сейчас все было по-другому. — Не отпускай. — Да ну нафиг… тебя только отпусти, мгновенно в хрень влипаешь, — Сима обнимал его, едва заметно покачивался из стороны в сторону и отчего-то улыбался. Странно, но ощущение пустоты растворялось в усталой ромкиной тяжести и запахе его волос. Ромка слабо улыбнулся, а потом вдруг вцепился в его руки, сжался, застонав болезненно, почти жалко. — Больно… — извернулся, зарываясь лицом в шею, дыша открытым ртом, жадно, торопливо, словно запах тела помогал ему. Еще тонкая, но сильная алая нить пульсировала, натягиваясь, то свивалась в кольцо вокруг другой, старой, то пружинила, готовая вот-вот лопнуть. А та, невидимая, но острая, режущая, билась, не желая отдавать. — Я с тобой, — точно мантра, и гладить напряженные дрожащие плечи. — С тобой. Я с тобой… Александр поджал губы, но тихонько отступил к двери. По ту сторону зашелестели, зашуршали. Тимур и его команда. Почти смешно. Но уже куда спокойнее. Он выскользнул в гостиную, устало вздохнул, поднимая взгляд на татарина. — Там все тихо. Генри занят. Его не трогать. Ллойда, если будет соваться, не пускать. По возможности — пристукнуть чем-нибудь. Но не фатально… Ладушки? — Хорошо, — фыркнул Ширинский. — Вот и славно. — Что происходит? — единственный среди них корректор, Фрей, стоял у дальней стены рядом с испуганным Аяном, но смотрел тяжело, упрямо, неуловимо напоминая этим Марека. — Что с Ромой? — а это Айвен, русский мишка, как всегда, более конкретный. — По пунктам некогда, ибо долго, — пожал плечами Лемешев. — Происходит драка. Наши против ненаших. Господин Силиверстов уже не подвергается опасности. Он полностью запечатлен на господина Бехеровича, что исключает какую-либо связь и ограничения со стороны недоброжелателей… Арестов и Гилрой разбираются с Егоровым и Ллойдом. Я иду разбираться с физическим телом Ллойда. Последний не должен драпануть из филиала. Вопросы еще есть? — Вы странный, — заявил Матей, глядя на него нечитаемым взглядом. — Слишком много возмущения вокруг вас. — Просто я очень-очень зол. Практически в бешенстве. И готов убивать голыми руками, — честно и с запредельно-доброй улыбкой ответил Александр. — Не вы ли нас учили, что в таком состоянии не стоит ни во что влезать? Чтобы не сделать ошибок. — Так я уже вылез, — обезоруживающе и еще шире улыбнулся Лемешев. Матей сузил глаза, покосился на Санаду, отразил улыбку Саши и вдруг ударил. Мощно, одним чудовищным усилием дара парализуя тело и набрасывая кокон, словно смирительную рубашку. — Тей! — Айвен вскинулся, перехватил его отчаянный взгляд, и шагнул вперед. Вне планаров и своих вероятностей он мало что мог сделать, но сила, его физическая сила была с ним. И сильные руки, сжавшиеся вокруг худого Лемешева, мало чем уступали тискам. Не ожидавший такой подставы от третьего курса, тот только охнул. Дернулся, силясь сбросить спеленавший захват, поморщился от стальных объятий и вдруг… расхохотался. Он смеялся до слез, постанывая, кое-где даже подвывая, вздыхая взахлеб и снова смеясь как полоумный, глядя на вытянувшиеся лица студентов. — Ну что?! — не выдержал Анжей. — Ой бля… ой не могууу… — Александр проморгался и выдохнул наконец. — Да не собираюсь я никого убивать. Нам всего лишь надо Ллойда не выпустить. Его сейчас по Темному планару Арестов с Гилроем гоняют. А я на стреме… Айвен нахмурился, кинул на Матея вопрошающий взгляд, и тот еле заметно мотнул головой. Айвен отступил, разжимая руки, Матей отвел глаза и, бросив короткое: «Как скажете», отошел, снимая поле. Покачнулся, хватаясь за стену, и Айвен тут же кинулся к нему: — Придурок! Матей вскинулся, ожег взглядом, и Айвен остановился, словно споткнувшись. Поджал губы, глядя на выпрямившегося друга, но помочь больше не пытался. Только обернулся к Санаде