"В Super Junior я ответственный за Ким Хичоля", — Ли Донхэ.
Целующаяся парочка на диване жуёт рождественский дождик, а Донхэ знакомится с Ким Хичолем. Главной проблемой на всех вечеринках, гостем которых Донхэ успел побывать к концу первого года в SM, был тот досадный факт, что алкоголь его категорически не брал. Он взял себе за правило: пробовать всего понемногу, но какое бы количество разнообразной, остро пахнущей дряни он в себя не запихивал, максимум, чего он добивался — слабая тошнота на следующее утро и дурной запах изо рта. Тошнота ему не нравилась, на запах как акула на кровь реагировал Итук, а не было ничего хуже, чем укоряющий взгляд хёна, когда тебя тошнит. К слову о нём. Он велел вернуться в общежитие к полуночи, и хотя формально пределов общежития Донхэ не покидал, добежать из соседнего корпуса за минуту возможным уже не представлялось. И не особенно-то и хотелось: пунш пах так же остро, как и весь прочий алкоголь, но был хотя бы вкусным. — Ты трезвый. Парня звали… Донхэ не помнил, как звали парня, но, кажется, он приходился хозяину вечеринки младшим братом. Или старшим. Или вообще не братом, а толстовка со Спанч Бобом была не только у младшего брата хозяина вечеринки. — Нет. — Донхэ отсалютовал парню пластиковым стаканчиком с пуншем. — Да, но ты трезвый, — настырно повторил тот, смотря куда-то мимо Донхэ, пьяно покачнулся и почему-то громче продолжил: — Там в туалете парню плохо. По мнению Донхэ, тут всем было не очень здорово: целующаяся на диване парочка зажевала рождественский дождик, а долговязый парень с брекетами пытался зубами открыть бутылку шампанского. — И что? — Ну, ты это… — парень наконец смутился, почти протрезвел и отчего-то отошёл на шаг назад. — Помоги. Ага. Вторая проблема на всех этих вечеринках плавно вытекала из первой.* * *
В туалете резко пахло сигаретами и каким-то причудливым парфюмом. Ни тошнотворного запаха рвоты, ни кисловатой вони от выблеванного спиртного. Вообще ничего кроме сигарет, странного одеколона и сидящего спиной к ванне худющего парня в дорогой на вид белой рубашке и синих брюках. Чёрные как смоль волосы наполовину закрывали бледное лицо. Он сидел, перекинув руку с зажатой меж пальцев сигаретой через унитаз. Вторая лежала на кафельном полу. Рукав рубашки был закатан. — Твою мать! — воскликнул Донхэ и закинул руки за голову. — Твою ж грёбаную мать! Парень нехотя поднял голову и поморщился. — Какого хера ты орёшь? — Ты обдолбан! — крикнул Донхэ и ткнул в него пальцем. Незнакомец нахмурился и, проследив за взглядом Донхэ, посмотрел на обнажённый локтевой сгиб. — Придурок со Спанч Бобом сказал, что тебе плохо, а ты… Громкий, немного злой, но, кажется, абсолютно искренний смех застал Донхэ врасплох. Он смеялся, запрокинув голову на бортик ванной и зарывшись длиннющими пальцами в волосы, а под белой кожей по-женски тонкой шеи ходил кадык. — Что смешного? — угрюмо скрестив руки на груди, спросил Донхэ. Незнакомец, всё ещё посмеиваясь, слишком бодро для предположительно пьяного поднялся с пола, зажал сигарету меж губ и заправил слегка выбившуюся рубашку. Глянул исподлобья на нахохлившегося Донхэ и, криво усмехнувшись, тряхнул головой. — Тебя как звать? — Донхэ, — механически отозвался он и тут же широко распахнул глаза. — Ты трезвый. — Очевидно. — Тогда почему… — Накачаться этой розовой дрянью, которую МинУ называет пуншем, в принципе невозможно. — Он вкусный, — почему-то обиделся Донхэ. — Должно быть. — Незнакомец окинул его ещё одним внимательным взглядом абсолютно чёрных глаз, затушил сигарету прямо об стену и щелчком отправил её в толчок. — Прогуляемся? Что? — Здесь было скучно, даже когда Юджин танцевала на кухонном столе. Кто? — Так как? — Не могу, мне надо… — торопливо пробормотал Донхэ и махнул рукой в сторону своего корпуса. — Уже первый час, а Итук-хён велел не опаздывать. Какого чёрта он оправдывается? — Ну раз Чонсу велел, — с какой-то загадочной улыбкой протянул парень, на одно мгновение отвлёкшись от манжеты рубашки. Хлопнул его по плечу и подхватил с бортика ванной пиджак. — Бывай. Чонсу привет. Кому? Донхэ растерянно моргнул и придержал едва не захлопнувшуюся дверь туалета. — С Рождеством, — зачем-то пробормотал он. — В жопу Рождество. Точно.