Дневник Поттера.

      «В этом мире ужаса, боли и мрака свет слишком призрачный и эфемерный. Он беспощадно режет глаза, а также души тех, кто до сих пор верит в победу добра над силами зла. И мы окутаны мраком до мозга костей, и словно в плесени мир гниет под ядовитыми чарами великого темного мага всех времен и народов. Лорд Волан-де-Морт – мор всего человечества. Страшный, беспощадный, смерть несущий…       Правда в том, что я всегда был слаб. Всегда. Возложенные другими волшебниками на хрупкие плечи мальчика-сироты надежды рухнули, я не дал шанса им оправдаться. «Гарри Поттер» рухнул, словно вавилонская башня, возводимая Дамблдором во имя добра и света. И это моя исповедь, я – Гарри Поттер, тот самый «мальчик, который выжил». И прежде, чем переступить черту окончательно, поведаю миру всю правду о себе и о том, что на самом деле представляет из себя платформа номер девять и три четверти».       Гарри отложил в сторону перо и шумно вдохнул воздух полной грудью, уставившись на тощие руки. Сквозь бледную кожу просвечивали голубые с легким лиловым налетом вены. Затем взгляд сконцентрировался на множестве шрамов от глубоких и неаккуратных порезов, их было не пять и не десять, намного больше.       – Господи, как же я устал, - прошептал он и обернулся назад, старый невзрачный больничный стул заскрипел неприятным и плачущим стоном. За спиной Гарри на кушетке, беспокойно посапывая, спал такой же до болезненности худой и высокий, пугающе бледный с гривой рыжих волос парень. Рон Уизли – лучший друг, возлюбленный и любовник Поттера, а так же, как и сам Гарри, пациент психиатрического отделения больницы святого Мунго. Собственно познакомились эти двое именно здесь, на групповых занятиях психотерапии у профессора Макгонагалл.       Не смотря на то, что давным-давно был объявлен отбой, Поттер вопреки правилам не спал, более того в его одиночной палате ночевал еще один пациент, который должен был находиться этажом ниже, в общей палате для сна. Все это стало возможным, потому что Гарри сумел договориться с санитарами и выпросить у них разрешение на присутствие друга в палате и ночное бдение для заполнения личного дневника, что обладало, со слов самого парня, архиважностью для прогресса в лечении, назначенном доктором Макгонагалл. К слову сказать, этот дневник не имел прямого отношения к длительной психотерапии автора. На самом деле Креб и Гойл, санитары ночной смены, глубоко плевали на прогресс в лечении «этих чертовых психов». Все, что их интересовало – утоление жажды собственных, низменных, порочных и алчных потребностей. Умения Гарри утолять жажду и охлаждать мужской пыл достигли определенного уровня мастерства за годы выживания под чутким надзором дядюшки Вернона и его излюбленного чуланчика под лестницей, где Поттеру десятки раз доводилось столкнуться с подобной необходимостью. Таким образом, парень втайне от возлюбленного, но во имя их любви и свободы мыслеизложения, прибегнул к данному способу решения проблемы. Мгновения те были наполнены призраками прошлого и настоящего: все сильнее стесняя дыхание парня, Креб и Гойл будто растворялись в пелене тоскливого бреда и Гарри мерещились то Дамблдор, то Том Реддл.       Посмотрев на спящего Рона, парень поежился, повернулся к письменному столу и снова схватился за перо. В голове хаотично плясали образы, которые следовало систематизировать и изложить на бумаге, но у Поттера, по обыкновению своему, плохо получалось излагать материал в строгой хронологической последовательности или хотя бы так, чтобы связывать события единой логической нитью. Минерва Макгонагалл на индивидуальных сессиях говорила, что Гарри не может контролировать поток своих воспоминаний и вымыслов в связи с сильными шоковыми потрясениями, пережитыми ранее, она называла это психотравмой. Поттер никогда не верил этой женщине, пусть она и была врачом-психиатром, доктором медицинских наук, он ей не верил.       «Я волшебник… Волшебник!» - сам того не замечая, парень нацарапал слова острием пера на полированной поверхности столешницы. Гарри уставился на получившуюся надпись стеклянными глазами, из молочно-серой дымки на поверхность сознания проступили образы – воспоминания, юноша макнул кончик пера в чернильницу и накрыл выцарапанную надпись дневником. Он начал переносить историю из головы на бумагу.       «Правда в том, что я трус. Всегда был трусом.       Помню тот таинственный, неясно обволакивающий свет и шестнадцатилетнего юношу при нашей первой встрече (если не брать во внимание ночь в Годриковой впадине и человека с двумя лицами, то это была первая полноценная встреча с Волан-де-Мортом, хотя с кем имел дело в тот момент не знал). Я нерешительно спросил его тогда: «Ты что, призрак?». А он ответил мне: «Воспоминание». Еще там была девочка на год младше меня. Кажется, ее звали Джинни… Джинни Уизли».       Гарри вновь обернулся к Рону и задумчиво уставился на друга.       - Неужели он не помнит, это так странно. Рон. Ничего не помнит, но ведь он тоже был там. Разве эта девочка – Джинни Уизли – не его родная сестра? Как же все это странно. Я уверен у Рона сильная амнезия, но почему же он не верит мне и даже не пытается вспомнить. Хотя,.. – Гарри горько усмехнулся, отвернулся назад и продолжил писать своим неаккуратным, слегка корявым почерком:       « – Помоги мне, Том. Давай унесем ее отсюда. Пожалуйста, помоги… Я как слепой, мокрый, брошенный котенок сидел подле него, такого высокого, статного, красивого, равнодушного и сильного. У меня замирало сердце, тряслись поджилки, страх сковывал стальными тисками все тело, но я благоговейно взирал снизу вверх на Реддла и, барахтаясь в своей унизительной трусости, восхищался этим волшебником.       Своими цепкими и колючими, холодными глазами Том наблюдал за мной. Лениво крутя мою палочку в своих бледных пальцах, он скривил углы рта в улыбке:       - Она тебе больше не понадобится.       - Почему не понадобится? – в замешательстве спросил я, ощущая, как тошнота подступает к горлу. Мне было дико страшно, еще немного и сердце грозило разорваться на кусочки.       У Реддла едва заметно раздулись ноздри.       - Я долго ждал этой минуты, Гарри Поттер. Возможности увидеть тебя. Поговорить с тобой. И мы будем говорить именно здесь и сейчас, - промолвил он, одаряя меня плотоядной улыбкой, спрятав при этом волшебную палочку в карман. Уже в ту минуту пришло понимание, что проиграл ему и что никогда мне не одержать победы в этой битве. Том Реддл, словно ангел, исполненный в черных тонах, сошел с небес мрачной и скотской жизни Гарри Поттера, чтобы научить силе и приоткрыть завесу тайны, показать ту истину, в которой нуждался двенадцатилетний, брошенный и никому не нужный мальчик.       - Знаешь ли, Гарри, какая смертная скука выслушивать излияния одиннадцатилетней глупой девчонки, - алчно впился взглядом в мое лицо Реддл. – Но я был терпелив. Отвечал и проявлял сочувствие, я был добр, - слова о доброте вызвали на его лице гримасу презрительной глумливости. – И Джинни полюбила меня. Если уж я решил, то непременно очарую того, кто мне нужен, - раздался леденящий душу хохот, дико не соответствующий облику красивого и утонченного шестнадцатилетнего подростка.       От его хохота волоски на теле зашевелились, но я был очарован, и это вызывало жуткий стыд и чувство вины, ведь Дамблдор… и все остальные – я был их надеждой. Все те люди, что возлагали надежды и ждали от меня героизма, что верили в отвагу и честь, храбрость, которых и в помине не было. Да и откуда всему этому коктейлю спасителя мира взяться в мальчишке, никому не нужном, брошенном сироте? Какие же они глупцы. Что тогда, что сейчас – презираю их! Никто из них даже не пытался мне помочь. Справиться с угнетающей реальностью, которая обволакивала своей мерзопакостной слизью и утаскивала на самое дно. Вспомнить хотя бы методы «дрессировки безродного пса» дядюшки Вернона. Где тогда был Дамблдор?.. Но я отвлекся.       - Джинни изливала душу, а мне как раз ее душа и была нужна. Я впитывал ее глубинные страхи, самые потаенные секреты и наливался жизненными соками, становился крепче, сильнее. Моя мощь так выросла – куда там маленькой мисс Уизли. У меня накопилось столько энергии, что я начал обратное излияние – напитал мою маленькую подружку собственными секретами – секретами теперь уже моей души…       Во рту пересохло, думал, что глаза лопнут от перенапряжения, я буквально ловил каждое его слово, внимал и растворялся в пламенной тираде Тома. Внутри разрасталось нечто обжигающее и большое. Это не было похоже ни на что доселе испытываемое мной, ведь обычным делом было постоянно испытывать страх.       - Гарри, - на сей раз Реддл почти прошипел, словно змея, - что я вижу, Гарри?       О, эта насмешка в голосе, во взгляде, мимике и даже позе, насмешка во всем. Не забуду никогда! В тот момент я задрожал, как осиновый лист. В Реддле сконцентрировалась неимоверная мощь, и она волнами исходила от него во все стороны, пронизывая собой все. Меня эта мощь ласкала, вызывая дрожь и головокружение. Я был полностью во власти фрагмента, воспоминания из дневника.       Именно тогда Лорд Волан-де-Морт покорил сердце Гарри Поттера окончательно. Да, я растворился в его власти. И без утайки говорю, несмотря на нежный возраст, этого я ждал всю жизнь. Я почувствовал и понял, что Том Реддл тот самый учитель способный научить, взрастить во мне силу, мощь, способность покорять и властвовать, уничтожить всех врагов, справится со всеми своими демонами, не дающими спать длинными и тоскливыми ночами.       Да, все это оказалось полной чушью, но имеет ли это значение сейчас? Думаю, что нет, ведь смысла нет ни в чем. Вот она самая большая правда. Все бессмысленно. Каждый наш выбор и шаг рано или поздно приведет к одному единственному исходу – пустоте, хаосу или смерти. Но это тоже не имеет значения, все эти понятия тождественны. В основании лежит – отсутствие. Отсутствие чего-либо.       - Что это, Гарри? – восторг распирал его изнутри. – Неужели ты готов? Сегодня, здесь ты сделаешь свой самый главный выбор!       - Выбор?       Реддл проигнорировал мой вопрос, задав встречный:       - Мне интересно, Гарри, ты уже догадался, с кем имеешь честь говорить?       - Ты Том Реддл, фрагмент дневника, который я нашел в женском туалете.       - Фрагмент чьего воспоминания, Поттер? – требовательно обратился он ко мне. – Я дам подсказку. Как это вышло, что ребенок, не обладавший особенными чарами, смог одолеть величайшего в мире волшебника? Как ты спасся, отделавшись только шрамом, а лорд Волан-де-Морт утратил всю свою мощь?       В его алчущих глазах загорелись странные красные огоньки.       - А почему тебя это так волнует? – первое, что пришло в голову, я был в замешательстве, слишком много всего навалилось разом.       - Волан-де-Морт – это мое прошлое, настоящее и будущее, - произнес с расстановкой Реддл. Он достал мою палочку из кармана и стал чертить ею в воздухе, написав три мерцающих слова: Том Марволо Реддл. Затем взмахнул палочкой, и буквы перестроились в другом порядке: лорд Волан-де-Морт. Меня словно надвое раскололо. А угнетающий животный страх, восхищение и чувство вины смешались воедино. Как завороженный кролик перед удавом я взирал на Реддла и не верил в реальность происходящего. Тогда казалось, что быть такого не может.       - Ты убил моих родителей, - тихо вставил я, это была жалкая попытка достучаться до здравого смысла. Никчемный рывок преданности светлому волшебству, любви матери, о которой я ничего, по сути, и не знал.       - Нет, Гарри, это глупость погубила твоих родителей, - с лица парня сошла улыбка, и взгляд стал еще холоднее и пронзил жуткой ненавистью. – Как ты думаешь, я трус?       Признаться честно, я опешил. Рот открылся, но никакого ответа не последовало. Я себя всегда считал трусом, но являлся ли таковым Темный Лорд, об этом никогда не думал. Если на то пошло, то все что я знал о Волан-де-Морте, вся информация и мнение о том, что это за персонаж формировались извне, например, такими людьми, как Дамблдор, Хагрид или другие волшебники, явно являющиеся антагонистами самого Реддла. Давался ли шанс подвергнуть все это сомнению – пожалуй, нет.       - Ответь, Поттер, ты считаешь меня трусом?       - Я… Я не знаю, Том, - честно признался я тогда.       - А ты поразмысли. Могущественный маг убивает беззащитное и беспомощное дитя, врываясь в дом его родителей под покровом ночи, заставая их врасплох. Это похоже на трусость?       Я так и не нашелся, что ответить. Помню, мне нестерпимо тяжело стало держать голову и туловище девочки приподнятыми, и я опустил ее на мокрый бетонный пол.       - Да, Гарри, это трусость. Узнать кое-что и испугаться до такой степени, что единственной важной целью становится – убить младенца.       У меня голова шла кругом       - Твои родители не оставили мне выбора, Гарри. Я предлагал им мирное решение.       - О чем ты говоришь? – ошалел я.       - О да, версия, которую тебе поведал сам Дамблдор, весьма отличается от того, что было на самом деле. У Темного Лорда не было цели убивать тебя крохой, Поттер. Ты мог бы стать его верным учеником, последователем, кем-то большим, чем просто мальчишкой, который выжил! – голос Тома сорвался на крик. – И какого же было мое разочарование, когда твоя глупая мамаша сказала «нет». Это они, Гарри, твои родители, они сами подписали себе смертный приговор, ибо Темный Лорд дважды не просит! Ты любопытный экземпляр. Как я уже сказал, как же вышло так, что ребенок, не обладавший особенными чарами, смог одолеть величайшего в мире волшебника?       Это было выше моих сил – отвечать на подобные вопросы.       - Любовь?.. Древняя и великая магия. Любовь, которой защитила тебя Лили Поттер? Или быть может что-то менее слащавое и более реалистичное, а, Гарри? А что если это ты сам? А не какая-то там пресловутая псевдомагия под названием «любовь»? Кто ты такой, Гарри, что из себя представляешь?       Том подошел ко мне вплотную, положил на мою бледную щеку свою не менее бледную ладонь и приподнял голову так, чтобы наши глаза встретились. То, как он смотрел на меня… Да, абсолютно точно, это было неподдельное желание. Лорд Волан-де-Морт хотел меня. И я интуитивно поверил ему, я доверился всем этим сигналам, исходящим от величественного Тома Реддла.       Возможно, такова судьба. Но сейчас это не имеет никакого смысла. Волан-де-Морт победил – волшебный мир погрузился во тьму, но я так и остался неприкаянным. Да, как учитель, наставник и … любовник Том пытался вырвать меня из цепких лап болезненного отчуждения, но ему так и не удалось. Никому не удалось. Ни Драко. Ни Снеггу. И Рону, это тоже плохо удается. Я всегда один. Я и мои демоны рыщут повсюду в поисках возможности досадить мне, снова разворошить все раны, снова проходить через боль. Я ненавижу это. Ненавижу. И каждый раз кажется, что во всем виноваты мои родители, затем Дамблдор и наконец-то эти мерзкие Дурсли.       - Скажи, Гарри, ты готов познать истину? – темный ангел взирал сверху, его бархатистые пальцы неуловимо коснулись моих обветренных губ. Меня и прежде трогали, нарушая границы дозволенного, слишком интимно, но так не трогал никто и никогда. Это было впервые и все вокруг поплыло в неясной пелене. Том чувствовал то, какой я есть, он, словно знал меня всецело, и это явственно ощущалось. Тогда-то я и предал волшебников решивших, что Гарри Поттер мессия, пришедшая в мир, чтобы избавить его от темного, великого лорда Волан-де-Морта. Они ошиблись.       - Г-готов…       Первой сорванной печатью стала смерть Джинни Уизли. Рыжая девчонка, сестра Рона… Ее судьба заключалась в том, чтобы подарить вторую жизнь тому, кто эту жизнь с легкостью у всех отнимал – Тому Марволо Реддлу. Лорду Волан-де-Морту.       Правда в том, что я всегда был слаб. Слаб и труслив. Вот в чем правда.»       Гарри перестал писать и замер. Так, в полной неподвижности, прошло несколько минут, затем парень закрыл увесистый блокнот и встал вместе с ним из-за стола. Гарри тихо подошел к кушетке со спящим Роном, и непонятно откуда беря силы для такого тощего юноши, приподнял матрац вместе с другом, и глубоко засунул дневник между опорной сеткой и ватным матрацем. Потом Гарри нежно поцеловал Рона в лоб и, свернувшись калачиком, заснул на полу подле кровати, так и не потушив свет ночника в палате. За окном на востоке небо слегка затронуло зарево.