Жизнь - это борьба

Странное чувство, граничащее с растерянностью и даже каким-то эмоциональным отупением, преследовало меня с самого утра. Пока нанятая Фудо женщина с остервенением затягивала на моей голове мудреные узлы из волос, я разглядывала стену напротив слезящимися от боли глазами и думала. О том, что как только вся истерия с помолвкой завершится, стоит как можно скорее начинать поиски. Для столкновения с Унмэ у меня на руках были все необходимые тузы — ждать дольше не имело смысла. Когда волосы на голове окончательно были стянуты бесконечным количеством заколок и клейкой субстанции, отдаленно напоминающей старый добрый гель для волос, очередь дошла до тела. Если раньше я считала, что сборы на разные традиционные празднества — это лишний геморрой, то сегодня я отчетливо осознала что то были цветочки. Ягодки показались сегодня. Прическа, изощренная в своей идее, была еще самой малой частью. Куда больше возни было совершено с телом. Массаж руками, массаж щеткой, массаж с обтиранием холодной тряпкой, массаж с арома-маслами, когда эти самые арома-масла втирались едва не в атомы моей кожи. У меня складывалось отчетливое впечатление, что я та самая краля, что за пару часов до свидания решила в экстренном порядке сбросить пару лишних килограмм и избавиться от целлюлита. — Вот от этого стоило бы избавиться, — черноволосая дамочка возраста хорошо так за тридцать с намеком приподняла мою голень, взглядом указывая на ногу. Я непонимающе уставилась на собственную конечность, пытаясь осознать, о чем именно говорит достопочтенная экзекуторша. И только когда тонкие наманикюренные пальчики тетки щипнули мелкий светлый волосок, я пронзительно вскрикнула и едва не пнула тетушку в лицо. Неловко вышло. — Они же вроде и так незаметные, — непонимающе отозвалась я, с болью разглядывая собственные икры. Да, в этом теле борьбу с волосяным покровом я не торопила — использовала специальную травяную кашицу, чтобы сделать эти самые волоски очень тонкими и мелкими, но никогда не сбривала. Потому что еще по прошлой жизни помнила, как такие сбриваемые волоски превращались в щетину, отраставшую через пару дней. — Их не должно быть совсем, — строго и даже как-то обвинительно заключила моя наставница. — В следующий раз избавимся от всех волос что ниже головы. От обещанной перспективы лично мне стало крайне дурновато. — Ну а сейчас платье. Методичное укутывание в целую гору ткани вызывало во мне нервную дрожь и желание распсиховаться. Нижнее белье из топа и шорт. Нижнее кимоно. Верхнее кимоно, тяжеленное из-за вышивки. Расшитый золотыми нитями черный мару оби, на семь раз обернутый вокруг талии, он в своей толщине и прочности, пожалуй, мог бы посоревноваться с кольчугой, и в случае неожиданной атаки я могла быть совершенно спокойна за органы своего туловища. Только вот в этой прелести мне предстояло высидеть несколько часов кряду, при условии, что на улице хорошенько так парит и не факт, что после заката станет прохладнее. Но вид у этого всего, конечно, богатый: красное верхнее кимоно, с вышивкой пионов из нитки красного, но чуть более бледного, чем ткань, цвета. И черный пояс, вышитый яркой золотой нитью. А на голове куча золоченых канзаси и гребней, украшенных бумажными цветами… Дорого-богато, и, на мой взгляд, немного вычурно. Когда со всеми экзекуциями было окончательно покончено, и впереди оставались лишь формальности, я на достаточно высоких гэта двинулась на кухню, едва семеня ногами и придерживаемая под руку одевавшей и собиравшей меня женщиной. С пару минут назад я видела свое окончательное отражение в зеркале. И хотя белил, выкрашивающих лицо до снежного цвета, мне удалось избежать, то вот их аналога — прапрародителя тоналки в оттенке «слоновая кость» мне на лицо нанесли щедро. И в купе с