The Kingdom of Winter

Эван Брюэль никогда не любил рождественскую суматоху: люди, слишком взбудораженные наступающим праздником, трещали без умолку, вихрем носились по магазинам в поисках лучших подарков, еды, украшений на ёлку и пели радостно, громко… будто издевательски! Он также терпеть не мог, когда мама заставляла его надевать особый, как она говорила, праздничный официальный костюм, состоящий из строгих чёрных брюк, белоснежной рубашки, лакированных туфлей с острым носком и помпезного красного банта, усеянного маленькими серебристо-белыми снежинками. Но больше всего ему не нравилось огромное скопление в доме гостей, глазеющих на него любопытными, смешливыми взорами. Помня о своём высоком росте и плотной фигуре, облачённой в смокинг с бантом на шее, Эван жутко смущался перед другими и больше всего на свете хотел провалиться сквозь землю, а затем, когда закончится суета и разойдутся болтливые посетители, вернуться, сбросить «рождественскую шкурку» и снова стать самим собой. Своё четырнадцатое** Рождество он провёл именно так: одетый в праздничный костюм и слушающий раздражающее своей слащавостью пение детишек. Не то чтобы Эван не любил детей — даже наоборот, но в тот момент он мечтал только о том, чтобы как можно скорее оказаться в тёплых объятиях Морфея, в блаженном уединении среди стен своей комнаты… — Здоровяк, ты чего такой кислый? Неужели Милен тебя отшила? — гадко ухмыльнулся Ким, явно довольный своим комментарием. Он был одет как обычно, если не считать вымазанного в какой-то жёлтый крем белого фартука, небрежно завязанного узлом за его спиной. Эван моргнул, вырываясь из снежной бури воспоминаний, и от злости сжал кулаки под партой. Только такой идиот, как Ли Тьен, мог нервировать его настолько искусно. — Отстань по-хорошему, — буркнул сквозь зубы Брюэль, едва сдерживаясь, чтобы хорошенько не приложить того… книгой, например. В толстом переплёте. — Ли Тьен, куда ты ушёл, лодырь двухметровый? Кто будет делать заварной крем? — зло воскликнула Аликс, появившись в дверях класса в кухонном фартуке. Она быстро оказалась рядом с Кимом и, схватив его за руку, настойчиво потянула к выходу. Тот разочарованно цокнул и, бормоча себе под нос что-то невразумительное, ушёл следом за Кубдел. Эван же облегчённо выдохнул, мысленно поблагодарив одноклассницу за предотвращение очередной бестолковой стычки. До Рождества оставалось всего несколько дней, и директор Дамокл попросил класс помочь учителям с подготовкой к празднику. Зная о талантах учеников, он подобрал каждому из них подходящее задание. Маринетт вместе с Натаниэлем рисовала яркие новогодние плакаты, Адриан разучивал мелодию, которую должен был сыграть на фортепиано, Нино с энтузиазмом вызвался стать ди-джеем. Алья, к своему удовольствию, была назначена почётным рождественским корреспондентом, а Роуз, играющая роль доброй феи, уговорила-таки Джулеку изображать волшебную снежинку перед младшеклассниками. Ким решил, что, возможно, все справятся и без него, поэтому не собирался ничего делать, но Макс, к его ужасу, с широченной улыбкой заявил, что тот будет помогать с приготовлением еды и сервировкой праздничного стола. Несчастная Аликс, тоже собиравшаяся бездельничать, оказалась с парнями в одной тарелке и, надо признаться, чувствовала себя весьма неудобно: сказывались вечные недомолвки с Кимом. Что касается Хлои… Она занималась общественно важным делом — никому не мешала. Ну, почти. Иногда она громко хныкала, проклиная дурацкую идею директора, и жаловалась Сабрине, кропотливо вырезающей в это время бумажных балерин, о том, как несправедлива её жизнь, месье Дамокл и папуля, отказавшийся прислушаться к нытью любимой дочурки. Но под недовольными выразительными взглядами присутствующих досадливо смолкала и сидела с таким видом, будто у неё навоз под носом. Эвана попросили сочинить пару стихотворений на рождественско-новогоднюю тематику, но в его голову не приходило ни одной нормальной строчки. Он то погружался