с растерянным выражением лица. — Сан? Японец прищурился, глядя в лицо преподавателю, потом погладил по спине Матея и сжал его руку. — Думаю, нам придется разделиться. Ненадолго. Мы с Теем пойдем с Александром-саном, а вы поможете малышам и Генри-доно. Это будет лучшим выходом из сложившейся ситуации. Извините нас, Александр-сама, мы немного погорячились. Но Матей прав. Вы сами учили нас не действовать в таком состоянии. — Принято, Кунимицу-сан, — уважительно кивнул Лемешев. — Все в порядке. Мне приятна ваша забота. И вдвойне приятно, что вы рискнули. Но в отсутствие доступа к планарам вы слишком щедро разбрасывались энергией. Вам всем стоит отдохнуть. — Без меня, пожалуй, — Тей вытянул руку из пальцев Санады, ни на кого не глядя. — Идите все вместе, я вернусь к малышам. Все равно от меня сейчас толку никакого. Мистера Ллойда я точно не удержу, — и исчез за дверью комнаты еще до того, как кто-нибудь успел что-то сказать. — Идите, — кивнул Санада. — Ничто не болит так сильно как раненная гордость. — Если это хоть сколько-нибудь утешит вашего материалиста… сегодня меня размазали как минимум дважды. Первый раз меня уделал Гилрой. Но второй… второй моя ошибка. Такая же, как это недоразумение Матея. Меня сбил с толку Марек Арестов… господи… Марек, мать его так, Арестов!.. — Александр тряхнул головой и вздохнул. — Ну что, идемте, господа? Или раздумали уже? — Идемте, — кивнул Анжей и, подхватив под руки Тимура и Ваню, направился к выходу из блока. — Каков план? — Айвен пару раз оглянулся на закрытую дверь комнату Ромки, за которой исчезли сначала Матей, а потом и Санада. — Ллойд очень сильный. И у него помощников-охраников куча. — Есть ли у вас план, мистер Фикс? — Нихрена. Никакого плана. Он правда психанул. И попер на рожон, ни разу не продумав, как будет действовать. — Да какой план, парни… Мне нужен Амфимиади. Но он под замком. Без него я особо не разгонюсь. Чисто физически я могу на какое-то время закрыть Ллойда чем-то вроде того что устроил Матей. — А если Ллойд не собирается бежать? Если он на планаре, то возможностей у него немного. Можно просто подождать и действовать только, если он попытается удрать. Нам бы знать, что происходит там, на уровне. — Мне больно, значит, я все еще держу остатки сети там. Значит, драка еще идет. Хоть время весьма субъективная штука… — Нам бы что-то поопределеннее, — нахмурился Анжей. — Может, я метнусь туда и обратно? — И получишь по рогам от кого-нибудь. Нет, не нужно. Нам просто нужно задержать Ллойда. Не позволить ему уйти. И тут здание содрогнулось и словно прогнулось, пойдя волнами. Где-то на грани сознания вскрикнул Ромка, и все снова затихло, успокоилось. Глаза Айвена потемнели, он облизнулся и прикрыл ресницы, уходя на планары так явно и легко, словно те не были запечатаны. Впрочем, проходу теперь действительно ничего не мешало. У громадной ямы «черной дыры» Темного планара метались две шаровые молнии — ярко-желтая и голубая, пытаясь не дать ей расползтись еще дальше. А потом рядом с Айвеном появился еще кто-то. Секунды хватило на узнавание. Фрей. «Красиво выглядишь», — выдохнул Айвен, откровенно любуясь радужным светом, идущим от мелкого корректора. «От красивого слышу», — весело-зло огрызнулся тот и метнулся к старшим. Эхо их разговора до Айвена не долетало, но было понятно и так, когда голубая искра уступила место радужной, а сама застыла прямо посередине. Арестов и Фрей держат проход, Гилрой пытается его закрыть. Айвен хмыкнул про себя, убедившись, что ничем им не поможет, оглянулся и еле успел заметить две тусклые точки, стремительно удаляющиеся. Ллойд и Егоров? — Эрих может уйти! — выпалил он, еще даже не успев вернуться в реальность полностью. — Вот же ж блядство… — выдохнул Александр, уже успевший открыть