затемненными бровями, подкрашенным румянцем скулами и накрашенными кармином губами, выглядело это… Ну, как сказала бы моя мамуля — в свои шестнадцать я выглядела как весьма дорогостоящая мадам легких нравов. Успокаивало, что хоть не дешевая. Хотя, стоит признать — если отринуть ханжество и взглянуть непредвзято, то этакий упрощенный вариант гейши вышел вполне себе гармоничным. Мужчины, терпеливо ожидавшие в кухне, дружно подорвались на ноги, и как-то хором, полузадушенно выдохнули, во все глаза разглядывая застывшую на пороге меня. — Все хорошо? — не совсем уверенная в нормальности получившегося образа уточнила я, когда растерянное молчание на кухне слишком затянулось. — Что-то мне подсказывает, что по дороге до Учих придется смотреть во все глаза, — с кривенькой улыбочкой отозвался наконец дед, пока Наруто шагнул ближе, чтобы внимательнее изучить мой внешний вид. Мелкий даже пальцы к подбородку в жесте мыслителя приложил, медленно обходя меня по кругу. — О чем это ты? — опасливо следя за Наруто, уточнила я. — О том, что тебя могут выкрасть, — расхохотался Фудо, отводя наконец от меня искрящиеся гордостью глаза и устраиваясь обратно за столом. Минато, подвисший явно больше всех, сконфуженно кивнул, тоже переводя взгляд. И только крутящийся рядом Наруто умудрился добраться до пояса на спине, претенциозно подковырнув золотую вышивку пионов. За что тут же едва не получил по рукам от стоявшей поблизости женщины. — Мы точно должны отдавать ее Учихам? — капризно уточнил братец, останавливаясь чуть в стороне и скрестив руки на груди претенциозно махнул на меня. Минато сконфуженно улыбнулся, дед закатил глаза, вылавливая из-за пазухи кисеру, но женщина рядом со мной так многозначительно кхе-кхекнула, что дед тут же прервал собственное начинание. — Итак. Ваша невеста собрана по всем правилам и традициям. Я отправлю в поместье жениха нескольких своих помощниц на случай, если понадобиться подтянуть пояс или подправить макияж во время застолья, самой мне нужно будет быть в другом месте, — женщина поджала сухие, чуть тронутые морщинами губы, прикрывая глаза и пряча взгляд. — Спасибо вам, Хиери-сама, — Фудо коротко склонился, подступая к нам с тетушкой и протягивая ей весьма увесистый мешочек с монетками. — Надеемся на дальнейшее сотрудничество. — Процветания вашему дому, Фудо-сама, — так же почтительно склонилась женщина, прежде чем спрятать в рукаве оплату и степенно покинуть весьма узкий коридорчик нашей квартирки. Я как-то неожиданно и очень остро осознала, что весь этот официоз и традиционализм, с костюмами и макияжем, совсем не вязался со скромной квартиркой, больше напоминающей о постсоветских клетушках. С большим количеством комнат, но настолько ограниченных в пространстве, что на первый взгляд и не понятно, как там уживаться большой семье. — Итак, думаю, все готовы? — Фудо окинул взглядом мужчин семейства, прежде чем снова обратить взгляд на меня. К слову, все трое, как и я, были одеты традиционно. Темные хакама, заправленные в них кимоно, хаори поверх. Всё сдержанных, темных тонов, с едва виднеющейся вышивкой из бамбука или облаков, а у Наруто, к примеру, были вышиты волны цунами. — Тогда давайте нашу Анику доставит Минато, по части перемещений ему нет равных. Фудо довольно улыбнулся, Минато покладисто кивнул, и я тут же поковыляла к дяде под бок, потому что ходить в этих приспособлениях с непривычки было очень… Трудно. — Только постарайся ничего не испортить, — ворчливо попросил старик, пока Йондайме бережно обхватывал мои холодные пальцы и притягивал ближе к себе, чтобы приобнять за плечи. — Ни волосок не пошевелится. Рывок шуншина был мощным. Таким, когда желудок, сердце и душа прилипают к позвоночнику, а дыхание перехватывает на томительные несколько минут. Мы с Минато очутились