Стальной алхимик: Песочные часы пустынной розы!

Едва выйдя из поезда, Эд побежал в сторону горы, на которой располагалась могила Сакуры. Он чувствовал, что первая зацепка рядом, но кто бы мог подумать, что она все время была у него перед самым носом?! - Куда мы бежим, братик?! - недоумевал Ал. - Могила! Там есть подсказка о местонахождении Сакуры! Дыхание сперло, холодный воздух обжигал горло и легкие, а волосы липли к мокрому от пота лбу. Тяжело дыша, Эдвард упал перед могилой на колени и принялся неистово копать ее руками. Хорошо, что на них были алхимические перчатки! Младший Элрик остановился рядом, опершись руками о колени. Он пристально наблюдал за братом, недоумевая: что может быть спрятано в месте захоронения их лучшей подруги? - Оно здесь, я чувствую... Нашел! С радостным криком Эдвард извлек из снега несколько лепестков розы, на удивление сохранивших свою свежесть и целостность. Вне себя от счастья, он бережно прижал их к груди и закружился на одном месте, раскидывая ногами снег. Кто бы мог подумать, что такие мелочи могут принести столько счастья? - Да! Мы это сделали! Хока не солгал!!! - Братик, с тобой все хорошо? - с сомнением в голосе спросил Альфонс. - Все замечательно! - Я вижу... - Неужели ты не понимаешь, Ал?! С их помощью мы сможем узнать, что она видела в последние минуты своей жизни! Возможно это и есть наш шанс! - Но как? - С помощью специальной пентаграммы и собственных способностей! - Эд повернулся к нему, хитро сверкая глазами. - Мне не нравится эта идея... Элрик младший дочерчивал на отсырелых деревянных досках последнюю линию. Внутри тюремной камеры, в которой находились алхимики, было холодно. Солнечный свет, пробивающийся через зарешеченное окно, падал прямо в центр помещения, словно метка, обозначающая, где должны лежать лепестки. Причина выбора места заключалась в отсутствии свидетелей (особенно полковника), а также, если парней постигнет неудача, в избежании лишних жертв. Прислонившись спиной к стене, «Стальной» ждал, когда пентаграмма будет готова. Он бережно сжимал находку в руке, стараясь не повредить ее. Воспоминания нахлынули новой волной, но на этот раз не причиняя боль, а усиливая страх. С каждой секундой все больше и больше образ Сакуры мелькал перед его глазами, словно призрак. - Готово, - устало произнес Ал. - Ты уверен, что справишься? - Сейчас или никогда! Я слишком долго ждал и не прощу себе, если отступлю! Все получится! Глубоко вздохнув, Эдвард осторожно положил лепестки прямо в центр пентаграммы и сел на колени. Холодный воздух тяжело давил на плечи, скопившаяся за долгое время пыль щекотала нос. Звенящая тишина оглушала. Алхимик поднес ладони лицевой стороной вниз и сосредоточился. Из его пальцев вырвались тонкие линии молний, устремившиеся прямо к лепесткам. На секунду он испугался, что они разорвут нежную тонкую материю, но все обошлось: электрические разряды окутали лепестки, поднимая их в воздух. В следующую секунду глаза Эдварда прожгло острой болью. Он закричал и схватился за них руками, однако это не помогло. Слезы градом катились по его щекам, словно пытаясь выжать всю влагу, что накопилась в них. Встревоженный Альфонс попытался подбежать к брату, но ударился грудью о невидимый барьер, воздвигнутый пентаграммой в качестве защиты для того, кто находился внутри ее пределов. В голове блондина начали появляться образы, картины того, что видела Сакура: вот она сталкивается с ним на улице; сражается с Мигой, прячется в толпе от Уинри; получает от него первый «поцелуй»; сбегает в Бригс, приходит в себя в больничном крыле с очертаниями розы на руке; карабкается с братьями в гору, защищает их от Похоти... Вот оно! Сейчас должна появиться подсказка! Хоть что-то! «Ну же... Ну же!». Заснеженная буря сменилась на... песок. Обыкновенный серо-коричневый песок. Изображение угасло и «Стальной» снова оказался в камере. Перед ним маячил Ал, пытаясь привести в чувства. Но Эд ничего не видел и не слышал: все его мысли поглотила тьма. Он сидел на полу безвольной куклой, не моргая и не дыша. Его рот был открыт, оттуда тонкой струйкой стекала слюна, а глаза, пустые и безжизненные, подняты к потолку. Лепестки сгорели...