дверь блока. В коридор аккуратно высовывались любопытно-перепуганные студенты. После эпизода с обрушением части зданий филиала народ с опаской относился ко всему что шатает, трясет стены или вообще материально-реальное. Лемешев зажмурился и мысленно заорал: — «ДЕЙМОС!!! Они уходят!!!» — Третий курс, материалисты, за мной, господа. Мне потребуется ваша помощь. Запрет на манипуляции снимается. Главное, не суйтесь на планар полностью. И толкните кто-нибудь корректоров. Арестов и Гилрой на планаре. Господа, кто увидит Ллойда, разрешаю бить в лицо. Только не думая и очень спонтанно. Он ведь все-таки оракул… — Однако, полномочия у вас, — фыркнул Анжей. — Я бы с удовольствием отоварил уважаемую неуважаемую руину. Он моей группе угрожал. Ответить Лемешев не успел. На этот раз не было игр с пространством, вот только весь окружающий мир начал словно вязнуть в старом меду. Все реже вздымалась грудь, ресницы опускались все медленнее. А потом все замерло совсем. Время застыло. Первоклашки, третьекурсники, даже снег за окном. «У тебя есть шесть минут, Саша, — бесплотный голос Дейма был ровным, и напряжение еще не звучало в нем, но то, как чудовищно быстро утекала энергия хроника, чувствовалось даже на расстоянии. — Торопись». «Только не сгори…» Саша сорвался с места, точно за ним по пятам неслась дикая охота и все демоны преисподней. Дорожный бегун несся коридорами, вспарывая собственным телом вязкое время. Шесть минут — слишком мало для того, чтоб создать совершенную клетку для сильнейшего оракула-оператора современности. И что самое мрачное: как быть спонтанным, если на всех парах несешься чтоб не позволить этому самому сильнейшему предвидеть его появление и где-то на искореженном планаре, на котором время течет по-прежнему, внести крохотные коррективы в его бег. Что делать? Кто там вопросом задавался? Станиславский? Это ж пиздец эпический! Мордовороты-аватары у входа, сам Ллойд и бог его знает какие сюрпризы. Саша буквально слетел по ступенькам, вывалился на мороз, жадно глотнул воздуха, понимая, что этот бег ему еще аукнется. Но «наждак» в горле — самая малая расплата за скорость и спешку. Быстрей, Сашка, быстрей. Каждый шаг, каждый вздох вытягивает силы из Дейма. Он протаранил собой застывшие в воздухе снежинки, оставляя за спиной снежные всплески на нерасчищенном пятачке двора. Дверь. И снова взлететь по ступенькам, вломиться в бывший директорский кабинет, расталкивая амбалов-аватаров. Вот он, падла… сволочь… расселся в кресле. О, на самом деле Матей был прав. Он мог бы убить. Вот прямо сейчас убить. Разорвать дряблое старческое тело голыми руками. Только эта кровожадная выходка нихера никого не спасет. Потому что где-то еще есть Егоров. Сука, Егоров. И с этим надо что-то очень срочно делать. Пинком он выбил из-под Ллойда кресло. Прямой контакт на миг вернул предмет в один с ним временной поток. Но лишь на крохотный миг. Зазор между сокращениями сердца. Следующим полетел на пол сам Ллойд. Прямиком на ковер. Так тебе, мразь. Жри пыль с собственных ботинок. Дальше — все еще проще. Скатать в рулон ковер с лежащим на нем человеком, перехватить за одну сторону получившейся трубы и, впрягшись в нее — рвануть назад, попутно расшвыривая в стороны лярвы-ловушки. Меньше минуты чтоб спуститься вниз и не угробить ушлепка. Меньше минуты. Дыхания не хватает. Боже, как глупо! Как… банально. Похищать виновника всех бед, по-плебейски завернув его в ковер! Мир дрогнул ожидаемо, но все равно неожиданно. Словно вздохнул, ожил стуком, звуком шагов, шелестом снега за стеклом. Странно, но криков не было, никто не пытался кинуться вслед. Дорога была свободна. Только глубже, на уровне планаров билось… что-то. Словно Ллойд еще не очнулся, словно все еще находился в двух местах