прямо напротив ворот над входом в квартал красноглазых, и буквально спустя пару минут рядом с нами оказались Наруто и Фудо. Мелкий недовольно покрутил пояс штанов, подтягивая их выше и удобнее устраивая на теле, а старик тут же схватился за кисеру, набивая наконец трубку табаком и отходя от нас чуть в сторону. — Волнуешься? — тихо уточнил Минато, прежде чем мягко потянуть меня в сторону квартала. Идти приходилось буквально муравьиным шагом, и именно благодаря этой церемониальной неспешности у нас была возможность немного поговорить. Хоть и говорить приходилось вполголоса — сразу за воротами нам стали попадаться жители квартала, провожавшие заинтересованными, внимательными взглядами. — Если честно, больше недовольна необходимостью, — с тяжелым вздохом призналась я. — Необходимостью чего? — тут же заинтересовался шагающий по левую руку Наруто, куда свободнее чем я крутящий по сторонам головой. — Необходимостью проводить сто и одну положенную этикетом встречу. Слишком много времени на все это уходит, — я улыбнулась, мельком глянув на понятливо кивнувшего братца, и тут же вернула взгляд дороге. — А у тебя… В прошлой жизни, разве было не так же? — очень, я бы сказала, крайне осторожно уточнил Минато, на короткое мгновение обернувшись назад. Мне посмотреть назад было сложнее — из-за кучи одежды и тяжелой прически двигаться было действительно затруднительно, но, повернув лицо к Минато, я сумела краем глаза заметить, что позади нас собралось еще несколько представителей семьи Намикадзе. Мияката-сан — старейшая на данный момент женщина клана; две ее дочери и мой троюродный брат — Шимицу. Женщины, по задумке традиций, все время до окончательного бракосочетания должны будут учить меня премудростям замужней жизни. Делиться семейными рецептами для кухни и для постели, для поддержания красоты. Шимицу же, вместе с Минато, были воплощением мужской силы, что способна была защищать меня от злых сил и всяческих невзгод. Ну и Фудо, что являлся старшим моим родственником мужского пола, представляющим меня. Патриархальная система и все ее прелести. Наруто же шел довеском, ибо состоял со мной в весьма близком кровном родстве, но при этом не мог заменить того же Шимицу, ибо сам еще официально не был совершеннолетним по местным канонам. — Эм… Нет, в мое время подобных строгих и сложных свадебных обрядов, по крайней мере, в моей стране, практически не осталось, — немного запоздало откликнулась я, когда на горизонте показалось поместье главы Учих. Что ж, официально должна заявить, что слова о том, что волнение обошло меня стороной, были ложью. Как бы я ни старалась храбриться, как бы ни сохраняла внешнее спокойствие, где-то глубоко внутри все равно зарождалась неясная дрожь. С момента, когда стопы наши зашли на территорию семьи жениха, разговоры и вовсе пришлось отложить на потом. Нас церемонно проводили в большой зал, где уже собралась большая часть гостей со стороны жениха. Более десятка пар темных глаз тут же впились в мою неестественно прямую фигуру, стоило нам показаться из-за спины зашедшего первым Фудо. Мы раскланялись, старик степенно произнес какие-то сложные приветственные конструкции, а я дышала через раз, стараясь игнорировать чрезмерное внимание к собственной персоне, и смотрела только на Микото. Потому что она единственная, кто смотрел прямо, но мягко, едва-едва сдерживая подрагивающие в намечающейся улыбке уголки губ. Когда Итачи со своим отцом поднялись из-за стола и приблизились к нам, я заставила себя перевести внимание на лицо парня и едва поборола нервную дрожь. Что ж, стоит признать, выглядел он хорошо. Даже, пожалуй, слишком хорошо. Стать, наследственная и подкрепленная физической силой, без труда угадывалась в укутанной в традиционные одежды фигуре. Спокойное лицо было