в печальные мысли о прошлом Рождестве, то влюблённо вздыхал, наблюдая за мило улыбающейся Милен, которая помогала Роуз и Джулеке с макияжем. Все внутри у него восторженно трепетало, когда он видел её перед собой. Эта миниатюрная полненькая блондинка с восхитительными медово-карими глазами и обворожительными ямочками на пухлых щеках раз и навсегда похитила его сердце. Он долгое время скрывал свои чувства к ней, лишь украдкой смотрел на неё, прикрываясь учебниками, и смущённо краснел, стоило ей бросить на него робкий взгляд из-под ресниц. Так, наверное, продолжалось бы ещё долго, если бы не Ким Ли Тьен — извечный коллежский шалопай и задира. Его обидные выходки спровоцировали появление тёмного демона, воплощённого в образе, казалось бы, абсолютно невинной фиолетовой бабочки — акумы, который вселился в Эвана и превратил его в Каменного Голема***. К счастью, новоиспечённые герои — ЛедиБаг и Кот Нуар — сумели исцелить юношу и восстановить все разрушения, причинённые Големом. Эван до сих пор с ужасом вспоминает рассказы одноклассников о всех тех жутких вещах, которые он совершил под влиянием акумы. Но, несмотря на это, он, несомненно, помнит и самое прекрасное событие, случившееся в тот же день, — признание в любви. Виноватые, робкие глаза, опущенные в пол, обречённый вздох и её ответ, заставивший его мгновенно превратиться в самого счастливого человека на планете. Рядом с Милен Эван чувствовал себя сильным, отважным рыцарем, могучим воином, готовым до конца защищать свою принцессу. Стеснительная девушка, в свою очередь, рядом с ним ощущала себя как за каменной стеной и всецело ему доверяла. — Эван, проснись, — ласково позвала его Милен, слегка коснувшись руки парня, и тот, вздрогнув, удивлённо посмотрел на неё серо-голубыми глазами. — Неужели я…? — Да, — кивнула девушка и тепло улыбнулась, понимая, что он имеет в виду, — но не беспокойся: мы как раз заканчивали, так что ты не пропустил ничего особенного. Никто не хотел тревожить тебя; недавно все ушли и попросили передать новогодние пожелания. — Мне жаль, что я не помог вам, — произнёс Брюэль с виноватым видом, — стихи совсем не пишутся. — О, Эван! — Милен поцеловала его в щёку, которая тотчас вспыхнула алым фейерверком. — Все понимают, что вдохновение и бодрость не могут быть вечными. Пожалуйста, не ругай себя за это. Он кивнул, грустно улыбнувшись, но вскоре лицо его приняло угрюмый вид. — Что тревожит тебя? — серьёзно спросила Милен, заглядывая ему в глаза. — Это прозвучит глупо, — печально вздохнул Эван, — но я… Я не особо хочу праздновать Рождество. Все эти гости, костюмы, суматоха… Это не моё. Мрачный, он сцепил руки в замок и отвёл взгляд. Мадемуазель Апрэль нахмурилась, оттого на лице её появились морщинки задумчивости, и замолчала. Затем, спустя несколько мгновений, милое лицо её окрасила искренняя улыбка, медово-карие глаза сияли. — Что, если мы уговорим родителей отпраздновать Рождество вместе? Они обязательно согласятся! — заметив его неуверенность, воскликнула она, к его изумлению, решительно и бойко. — Папа признался, что всегда мечтал о тёплом, душевном и, самое главное, спокойном празднике. А что может быть лучше уютных семейных и дружеских посиделок? — Милен, — низкий голос подростка прозвучал на удивление нежно, — это было бы замечательно, но… Тебе действительно не стоит лезть из кожи вон ради меня. Она нахмурилась, взяла его за руку, слегка покраснев, (Эван смотрел на неё, широко раскрыв глаза) и твёрдо сказала: — Нет ничего, что заставило бы меня отказаться от возможности сделать что-то ради тебя… Я поговорю с родителями, своими и твоими. Не сомневаюсь, что они согласятся. Увидимся рождественским вечером! Милен мягко улыбнулась, поцеловала обескураженного Брюэля в щёку и быстро скрылась из виду, отчаянно пунцовея. Теперь Эван, широко, счастливо, глупо улыбаясь, знал наверняка, что впереди его ждёт самое лучшее Рождество! Между тем шальное вдохновение вновь раскрыло для него объятия.