одновременно. Острое желание просто пнуть скатку. Вот так, стоя на верхней площадке лестницы. Чтоб он покатился по ступенькам вниз, повторяя мультяшные мемы. Но сукин кот тогда точно дух испустит. Вес головы и плеч серьезно оттягивал руки, но Александр упрямо пер вперед мешок дерьма, ошибочно поименованный человеком. Каблуки пижонских ботинок с грохотом и эхом бились о ступеньки, так что когда Лемешев распахнул дверь и вывалился на заснеженный двор, жадно глотая ледяной воздух, он почти молился, чтоб хоть кто-то из третьекурсников додумался пробежаться следом. — Сука… какой же ты тяжелый!.. На краю зрения мелькнул темный силуэт, на мгновение скрылся в снежном вихре и материализовался прямо на пути большой черной собакой. Настоящей, не иллюзорной собакой со злым, голодным взглядом и оскаленной пастью с мощными клыками. Пригнув голову, пес сделал пару шагов навстречу и зарычал угрожающе, настороженно следя за замерзшим человеком. — О нееее, барбосятина… — Александр медленно покачал головой. Снег, повинуясь порывам инфернального ветра, взвился вокруг него колючей искристой стеной. Подойди только. Сунься. И бритвено острые снежинки мгновенно рассекут на полосы. Только пес ближе не подходил. Но и отходить не собирался, пустившись в бег по кругу. Словно ища слабое место. Он то замирал на месте, прислушиваясь-приглядываясь, то снова переходил в неторопливую трусцу, заставляя разворачиваться следом, чтобы не потерять его из вида. Медленный, словно тщательно выверенный темп, от которого даже воздух вокруг накалялся все больше. Что-то еще было в этом псе, что-то неправильное, странное. Что-то не так. Не так с псом, не так с тем, как размеренно он бежал, какие правильные круги вокруг наматывал. Все было не так. Александр прищурился. Можно было прозакладывать, что этим кабысдохом управляют. Может даже эта сука, замотанная в ковер. Но если так, то существует вероятность подляны. И хрен его знает, каковы у этой подляны условия. Сойти с места или не двигаться? Бля, ну как же не хватает Гейра с Натаном! Просмотреть вероятности, оценить риски и сделать шаг. Что не так? Что не так?! Он вертелся на месте, бросив куль-сверток в снег. Холодно. Несмотря на щиты — все равно адски холодно. Дерг… предчувствие дурного. Дерг… Кружит вокруг него. Значит, связано с ним. С другой стороны — на себя плевать. Он готов рисковать даже собой. Но не мальчишками и не Деймом. Дейм — самое слабое его место. И Ллойд об этом знает. Что ж ты сделал, урод фриковатый?.. Смех Эриха был неожиданным, глухим из-за ковра. — Твой дар ничем тебе не поможет, мальчик. Не сейчас. Ты слишком слаб без своего якоря и группы. Вы все — лишь половинки. — Ты прав… — процедил Лемешев, присаживаясь поверх ковра, совершенно наплевав на удобства пленника. — Но знаешь, я прямо сейчас могу свернуть тебе шею. Вморозить тебя в кусок льда. Переломать в твоем теле все кости. И в этом мой дар мне только поспособствует. — Я вижу твою ярость, Александр, — почти мурлыкнул Ллойд. Казалось, что ему неудобств собственное положение ничуть не приносит. — Ты с радостью убил бы меня, но я нужен тебе живой. Пройдет еще как минимум лет двадцать прежде, чем ты научишься по-взрослому огрызаться. — А зачем? Если вместо меня и куда лучше меня это сделают Деймос и Гейр? — фыркнул Лемешев. — Да, я с радостью бы тебя убил. Голыми руками разорвал. Но я просто подожду. — Ты так наивен, Александр, — Эрих хрипло рассмеялся. — Впрочем, я тоже никуда не тороплюсь. Можем подождать, мне здесь тепло. — Вот и славно, — в следующий момент Лемешев поднялся на ноги и, примерившись, пнул пленника куда-то в район головы. Убить — не убьет, ничего не сломает. Но вырубит — точно. “Пан Михновский… хватайте своего оператора и идите ко мне. Только оденьтесь потеплее…”