хорошо знакомо до мельчайших подробностей, но, пожалуй, впервые за все годы нашего знакомства я угадала в темных глазах такое количество любопытства и чего-то еще. Смутно знакомого, но пока неузнаваемого. Прежде чем мы поклонились друг другу и крепкие, чуть мозолистые пальцы приняли мою руку в свою, Итачи улыбнулся ободряюще, и я с небольшим усилием улыбнулась в ответ. Застолье проходило… Скучно. Есть мне требовалось неторопливо и красиво, что напрочь лишало возможности в полной мере насладиться блюдами. В череде бессмысленных разговоров участвовать мне не полагалось, ибо данное мероприятие задумывалось как знакомство семей, а предполагаемый разговор с самим Итачи на предмет обсуждения общих увлечений и философских взглядов на жизнь был неуместен в виду и так весьма близкого знакомства. Мне было откровенно скучно, неудобно и утомительно в целом, и каждые пару минут я неминуемо задумывалась о том, когда же уже наступит конец этой вакханалии. — Все хорошо? — вполголоса интересуется Итачи, когда с моих губ срывается очередной тяжелый вздох. Было ли в происходящем хоть что-то хорошее? Ладно, стоит признать, что это, по крайней мере, не традиционная свадьба девяностых с дурацким выкупом, похищением невесты и недельной попойкой в качестве обязательной составляющей. И все-таки лично я в краткие моменты, когда собственная категоричность отступала и мысль о возможном замужестве посещала мозги, всегда представляла себе совершенно иное. Роспись в загсе, скромный банкет на самых близких вроде мам-пап и самых лучших друзей в количестве максимум четырех штук с каждой стороны. И все это в антураже того, что задолго до торжества все друг друга более-менее знают. Здесь же из знакомых не было и половины. Со стороны Учих я знала только семью Итачи, даже Шисуи отчего-то не наблюдалось в обозримом пространстве, и это отнюдь не добавляло спокойствия. — Да, все нормально, — так же тихо наконец откликнулась я, осторожно придержав широкий рукав кимоно и сцапав со стола пиалу с слабым персиковым вином. Бесконечные оценивающие взгляды других гостей, некоторых из которых я видела впервые, иногда вставали буквально поперек горла и лишали всякого покоя. Я, на самом деле, никогда не боялась излишнего внимания, но на него я привыкла отвечать прямым взглядом и кривыми усмешками, здесь же это было неуместно. Откровенное противостояние могло вызвать ненужные недопонимания, которых по факту хотелось избежать. Что бы я ни говорила прежде, но, если опустить все неудобства в виде подготовки к бракосочетанию, в этом союзе действительно было много практической пользы и для моей семьи в том числе. Пару дней назад, например, на одну из плантаций в северной части страны, было совершено нападение. Совпадение или нет, но после этого сразу три семьи, благо не из Конохи, предложили свою протекцию клану Намикадзе для защиты шёлковых плантаций. Другими словами, того минимума, что прежде выделялось нашим кланом для защиты бизнеса, не хватало. И выделить дополнительных людей для этого мы так же не могли, потому что и перед Конохой у нас были обязательства. А нанимать для этого сторонних людей не хотелось от слова совсем. Хотя сейчас, конечно, выбора как такового не было. Вот и выходило, что куда органичнее было заключить союз с Учихами, чем надеяться, что рано или поздно нанятые со стороны люди не решат нас подвинуть от кормушки. В случае нашего союза были хоть какие-то гарантии, основанные на взаимной выгоде и родстве главенствующих в кланах семей. Поэтому все неприятные для гордости взгляды приходилось игнорировать, на все понимающие и одобряющие хмыки со стороны носителей шарингана в мою сторону закрывать глаза. И как бы ни было трудно мирится с ролью племенной кобылы, терпеть сцепив зубы. Еще больше цепляло гордость то, что в момент, когда по традиции обеими сторонами должны были обсуждаться мои славные достижения в быту, по типу высокого мастерства в домоведении или на рукодельном поприще, за столом царили вынужденно другие темы. Иными словами, хвастать обо мне было нечем, и в паре лиц женщин Учиха это нашло отражение в виде пренебрежительных гримас. Еще одной «приятной» частью было, что две по сути абсолютно посторонние девушки подобно хищным орлицам каждые пять минут оценивали мой внешний вид, зорко следя, чтобы краска с губ не съелась, а тушь из угля и кучи каких-то масел на осыпалась комочками на щеки. Это тоже добавляло определенной нервотрепки, потому что от каждого такого взгляда я замирала, молясь, чтобы все было хорошо и мне не пришлось покидать стол, чтобы «припудрить носик» совместными усилиями. — Мы можем пройтись, если ты устала, — предложил Итачи, стоило мне оценивающе прицелится на жареного осьминога. Не то чтобы мне сильно хотелось куда-то идти со спеленатыми узкой юбкой ногами, но сидеть во главе стола под перекрестком десятков взглядов хотелось еще меньше. Я коротко кивнула, подавая руку в протянутую ладонь. Учиха помог подняться, придерживая за локоть, и неторопливо повел в сторону седзи, выводящей во внутренний двор. На улице все еще было жарковато, но дело близилось к закату, и со стороны нет-нет, да прилетал прохладный ветерок. Неспешно вышагивая в белых таби по чисто вымытым половицам энгав, я постепенно приводила душевное равновесие в порядок. Итачи рядом молчал, но боковым зрением я видела, что взгляд темных глаз вновь и вновь возвращался к моему лицу, изучая подведенные черным и красным глаза и выкрашенные в алый губы. — Ты прекрасно выглядишь сегодня, — тихо и проникновенно признался он, стоило нам остановиться напротив растущей чуть в отдалении сакуры. Очень хотелось пошутить на тему «а в другие дни выгляжу не очень?», но я воздержалась от клишированного кокетства, благодарно кивнув в ответ на комплимент. Весенний вечер пах одуряюще сладко, а может, так казалось, после показавшегося сложным присутствия на банкете. Тем не менее сейчас я жадно вдыхала теплый воздух, лениво разглядывая вполне живописный сад поместья Учих. Осыпанные белым мелким каменным крошевом извилистые тропинки меж островов зеленой травы, ажурно изогнутый ствол сакуры, отцветшей пару месяцев назад, перестук журчащего цукубая где-то в стороне сакуры. Перезвон колокольчиков со стороны беседки. Сад имения был выполнен с любовью и всем почтением к японской культуре и казался едва ли не центром культурного наследия во всей деревне. — Я думаю назначить дату на начало осени. Конец сентября, если все сложится удачно, — заговорил Итачи, когда молчание лично для меня стало вполне себе уютным и исчерпывающим. Не покоситься на парня с праведным ужасом хотелось до одури, но я вовремя сумела сдержать собственный порыв, с запозданием молчаливо кивнув. Ладно, давайте совсем уж откровенно: представьте, что вам неожиданно сваливается на голову перспектива скорой свадьбы с вашим другом. Не с тем, на которого вы долгое время тайно фапаетесь, а с тем, все достоинства которого вы в целом признаете, но которого никогда прежде не представляли рядом с собой в разных интимных ипостасях. У меня неожиданно подскочил пульс и как-то резко и неожиданно в голову закралась просто дебильнейшая мысль: «это не шутка, это происходит на самом деле». — Неплохое время года, — признала я спустя пару минут, когда тишина стала в край неуместной. Мне кажется, со стороны мы напоминаем Бибу и Бобу… — Аника, — вдруг позвал он, и вот тогда-то мне пришлось наконец взглянуть в серьезное лицо, обращенное ко мне. Но прежде, чем какой бы то ни было разговор состоялся, Итачи шагнул ближе, подцепил подбородок горячими пальцами и припечатал губы решительным и совсем не детским поцелуем. Чужой язык скользнул меж растерянно дрогнувших губ и прошелся по сцепленным зубам. Мама роди обратно, это что?! Чужие горячие губы снова влажно прихватили нижнюю губу, вышибая воздух. Глаза у меня закрылись сами собой, и стоило больших усилий не поддаться навалившейся слабости и не застонать в голос, когда горячая ладонь сжала в кулак ткань между лопаток, притягивая еще ближе к себе. Кто бы мог подумать, что Итачи, так крепко сросшийся со своей маской невозмутимости, может быть таким пылким… А еще в голове настойчиво заскреблась веселая мысль, что действовал Учиха очень уверенно и настойчиво. Точно зная, что и как делать. Интересно, как он этому учился? В книжках Джирайи на помидорах или в Конохе нынче целый склад разбитых девичьих сердечек? Когда влажный язык парня с явным намеком на уместность капитуляции в очередной раз прошелся по моим зубам, и в груди вспухло желание поддаться, я наконец возмущенно замычала и откинула голову, разрывая поцелуй. — Какого черта? — полузадушенно зашипела я в лицо невозмутимо разглядывающего меня парня, обеими руками упираясь в крепкие плечи и силясь увеличить такую неприлично короткую дистанцию. В сомкнувшихся вокруг руках было очень жарко и очень волнительно. А на губах парня отчетливо алела моя краска для губ. Боюсь представить, что творилось с моим лицом теперь. — Это попросту глупо, — в таком же севшем, как и у меня голосе, отчетливо слышалось усталое непонимание. — Неужели ты думаешь, что попытки играть в просто друзей уместны? — Вообще не понимаю, о чем ты говоришь, — возмущенно прошипела я, не оставляя попыток выбраться из чужих объятий. — Ты смущаешься всякий раз, если я смотрю на тебя дольше пары минут. Краснеешь, если я прикасаюсь. Абсолютное спокойствие со стороны Итачи раздражало до зубного скрежета и ярких вспышек агрессии. — А ты меня поменьше трогай! — Раздражаешься, если другие девушки проявляют ко мне симпатию… — Что за бред вообще?! — не желая слушать подобную ересь, недовольно перебиваю я парня, оставляя попытки отстраниться и упирая указательный палец почти в самый кончик учиховского носа. — Я нравлюсь тебе… — Вздор! Это все подростковые гормоны! — из какой-то странной, непонятной даже мне самой вредности продолжаю упрямиться я, снова принявшись безрезультатно оттягивать со своей поясницы чужие руки. Гадство, он что, из титана отлит? Почему даже на сантиметр сдвинуть загребущие ручонки не выходит? — На своих сокомандников ты так не реагируешь. Серьезно? Он ведь не может знать наверняка. — Да отпусти ты меня уже! — понимая, что руками тут ничего не решить, я принялась крутиться подобно ужу на раскаленной сковородке, всем телом пытаясь выскользнуть из западни. Итачи, продолжая невозмутимо прижимать к себе, тяжко вздохнул, мученически воздел бледное лицо вверх и выдал то, что заставило замереть и пораженно уставиться на ворот учиховского темно бардового кимоно: — Ты мне тоже нравишься. Как девушка. — Я тебя сейчас стукну, — не отрывая застывшего взгляда от едва различимой строчки ниток, пообещала я. В голове стало как-то подозрительно тихо — все мысли, здравые и не очень, позорно капитулировали. — Это принципиально? — Что? Удивленно вскинулась, впервые за последние пару минут прямо заглядывая в такое изменившееся лицо друга. Итачи действительно вырос. Возмужал. И игнорировать это с каждой секундой разглядывания его лица становилось все сложнее. — Принципиально отрицать очевидное и противиться естественному? — Разумеется, — растерянно призналась я, чувствуя, как тяжело бухающее сердце плавно подкатывает к горлу. Удивительная глубина черных глаз. Кажется, в том, в реальном мире, такого оттенка радужек у людей просто не существовало. Или я никогда с таким не сталкивалась… Новый поцелуй был другим. Мягче, медленнее, взаимнее. Впрочем, мягче и медленнее он был ровно до того момента, пока я не решилась разомкнуть плотно сомкнутые губы и позволить собственному языку коснуться чужого. Я никогда бы не подумала, что он может быть таким. Что может с таким остервенением впиваться в спину пальцами, грозя оставить синяки, что может так порывисто впиваться в губы своими, раз за разом пуская в дело зубы. Учиха отстранился, лбом упираясь в мой лоб и тяжело выдохнул, запуская целый табун мурашек по спине. Нет. Не мальчишка — юноша. Юноша, из-за хорошей выдержки которого я по собственной глупости решила, будто все человеческое ему чуждо. Только, видимо, гормоны и хваленый огненный характер Учих никуда не денешь, и надолго под маску не затолкаешь. — Мне не нравится, что ты думаешь, будто наш союз фикция, — надсадно шепчет он, так и не справившись с тяжелым дыханием, и я тяжело сглатываю, отчетливо ощущая, какие ощущения это порождает в моем собственном теле. — Но… — Нет! Замолчи! Ты нравишься мне, и я знаю, что нравлюсь тебе. У нас свадьба всего через пять месяцев, — он замолкает, тяжело сглатывая. И пытливый взгляд темных глаз снова опускается на мои губы. С таким интересом, будто на них вдруг обнаружилась карта сокровищ. — И, если ты все еще не передумала, нам стоит начать привыкать друг к другу. — Я привыкла к тебе давным-давно, — сама понимая, что лгу, блею я, изучая лицо напротив. Он усмехается, на короткое мгновение прикрывая глаза. Чуть сильнее нажимает лбом на мой лоб, в легком намеке на «бодание». А открыв глаза смотрит мягко и как будто укоризненно. — Привыкать быть больше, чем просто друзьями, — поясняет он, принявшись невесомо поглаживать спину поверх перекрутившегося кимоно. — Привыкать к близости, к прикосновениям. — Ладно, — совсем уж жалко шепчу я, полностью капитулируя под этим напором. В конце концов, в этом ведь было рациональное зерно размышлений. — Ладно, — так же тихо, но куда увереннее откликается Итачи, чуть наклоняя голову, чтобы оставить невесомый, почти невинный по сравнению с остальными, поцелуй в уголке губ. — Кстати, насчет моей реакции на сокомандников в сравнении. На Какаши мое тело тоже реагирует неоднозначно. Наверное, говорить это с таким беспечным выражением не стоило. Взгляд темных глаз словно выморозился изнутри. Разглядеть, как старательно парень пытается упихать собственные эмоции под маску невозмутимости, было бы даже забавно, если в тот же момент я не осознала, что пытаться драконить кого-то с подобными силами — неразумно по отношению к тем, на кого это недовольное внимание может по итогу обрушиться. Не то чтобы я сомневалась в Какаши. А вот в себе очень даже, если Учихе взбредет в голову психануть. — Я был бы тебе признателен, — он замолчал, и вежливая, спокойная интонация под конец явно сломалась, приоткрывая истинные эмоции. Только вот сделав паузу и собравшись с силами, продолжил он так же невозмутимо: — Если бы ты… Свела контакты с Хатаке к минимуму. Я хмыкнула, понимая, что контактировать с Копирующим еще реже означает вообще покинуть деревню, но за благо решила промолчать. — Думаю, тебе понадобится помощь тех девушек, прежде чем мы вернемся в комнату, — Итачи отстранился, с многозначительным взглядом мазнув по моему подбородку. — Тебе бы тоже не помешало, — я ткнула аккуратно подпиленным ногтем в чужие губы. Лицо Итачи и в самом деле требовало мыла и воды, и этот вид неожиданно разволновал по новой, заставляя меня краснеть и растерянно отводить взгляд. А уж какой моральной выдержки стоило не вскипеть, когда две молодые девушки появились на энгаве с небольшим чемоданчиком наперевес, чтобы восстановить макияж, я и вовсе промолчу. И в залу я позже возвращалась с горящим под белым гримом лицом и отчетливо стучащем в ушах сердцем.